– Пассатижи дать?
Отвертка начала гнуться, но металлический кружок золотистого цвета уже наполовину вылез из щели.
– Монета? – спросила женщина.
Я перевернул отвертку и, действуя ею, как крючком, вытолкнул кружок из замка. Он закатился под сиденье, и мне пришлось лезть за ним. Просунув голову между сиденьем и панелью, я некоторое время рассматривал грязные резиновые коврики и ржавые полозья. Отсвечивающий тусклым золотом кружок лежал под рычагом регулировки сиденья. Я дотянулся до него пальцами, взял его и поднес к глазам. Это была дешевая алюминиевая медалька, выкрашенная золотистой краской, с петлей для ленты. На одной ее стороне было написано «Участнику соревнований», а на другой «1 место».
– Пять рублей? – предположила женщина, когда я выбрался из машины, крепко сжимая находку в кулаке.
Я уже не видел и не слышал женщину. Ни слова не говоря, я быстро вышел из сарая, сел в свою машину и на мобильнике набрал домашний номер Сергеича.
– Сергеич, это убийство! – выпалил я, чувствуя, как от волнения у меня дрожит подбородок.
– Что?! – рявкнул Сергеич.
– Слушай меня внимательно, – произнес я, глядя в темное, покрытое каплями дождя окошко. – У меня есть неопровержимые факты. Все, что случилось с Лешкой, это хорошо спланированная акция. Его убили, понимаешь? Система смазки, двигатель, ремень безопасности…
– Все! – жестко произнес Сергеич, перебивая меня. – Ни слова больше. Я не хочу слушать этот бред. У тебя синдром навязчивых идей. Ты сколько водки выжрал, дюдик хренов?
– Сергеич, – как можно спокойнее сказал я. – Я звоню тебе из автосервиса. Ты можешь приехать сюда и убедиться в правоте моих слов. Ты когда-нибудь видел на поршне цилиндра нагар вроде шлака? А в замке…
– Вацура, я тебя арестую за незаконную детективную деятельность! – с угрозой произнес Сергеич. – Что ты несешь? Какое убийство? Я читал заключение экспертизы. Эта «Нива» какого года выпуска? Да ее еще при Сталине собирали пьяные рабочие! А когда она последний раз проходила техосмотр? Молчишь? Да она разваливалась на ходу! Ее поршни спеклись намертво из-за того, что масло попало в камеру сгорания через стертые кольца!
Он не давал мне рта раскрыть. Я сопел и слушал его крик. Окна в салоне запотели. Я не видел ни сарая, ни двери с табличкой «Сигнальте! Открыто всегда!».
– Предупреждаю тебя в последний раз: выкинь эту дурь из головы. Тут проблема в другом! Лешка взял с собой пистолет, и где теперь этот пистолет, никто не знает. Не нашли его ни в машине, ни у Лешки дома. Так что, жди в свою контору оперов с обыском.
Он оборвал связь. Я продолжал прижимать к уху онемевший мобильник. Все в одну кучу! Лешкин пистолет пропал. Может, он до сих пор в кювете валяется. Может, уже кто-нибудь подобрал. Как бы то ни было, милиция заволновалась, в том числе и Сергеич. А как иначе? Если о подозрении на убийство станет известно его начальству, то в автосервис немедленно нагрянет следственная бригада и очень быстро придет к выводу, что убийство могло быть организовано в Кажме. Сыщики станут выяснять, какого черта Лешку туда понесло. Вызовут на допрос меня, затем Ирэн. При всем своем желании мы с ней не сможем выгородить Сергеича и признаемся, что Лешка поехал в Кажму отрабатывать «субботник». А что такое «субботник»? Ах, значит, вместо милиции по заявлениям работали частные детективы? А кто эти заявления им передавал? Сергеич?.. И тогда Сергеичу несдобровать. В лучшем случае с него снимут погоны и турнут из органов.
Эх, Сергеич, Сергеич! Я с бессильной злобой врезал ребром ладони по рулю. Машина немедленно взвыла дурным голосом. Какая гиблая ситуация! Закрыть бы на все глаза и написать заявление в прокуратуру! Но это заявление Лешку не оживит, а Сергеичу всю жизнь поломает. А он аж четверых детей наплодил, жена вечно болеет, все хозяйство на нем висит. Жалко мужика! К тому же он много хорошего мне сделал: и с оружием помог, и помещение под офис выбил, и под свою опеку нас взял. Как можно его теперь предать?
Я завел мотор и включил обдув стекла. Из сарая выплыло оранжевое пятно. Казалось, это клоун изображает кругленький, аппетитный апельсин. Женщина приблизила лицо к лобовому стеклу и что-то сказала. Я не разобрал ни слова и приоткрыл форточку.
– Я говорю, что у вас глушитель прогорел! – повторила она. – И, кажется, коробка передач сопливится. Будет время, приезжайте! Сделаю бесплатно.
У меня теперь не будет времени, подумал я. У меня больше никогда в жизни не будет свободного времени. Я не буду ни отдыхать, ни пить водку, ни знакомиться на пляже с девчонками, ни кататься на скутере. Я с головой окунусь в расследование убийства несчастного Лешки. Я брошу на это дело все свои знания, опыт и силу мышц. Я разворошу, как муравейник, всю полумертвую Кажму и найду преступника. Теперь для меня это дело чести.
Глава 3
Как дожить до старости
Вентилятор накачивал салон холодным наружным воздухом. Я сидел с закрытыми глазами, откинув голову на подголовник, и слушал тихий шум, напоминающий звук льющейся из крана воды. Темнота вокруг меня и плотно закрытые веки не давали ощущения полного мрака. Мне казалось, что перед моими глазами кружатся желтые и зеленые круги, деформируются, расплываются, превращаются в россыпь золотого песка.
Наверное, это от усталости. Или от выпитого вина. Все-таки обманчивая это штука, алкоголь. Он всегда вовремя заставит расплатиться за то короткое удовольствие, которое доставляет, словно жестокий кредитор. И я расплачивался своими силами. Ноги и руки тяжелели, мысли словно залили клеем. Я воспринимал себя как глубокого старика. Мне стыдно было вспоминать о том, каким я был час назад. Мальчишка! Словоохотливый, торопливый, многословный и самоуверенный. Прыгал перед опытным экспертом, как петушок, и пытался учить ее жизни. А сам уже столько ошибок наделал!
Мой «жигуль» стоял в луже перед трассой, подставив грязный передок брызгам. Мимо пролетали машины. От тяжелых фур дрожала земля. Люди куда-то ехали, куда-то спешили, а я не знал, что мне делать и куда ехать. Вокруг меня была пустота.
«Учитель физкультуры пристает ко мне с грязными намеками…» Нет, не так. «Физрук что-то хочет от меня, а мой парень ревнует…» Как же было написано в том письме? Трудно сосредоточиться и вспомнить… А что сказал Лешка? «Это вовсе не ревность. Это мания…» Мания? Он сказал «мания» или «болезнь»?
Я тряхнул головой, пытаясь выйти из полусонного состояния, и взялся за рычаг передач. «Жигуль» тронулся, липко чавкая шинами, выполз из лужи, проехал несколько метров и снова остановился. Теперь машина стояла у самой трассы, и впору было включить поворотник.
Но куда поворачивать? Если свернуть налево, то, минуя Вятловку и Серебряный Ручей, можно подняться на Мокрый Перевал, а уже оттуда уйти на разбитую лесную дорогу, ведущую в Кажму. Прекрасный городок, в котором обитают призраки ученых и еще сохранился затхлый запах науки! Особенно интересно приехать туда поздно вечером в холодной машине. Романтика! С неба падает мокрый снег, ветер раскачивает деревья, на темных улицах ни души, в домах тускло светятся окна, и от порывов ветра скрипят ржавые ворота заброшенного химического института. Я буду разъезжать по дворам, распугивая тощих собак, и с умным видом качать головой. Когда мне это надоест, я поеду домой. Вернусь под утро, замерзший, голодный и злой. Выпью стакан водки и залезу под одеяло. И буду сутки спать с чувством выполненного долга.
А если поехать направо, то получить стакан водки и теплое одеяло можно будет уже через полчаса. Вот только с чувством выполненного долга будет напряженка.
Зачем я сжег письмо и стер сообщение Лешки с автоответчика! Что же я наделал, шляпа дырявая!
Я снова откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Письмо пришло из средней школы номер один. Это, пожалуй, единственное, что я помню отчетливо. Что я еще знаю? Его написала десятиклассница Вера Ш. Знаю, что в этой школе работает физрук, который пристает к этой девочке. И еще я знаю, что какая-то сволочь забила алюминиевую медаль в замок ремня безопасности, что в систему смазки «Нивы» попала какая-то гадость, что рядом с трупом Лешки были найдены плоскогубцы с инициалами «Я.Н.». И еще я уверен в том, что Лешка погиб по злому умыслу какой-то сволочи. Разве этого мало?
Я снова взял в руки мобильник.
– Сергеич, я еду в Кажму.
– Ты еще не угомонился? – спросил Сергеич усталым голосом. Я слышал приглушенные звуки кухни: бряцала посуда, кричали дети, громко ругалась женщина.
– Я тебя ни о чем не прошу, – сказал я. – Просто ставлю в известность.
– И что мне прикажешь с этой известностью делать? Как заботливая мамаша поглядывать на часы и пялиться в окошко, ожидая, когда ты вернешься?
Я пожалел, что позвонил ему. Но было поздно. Сергеича понесло.
– А если ты не вернешься к указанному сроку, я должен буду кусать от волнения ногти, обзванивать морги и срывающимся голосом описывать твои приметы? А потом бегать с фонариком по лесам, отыскивая твой труп?
