Работники музея приготовили двуколку для желающих покататься на лошадях. А Шувалов не сомневался, что после шести — семи рюмок желающие найдутся.
Еды и водки заготовили много. Поваров и официантов Андрей Иванович набрал из работников элеватора. Из города пригласили музыкантов. Правда, с ними договор был четкий — работают до девяти вечера, а потом — обратно. Но Шувалов считал, что и этого более чем достаточно: после девяти те, кто желает вернуться домой, точно начнут откланиваться. А те, кто останется, отсутствия музыки вообще не заметят. Часов с семи будут спорить о работе.
Андрей Иванович вспомнил какой-то старый анекдот, что трое пьяных итальянцев говорят об искусстве, трое пьяных французов — о женщинах, а трое пьяных русских — о работе.
Так вот, его жизненный опыт подсказывал, что об итальянцах и французах он ничего не знает, но вот, что касается русских — то это правда.
Андрей Иванович посмотрел на часы. «Пора», — подумал он.
Шувалов снова управлял автомобилем сам — после смерти своего водителя. Сказать, что он был опечален? Нет, не правда. К Кузину он относился совершенно равнодушно. Просто в то время у него было такое настроение, что ему было все равно, кто у него водитель. Теперь, после наметившегося выхода из депрессии, он смотрел на это дело по-другому. И если бы Кузин не умер, то Шувалов все равно его уволил бы.
Андрей Иванович лихо промчался десять километров, отделявшие территорию элеватора от этнографического музея, свернул вниз с трассы, проехал извилистой дорогой к главному входу, и поставил машину на стоянке.
На территории музея вовсю шуршала обслуга, накрывая столы. Шувалов с важным видом обходил столы, зашел в вагончик-кухню, осмотрел туалеты… Зашел даже в конюшню, где перекинулся парой слов с конюхом, готовившем двуколку.
У центрального входа весело засигналили. Андрей Иванович поспешил туда. Это приехали чоповцы. По уговору с их начальством, они должна были прибыть за час до гостей, чтобы хорошо поесть, прежде чем приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей. Для них был заранее накрыт отдельный стол.
Директор ЧОП попросил Шувалова водки им не давать. Но, насколько Андрей Иванович их знал, ребята могли привезти это с собой. А вот следить за ними Шувалов не собирался. Это в его обязанности не входило. В ЧОПе работают взрослые мальчики, и они сами знают, что им можно делать, а что нельзя.
Чоповцы уселись за стол, загомонили… Шувалов ушел в административный вагончик, плюхнулся в кресло, включил телевизор. Вроде бы все шло своим чередом, и можно было расслабиться. Сегодня, кстати, должна была приехать супруга.
Смешно, но в последнее время внешне отношения у них выглядели просто идеальными. Андрей Иванович, который сжег к жене все чувства, относился к ней уважительно, предупредительно, и очень доброжелательно. Как к чужому человеку. И ни одной жалобы. Этакий карманный «кошелек».
Самое обидное для Шувалова было то, что жена с удивительной готовностью приняла эти новые отношения. Это лишний раз подчеркнуло для Андрея Ивановича, что она никогда его не любила.
«Устроить ей, что ли, все-таки, скандал»? — лениво подумал Шувалов. — «Сказать в лицо, что я все знаю»? Он явственно увидел лицо супруги после этой новости…
Однако мысль быстро исчезла. «Ради пары минут злорадного торжества нажить себе кучу продолжительных проблем»? Шувалов даже рукой махнул, чтобы отогнать погибельные видения.
«Лет десять назад я бы ей не спустил», — устало подумал Андрей Иванович. — «А лет пятнадцать назад я бы ее вообще убил… А сейчас возраст не тот, чтобы все кардинально ломать, доказывать что-то кому-то»…
У центрального входа весело загудело сразу несколько клаксонов. Это прибыли гости.
Шувалов выключил телевизор, встал, оправился, расчесался перед маленьким зеркалом, наклеил широкую улыбку на лицо, и отправился навстречу…
Павел Веретенников.
Гул, музыка, и прочие неопределенные звуки, свидетельствующие о том, что рядом идет большой праздник, были слышны издалека. Колян напрягся.
Они свернули с основной дороги, проехали по еле видимой лесной тропинке, и выехали на крошечную полянку.
— Давай, Паша, дерзай, — сказал Колян.
Веретенников переоделся в камуфляж, (даже кроссовки Колян подогнал ему камуфлированные), достал из багажника оружие, размялся.
Все это время Колян напряженно следил за ним. Наверное, он все же не был до конца уверен в правильности того, что делает.
— Ладно, — сказал Колян хладнокровно, — принимай препарат, Рэмбо. Пора… Стой! Еще раз посмотри фото. Помнишь главные цели?
Паша кивнул.
— А теперь пей. Отпей пока половину. Давай! Там уже веселье в разгаре. Тебя ждут!
Паша усмехнулся злой шутке, открутил крышечку, и выпил половину жидкости из пузырька.
Сначала он ничего не чувствовал, но потом неожиданно препарат оказал эффект.
— Эге, — уже весело сказал Паша. — Забористая штука. Я пошел.
— Ну, давай! Удачи! Помнишь, куда выходить? Мы тебя будем ждать. Давай!
Колян забрался в машину, его водитель тронулся, аккуратно и точно развернулся, и автомобиль уехал.
Паша посмотрел ему вслед, развернулся, и пропал в зарослях…
Веретенников последнее время и так хорошо тренировался, а допинг еще добавил ему сил. Так что лес он прошел как нож сквозь масло. Ему удавалось даже не сильно шуметь. А так как в верхушках деревьев бушевал ветер, то Пашу, можно сказать, вообще не было слышно.
Однако лес закончился, и между музеем и деревьями было достаточно большое открытое пространство. Впрочем, Паша, как совершенно верно заметил Колян, был местный, и знал эту территорию как свои пять пальцев. Он прошел немного вдоль кромки леса, и спустился в небольшую ложбинку. Конец ложбинки упирался в редкую группу деревьев, окруженную зарослями кустарника, а вот оттуда до территории музея, а конкретно — до конюшни, было рукой подать.
Паша укрылся в кустарнике, достал пузырек, допил остаток жидкости, и пустую тару спрятал обратно в карман. «Мало ли что?» — подумал он. — «Лишняя улика».
Неизвестно, где Колян достал этот препарат, но действовал он убойно. Голова стала ясной, мысли прозрачными, сил прибавилось немерено, и, казалось, нет ничего такого, чего Паша не мог бы совершить.
— Вперед! — прошептал сам себе Веретенников. — Там, на другой стороне, свобода, деньги и новые документы. Надо, Паша, надо!
Он натянул на лицо маску, глубоко вздохнул, и начал осторожно выбираться из кустарника. Насколько Паша помнил, между конюшней и мастерской должна была быть точка, хорошо прикрытая макетом старинного курятника, с которой большая часть двора была не только как на ладони, но еще и в зоне убойной досягаемости стрел. Колчан был полон, и Паша не сомневался, что ни одна стрела не пропадет даром. Шесть метательных ножей, каждый в своем матерчатом чехле, чтобы не звенели при ходьбе, приятно оттягивали поясной ремень.
Веселье было в самом разгаре. Музыка гремела так, что уже с той точки, где сейчас находился Паша, заглушала все звуки. Это прибавило Веретенникову уверенности в конечном успехе.
Но тут же он нырнул обратно в кустарник. Подход к конюшне охранял чоповец.
Правда, охранял — это слишком громко сказано. Он сидел на раскладном стульчике, и чуть ли не поминутно прикладывался к фляжке, извлекаемой из-за пояса. Закусывал он кусочками колбасы, вынимая их из пакета, стоящего у него возле ног.
Паша прикинул дистанцию… И усмехнулся. Пора было опробовать арбалет. Никаких сомнений, что он может промахнуться, у него не было. Он вообще чувствовал себя всемогущим.
Веретенников прицелился… Звук выстрела пропал в музыкальных воплях. Охранник упал со стула, ударился о землю головой, и мешком завалился на бок.
— Номер один! — прошептал Паша.
Удивительно, но ни никаких чувств, кроме спортивного азарта он не испытывал. То ли препарат так подействовал, то ли за последние месяцы он настолько очерствел, что ни чья судьба, кроме своей собственной его больше не волновала?
Паша перебежал к телу охранника, потом прошел вдоль задней стены конюшни. Оркестр на несколько минут умолк, и Паша замер. Но сердце у него даже не колотилось, он был совершенно спокоен. Просто музыка отлично блокировала все звуки…
При этом за несколько редких минут тишины Паша услышал гул праздника, и легко сообразил, что он в самом разгаре — гости уже изрядно приняли на грудь, так что его работа только облегчилась.
Оркестр снова взгвизнул, ударила разухабистая мелодия, и Паша возобновил движение. Он тенью мелькнул к заранее намеченной точке, и выглянул из-за укрытия.
Да, он не ошибся. Гости неорганизованно бродили по лужайке, заходили и выходили из музейных помещений, садились и вставали из-за столов. Короче говоря, это была та стадия любого праздника, когда люди разбиваются на кружки по интересам, а степень опьянения такова, что прочие окружающие как бы и перестают существовать.
