Надо было немедленно расставить вокруг склада посты, позвонить Краснову, сделать что-то еще. Что угодно.
— Кука, сними труп и с кем-нибудь прикопайте в лесу, — наконец велел Близнец. — Приготовьте две машины на выезд. Вы трое — на улицу и стеречь дорогу. Как кто появится, сразу доложить, Пиня, ты на крышу…
Близнец чувствовал, что, скорее всего, все его распоряжения бессмысленны, но просто так сидеть и ждать не было никаких сил.
* * *
Железяку разбудил пронзительный звонок в дверь. Он глянул на часы. Было шесть утра.
«Неужели уже и Старшего положили?» — удивился он, но торопиться не стал, оделся, взял со столика пистолет, проверил, заряжен ли, и босиком подошел к двери. В.нее опять позвонили.
Лейтенант выглянул в глазок. На лестнице стоял один из близнецовских уголовников. Стоял спокойно, не дергался, весь на виду. Значит, не убивать. Значит, поговорить, понял Железяка и рывком распахнул дверь, держа пистолет наизготовку.
Блатной себя не уронил. Даже бровью не повел и ни одного движения не сделал. С одной стороны марку держал, а с другой
все-таки опасался. За Железякой ходила слава человека с прекрасной реакцией. Пристрелил бы, и дело с концом.
— Ну? — нелюбезно осведомился лейтенант, тоже не расположенный к дерготне. — Знаешь, сколько время? Зачем будил?
— Железяка, — почти без интонаций проговорил блатной, в упор глядя на милиционера. — Близнец велел передать тебе, что если ты найдешь убийц его брата, то в тот же день получишь штуку зеленых. Без обмана. Только убийц сам не бери. Ты их просто найди и все.
— Связывать не следует? — деловито переспросил Железяка. — Как хотите. Но только что это за сумма такая дикая — «штука зеленых»? Если бы я ваши деньги поганые брать согласился, мне бы «штуку» еженедельно таскали.
— Я передал, что сказал Близнец. Какой будет ответ? — так же бесстрастно продолжил Блатной.
Что-то в этом разговоре показалось Железяке знакомым, где-то он что-то похожее слышал, в кино, что ли? И тут он вспомнил и интонацию немедленно подхватил:
— Передай своему бледнолицему вождю, одинокому Близнецу, что Железяке на его предложения хочется полить желтой зловонной водой из собственного краника. А теперь, блатной, ступай с миром. Пока с миром. Хау!
Блатной часто-часто заморгал и перешел на нормальный язык:
— Ты что, штуку тебе дают, а ты кобенишься?
— Ладно, фильтруй базар, ветошь, — презрительно бросил Железяка. — Я твоей штукой даже подтираться не стану. Где Близнеца найти?
— Которого?
— Старшего, — рассердился лейтенант. — .Младший в морге, его искать не надо. Один у нас теперь Близнец
в городе, да и тому уже не долго осталось. Где он сейчас?
Блатной вскинул голову и разом опять превратился в индейца. Он ничего не ответил и начал медленно спускаться по лестнице, даже не удостоив лейтенанта прощанием.
Железяка ничего другого и не ожидал. Он с размахом хлопнул дверью, но запирать ее не стал, и начал быстро натягивать на голые ноги кроссовки.
Прикинув, что блатной уже спустился на пару пролетов, Железяка бесшумно дверь открыл и выскользнул в подъезд. Снизу раздавались мерные шаги. Подстроившись под их ритм, лейтенант начал быстро спускаться следом, прыгая через две ступеньки.
На уровне второго этажа он, дождавшись, когда блатной начнет открывать дверь, сиганул в окно и юрко отскочил к стене.
Ему было видно, как на улице блатной, со всей, подобающей его высокой миссии, медленностью, садится за руль рыженькой «шестерки».
В это время машин на улице было совсем мало и лейтенант решил было, что эту птаху он проворонил, но тут напротив его парадного остановилось такси..
«Шестерка» как раз плавно отъехала и свернула за угол, позволив Железяке налететь на таксиста что твой коршун:
— Мотор не. глушить, вон за теми «жигулями», скоренько, скоренько…
— Так, я не понял…
Это был настоящий ночной таксист. С налету он не брался, мало того, по плавному движению его правой руки куда-то под сиденье, лейтенант сделал вывод, что монтировочка скорее всего именно там.
. — Лейтенант Мухин, милиция! — предостерегающе поднял палец Железяка. — Не дергаемся, а едем, едем. Незаметненько и без глупостей…
Но таксиста и милицией прошибить не удалось. К этому сословию он явно относился без симпатии. Мало того, монтировочку уже вытаскивал и оттого наглел:
— Ты, парень, не в себе, видать, я домой приехал, у меня смена…
Все это он говорил, а рука с монтировкой уже отходила для замаха. И Железяке просто ничего не оставалось, как вынуть наконец пистолет и больно ткнуть им таксиста под ребра:
— Ну-ка, корсар, брось монтировку! Таксист сник и что-то загремело.
— А теперь брысь из машины! А не то мозги вышибу к черту. Ключики только оставь…
Таксист, не возмущаясь, из машины выпрастался и. даже несколько подобрел:
— Так бы сразу и сказал, — примирительно забормотал он. — А то «поехали, поехали»…
— Не вздумай сейчас в милицию звонить, — грозно предупредил Железяка. — Выждешь. минут сорок. Чаю пока попей…
И он рванул машину с места, стараясь наверстать упущенное. Куда точно ехать, он не знал, но направление себе представлял. Надо было двигаться из города на юг. Расчет оказался верным. Уже через два светофора он заметил впереди рыжую машину блатного и сбросил газ. Особенно прижиматься к нему не следовало.
«Позавтракать не успел, — в сердцах размышлял лейтенант. — Что за работа такая дурацкая? Вчера в три пришел, сегодня в шесть ушел. И без ужина, и без завтрака… Как меня ноги носят?»
«Волга» шла ходко. «Жигуленок» впереди тоже особенно не медлил. Не прошло и пятнадцати минут, как обе машины выскочили из города и погнали по шоссе. К счастью, уже появились грузовики и слежку блатной заметить не мог.
* * *
Близнец чувствовал, что теряет даже не сам контроль над ситуацией, — его, как он теперь понимал, он потерял несколько дней назад, когда начались первые убийств, а, может быть, даже еще раньше, задолго до убийства, — но теперь он, вместе с уверенностью в себе, терял и иллюзию контроля.
А ее, иллюзию то есть, надо было сохранить любой ценой. Люди его, итак частично разбежавшиеся, старались не попадаться ему на глаза и приказания выполняли как бы нехотя. И такая ситуация прогрессировала.
На время спасли утренние хлопоты, но и они были связаны с очевидными, даже для неискушенного глаза, приготовлениями к обороне и паникой. Людям казалось, вполне справедливо, впрочем, что они попали в западню. Враг их вездесущ и невидим, А это очень трудно — бороться против врага, которого не можешь даже представить. Он от этого множится и оказывается как бы всюду.
Близнец краем уха слышал, как Жека тихо рассказывал бандитам в уголке все ту же историю, как разделались с Младшим. И в его рассказе уже появилось что-то былинное, отчасти даже мистическое.
Старший делал вид, что не слышит, но каждая новая подробность тугой болью перекручивала внутренности, и ему стоило большого труда сдерживаться, чтобы не всадить в Жеку всю обойму.
Уже получалось, что Младший в бар ехать не хотел, словно предчувствовал что-то, но Старший настоял, и он поехал. И там был непривычно тих и молчалив, почти не пил… Это, разумеется, была художественная неправда… Младший пил как обычно, и его телохранителям стоило большого труда не допустить какого-нибудь скандала и неразберихи, как правило с ним связанных. Такова была установка, и охрана четко просекала во все концы зала, наблюдая за посетителями и разрежая группу проституток, которую Маладший старался все время сделать побольше.
Но сейчас это уже никого не волновало: Младший стремительно обретал черты героя из блатного фольклора: ощущая близкую смерть, был он меланхоличен и как-то по-особенному добр с ним, с Жекой, уговаривал его выпить, просил за что-то простить. А потом велел всем собираться и готовиться к выходу, а сам, с уже совершенно очевидной печатью смерти на лице, обреченно ушел в туалет, велел напоследок никому за ним не ходить. И когда он шел туда, прекрасное молодое лицо его вдруг осветилось изнутри решимостью сразиться с неведомым противником, пусть и без всякой надежды на успех…
Близнец не мог этого вынести. Он действительно винил в смерти брата себя. Но, кроме того, без всяких иллюзий относился к его мелочным страстишкам, пьянству, глупости и подлости. А также к его широко известной трусости. Никак он не мог себе представить смазливенькое личико брата с мелкими порочными чертами, одухотворенным перед сражением с неведомым врагом.
Но, как это ни странно, рассказ, долетавший до него урывками, чем-то ему нравился. Его братик выглядел в нем как невинно убиенный романтический разбойник, знакомый по мелодраматическим блатным песням. Если бы Жека был рассказчиком получше, он мог бы довести Старшего до слез.
