Ознакомительная версия.
Ночью, после утомительного дня, наполненного работой по саду, длительными купаниями на озере, сытной едой и изнуряющим тело и душу томлением, причина которого крылась во взглядах такого же измученного страстью Сергея, Эмма уснула, едва только ее голова коснулась подушки. И ей снова снился Холодный, она слышала его голос, видела его бледный, в испарине лоб, залитый кровью… Наверное, она закричала, потому что когда открыла глаза, то увидела, что рядом с ней стоит перепуганная Лора и держит ее за руку.
– Эмма, успокойся, тебе, должно быть, приснился ужасный сон… – Лора заботливо укрыла ее одеялом, погладила, как маленькую, по голове и, пожелав спокойной ночи, ушла. А Эмма так и осталась лежать с открытыми глазами, боясь снова уснуть, боясь повторения кошмара…
Когда спустя долгое время она снова услышала шаги на лестнице, сердце ее, казалось, перестало биться.
Сергей в своем черном халате, присев к ней на постель, склонился над ней и поцеловал ее в висок.
– Ты не должен был приходить… Нас может застать Лора, у вас будет скандал, вы будете кричать друг на друга, а потом, когда ты все равно уйдешь от меня, тебе некуда.., не к кому будет идти… – Она говорила это, чувствуя, как стучат в нервном ознобе зубы, как дрожит все ее тело.
– Я смогу снять для тебя квартиру в городе и приезжать к тебе туда каждый день… Я заплачу твои долги, и ты сможешь спокойно ходить по улицам, ничего и никого не боясь… Может, ты мне все-таки что-нибудь расскажешь?
Она чуть привстала, чтобы поближе рассмотреть его лицо, провела рукой по его голове, ощущая мягкость и шелковистость блестевших при лунном свете, льющемся из окна, серебристых волос, и сама поцеловала Сергея в губы.
– Полежи со мной, согрей меня… – Она притянула его к себе и, когда он лег, прижалась к нему всем телом. – Сережа.., я очень боюсь этого, но я должна тебе все рассказать…
* * *
– Это началось шесть лет тому назад… Мне тогда было четырнадцать… Мы с мамой приехали в Сухое… Есть такое село на Волге… Кажется, была чья-то свадьба, но я помню ее очень смутно. Помню, что была осень, деревня тонула в дожде и грязи, зато за ней были такие леса, такие красные и желтые деревья… А воздух был синий-синий, и пахло как-то по-особенному, по-осеннему мокрыми листьями, чем-то пряным и сладким.., да, еще пахло дымом… Изредка в середине дня являлось солнце. Там все так и говорили: являлось. На свадьбу приехала целая куча родственников, они пили самогон прямо из огромной молочной фляги, ходили все пьяные, веселые, орали песни и даже не помнили, наверно, как зовут невесту и из какого она села… И я тоже ничего не помнила, не знала, вернее, не хотела знать… Мне было там смертельно скучно, как, впрочем, и моей маме. Кроме того, мне приходилось постоянно мыть посуду… Стоял огромный чан с жирной теплой водой, куда я все время окунала какие-то бесконечные тарелки, а мама потом протирала их мокрым и холодным полотенцем… Я вообще не понимала, как мы могли с ней оказаться в этом богом забытом месте. Но родственников не выбирают. Я развлекалась там тем, что, перемыв гору посуды, шла к курятнику или в хлев, чтобы поближе рассмотреть птиц и животных… Я раньше никогда их не видела, и мне было интересно посмотреть, как выглядит вблизи петух, индюк… Среди гостей был мамин брат, он приехал из Сибири и тоже откровенно скучал. Он в отличие от других гостей вообще ничего не пил. Да и внешне сильно ото всех отличался… Он был какой-то чистый, в дорогом костюме, который так не вязался с разнузданными и растрепанными, одетыми во что попало краснолицыми деревенскими пьяницами… И пахло от него хорошо, не то лимоном, не то жасмином… Он сидел напротив меня за столом, сколько бы раз мы за этот стол ни усаживались, и подолгу смотрел на меня. У меня было такое чувство, словно он со мной о чем-то мысленно разговаривает… Когда к нему кто-нибудь обращался, он как-то рассеянно улыбался, словно не понимая, что от него хотят. Его звали Юрий Александрович, он был моим дядей по маминой линии… А папа умер как раз за год до этого… Быть может, я бы никогда больше и не вспомнила эту поездку, эту свадьбу, если бы не одно обстоятельство…
Сухое. Октябрь 1992 г.
Все гости сели в маленький голубой автобус и укатили в соседнее село. Последнее, что запомнила Эмма, это были размалеванные рожи ряженых, одетых невестой и женихом, которые мелькали за стеклами автобусных окон… И сразу стало тихо. Эмма осталась в доме одна. Какая-то женщина, имени которой она тоже не знала, перед тем, как взгромоздиться в автобус, сказала ей, чтобы она перемыла в доме полы. “Ведро и тряпки найдешь в чулане…"
И она принялась мыть полы. Подоткнув свое черное, в розовый цветочек, шелковое платьице, надела найденные здесь же, в чулане, резиновые большие боты, налила в ведро горячей воды, сыпанула туда стирального порошка и принялась за работу. Она мыла полы с каким-то отчаянием, думая о том, что никогда больше и ни за что не приедет в эту деревню и что вообще постарается жить так, чтобы не встречаться с этими людьми… В комнатах стоял тошнотворный селедочный запах, еще пахло луком и чем-то прокисшим… Отжав тряпку, Эмма вытерла руки о грязное полотенце, найденное за узкой металлической кроватью в темной комнате, подошла к окну и распахнула его, чтобы проветрить дом, но, увидев горящий на солнце оранжевый лес, замерла, испытывая неизъяснимое блаженство… Ее разгоряченное лицо освежал прохладный ветерок, где-то скрипела калитка… Эта сияющая красота осеннего леса и ярко-синего неба ослепила ее… И как же все это великолепие не вязалось с людьми, которые жили в окружении этой красоты… Этот большой и бестолковый дом со старой мебелью, пыльными зеркалами, неровным полом и облупленными подоконниками…
И вдруг она увидела ЕГО. Он стоял прямо напротив нее, за забором, и снова, как тогда за столом, смотрел на нее… Она смутилась и отошла от окна. Значит, он не поехал с остальными гостями. Эмма домыла полы, вышла, звеня ведром, на крыльцо и, накинув на плечи широкий шарф (“чтоб не простыть”), стала мыть залепленные грязью ступеньки крыльца… Вода была черная и чуть ли не жирная от грязи, воду приходилось часто менять. Спина ныла, в ушах стоял звон… Последнее, что она помнила, это старый умывальник с куском земляничного мыла и ее собственные руки, густо намыленные, но все еще грязные от половой тряпки…
Она пришла в себя в лесу. Было холодно, так холодно, что, казалось, ей уже никогда не согреться. Она сидела на траве, вернее, на том самом шарфе, который раньше был накинут на плечи… Где-то над головой шумела листва, золотая и оранжевая листва берез, кленов… Неподалеку от Эммы находилась машина, красные “Жигули”, рядом стоял Юрий Александрович и курил.
Эмма вскочила на ноги, но голова ее закружилась, и она снова упала на траву… Одернула задравшееся платье.
– Как я здесь оказалась? – прошептала она, смертельно испугавшись и пытаясь понять по выражению лица своего дяди, что же здесь произошло. – Меня тошнит, мне плохо…
– Ничего особенного… Просто ты мыла крыльцо, утомилась, наверно, и упала в обморок… Я привез тебя сюда… А теперь ты надышалась свежим воздухом, и тебе станет легче…
Юрий Александрович был высоким крупным мужчиной лет тридцати семи, со светлыми прямыми волосами, тщательно зачесанными назад. Высокий чистый лоб, серые глаза, плотно сжатые светлые, словно обветренные губы, гладко выбритые щеки…
– Ну, давай-ка, поднимайся… – Он подошел к ней и, не сводя с нее глаз, взял ее за руку и рывком поднял с травы. – Вот и хорошо… Как себя чувствуешь?
– Не знаю.., словно меня разбавили водой…
– Ты случайно не БОЛЬНА?
Она пожала плечами. В голове по-прежнему стоял какой-то звон.
– Пойдем; я отвезу тебя обратно… А то спохватятся, будут нас разыскивать…
Он обнял ее и подвел к машине. Она села, машина тронулась…
А вечером, когда она с остальными женщинами мылась в бане, обнаружила в складках белья желтые и красные мелкие листья… А на одной ноге, повыше колена, большой фиолетовый синяк.
– Где это тебя так угораздило? – спросила ее одна из женщин, красная, распаренная, отвратительная в своей откровенной и страшной наготе и пахнувшая дрожжевым тестом.
– Она полы везде мыла, ударилась, наверно, да, Эммочка? Наталья, и чего это ты вздумала так назвать дочку? Имя-то больно уж странное… – отозвалась другая женщина с верхней полки, обращаясь к матери Эммы…
Луговое. Июль 1996 г.
Она замолчала, чувствуя, что все силы иссякли… И зачем она только рассказывала об осеннем лесе и синем небе? Ведь все произошло гораздо позже… И трудно сказать, послужила ли эта поездка в Сухое началом этой истории? Нет, она никогда не найдет в себе силы выложить все, что с ней произошло…
– Почему ты рассказываешь мне про твоего дядю?
– Не знаю… Быть может, потому, что пытаюсь что-то понять?..
Ознакомительная версия.
