Усманов открыл было рот, собираясь что-то ответить — судя по выражению его лица, что-то резкое, — но тут же закрыл его и смешался.
Да, отвечать было нечего.
— Единственное, на что ты мог рассчитывать, связываясь со Службой — это установление марионеточного правительства в случае своей победы, — Суворин чувствовал, что, говоря так, озвучивает те мысли, которые сейчас роятся в голове чеченца. — Формальная независимость — на бумаге, и жесткий контроль внутренней и внешней политики — на самом деле. Если акула зацепила тебя за руку, она, будь уверен, проглотит тебя целиком. Потерял бы ты и независимость, и нефтедоллары, и все, от чего только можно получить доход.
По лицу Рашида блуждала странная полуулыбка, в которой, впрочем, не было даже намека на веселье. Так мог улыбаться человек, узнавший, что четвертование ему заменят повешением.
— Что ты собираешься со мной сделать? — спросил он Панкрата. — Убьешь?
Тот отрицательно покачал головой.
— Пытать будешь? — голос Рашида дрогнул. — Но я все сказал, клянусь.
Суворин только усмехнулся в ответ, вставая.
— Казнить тебя не я буду, — ответил он наконец. — У нас вынесением приговора суд занимается. Вот туда я тебя и доставлю… По крайней мере, постараюсь.
* * *
Они провели в лесу весь день. Только когда уже основательно стемнело, Панкрат решил, что можно взлетать. К тому времени и спецназовцы, и Рашид с Илзой уже были в вертолете, холод загнал их внутрь машины, поскольку жечь костер, чтобы согреться, Суворин запретил: в сумерках даже огонек зажигалки за версту видно.
Чепрагин и Шумилов сидели, завернувшись в одну на двоих плащ-палатку и прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Вечерняя сырость без труда проникала сквозь железную скорлупу корпуса, и температура внутри мало отличалась от той, что была снаружи. Единственное преимущество заключалось в том, что в салон не проникал дождь, сыпанувший внезапно из потемневших туч, в одночасье закрывших ущербный диск луны. Капли барабанили по металлическим бокам вертолета, шлепаясь тяжело, с оттягом, словно пули на излете.
Хуже всего приходилось Рашиду — для него не нашлось никакой накидки, и чеченец по-прежнему лежал на полу. Он мучился от холода и тер окоченевшие ладони одну о другую с такой силой, что казалось вот-вот добудет огонь. Ноги полевого командира по-прежнему были связаны; Суворин так и не решился предоставить ему полную свободу движений, несмотря на то, что салон был полон вооруженных людей. Он предпочитал не рисковать, Илза, в отличие от Рашида, словно не ощущала холода, хотя и не было у нее никакой теплой одежды. Как и у всех, у нее был камуфляж и армейские ботинки. Рукавицы с обрезанными пальцами вряд ли могли согреть ее. Она сидела, неестественно выпрямив спину, и больше всего была в этот момент похожа на примерную ученицу — если бы не остановившийся, потерянный взгляд, устремленный в никуда.
— Что будем делать? — задал Панкрат давно уже вертевшийся на языке вопрос, не дававший покоя и ему самому. — Как предлагаете действовать дальше?
Он сидел в кресле рядом с пилотским, в пол-оборота к спецназовцам, жавшимся друг к другу в задней части салона.
— Пробиваться к президенту, — отозвался Шумилов. — Вот только как?
Суворин криво усмехнулся.
— Что к президенту — я с тобой согласен. Но для этого надо сначала в Россию выбраться. Поэтому давайте-ка лучше маршрут наметим…
— А что, есть карта? — спросил Чепрагин.
— В вертолете должна быть карта, — Суворин перевел сразу же потяжелевший взгляд на Илзу. — Есть? Та, словно очнувшись ото сна, вздрогнула и повернулась к нему с вопросительным выражением на лице. Занятая своими мыслями, наемница явно не расслышала его вопроса.
Панкрат беззвучно, одними губами, выругался.
— Карта есть, я спрашиваю? — повторил он. Илза кивнула — механически, как заводная кукла. Так же механически сунула руку куда-то под приборную доску и вытащила оттуда квадратный планшет из черного дерматина. Протянула Суворину и, когда он осторожно, словно боясь запачкаться, взял его, снова откинулась на своем кресле, глядя куда-то в сгущавшуюся тьму.
У Панкрата мелькнула вдруг мысль о том, что он так и не попытался узнать у наемницы, что же все-таки заставило ее помочь ему бежать из лагеря боевиков. Но, если узнать о ее мотивах он еще хотел бы, то уж спрашивать ее об этому самому у него не было никакой охоты. Даже простейшие вопросы давались ему с трудом. Когда он обращался к ней, перед его глазами постоянно вставала Ира, и рука машинально тянулась к оружию…
— Ну, посмотрим, — сказал он, разворачивая планшет. — А ну-ка, ребята, приподнимите господина главнокомандующего, пусть тоже глянет.
Чепрагин, неохотно выбравшись из-под тяжелого полотнища плащ-палатки, хотел было помочь Рашиду подняться, но тот сел сам, оттолкнувшись руками от пола. Суворин поднес карту к самому лицу чеченца.
— Где база расположена, показать можешь? Посмотрев на карту в течение нескольких секунд, Усманов уверенно ткнул посиневшим от холода пальцем в какую-то точку в области возвышенностей. Потом поколебался и, шевеля губами, медленно провел пальцем до следующего светло-коричневого пятна.
— Мы сейчас где-то здесь, — произнес он. — Я так думаю, по крайней мере.
Панкрат, прищурившись, глянул Рашиду в лицо, так и светившееся желанием быть хоть чем-то полезным.
— Молодец, план перевыполняешь, — с сарказмом проговорил он, отметив указанное полевым командиром местоположение кончиком десантного ножа. — Хм-м.., до границы с Грузией выходит почти столько же, сколько и до Дагестана. Да, вот так и погиб Буриданов осел…
— Какой-какой осел? — переспросил Шумилов.
— Никакой, — успокоил его Суворин. — Это я так, к слову.
Поймав на себе взгляд Чепрагина, в котором сквозила легкая, но хорошо заметная тень удивления, он невольно подмигнул лейтенанту.
— Что, Петрович, за солдафона меня держал? Мы, конечно, университетов не кончали… А про Буриданова осла мне командир рассказывал когда-то. Хороший был человек… В смысле, командир мой, а не осел.
Догадка Панкрата попала в точку — Чепрагин смешался и что-то забормотал в свое оправдание. Но Суворин уже опять склонился над картой. Лейтенант посмотрел на Шумилова, словно ища у того поддержки, но сержант, тонко чувствовавший нюансы разговора, вдруг нахмурился:
— Это что же, Петрович, выходит? Я что — самый из вас необразованный? А ну, разгоняй мне про этого пуританова осла…
Лейтенант, не выдержав, хихикнул, потом вздохнул и принялся вполголоса рассказывать…
— Во дурная скотина! — с чувством произнес Шумилов, дождавшись концовки. — Тут не в голоде все дело, а в жадности.
Суворин закрыл планшет и, не оборачиваясь, протянул его Илзе.
— Ладно, хватит про ослов, — произнес он. — Куда полетим-то? Я предлагаю двигаться к дагестанской границе — порядка там никакого, легче перейти будет…
— А я предлагаю — в Грозный, — послышался вдруг чистый, глубокий голос с типичным прибалтийским акцентом.
Суворин вздрогнул, словно от удара плетью. Первые несколько секунд он просто пытался сообразить, кто это произнес. Никогда не слышав голоса Илзы, он уже отвык от мысли о том, что эта женщина вообще умеет разговаривать. И тем более тяжело ему было осознать то, что она осмелилась не просто заговорить, а — слыханное ли дело! — что-то там посоветовать…
— Что? — переспросил он, медленно поворачиваясь к наемнице. — Ты что-то сказала?
Та инстинктивно подалась назад — таким страшным было сейчас выражение его лица.
— Ты, сука. — негромко проговорил он. — Какого черта…
— Президент через два дня прилетает в Грозный, — каждое слово давалось Илзе с трудом. — Будет очередное вручение наград на площади…
Суворин шумно выдохнул сквозь зубы.
— Откуда ты знаешь? — резко спросил он.
— Телевизор. В лагере был телевизор, — ответила наемница. — И еще — радио.
Панкрат внимательно посмотрел ей в глаза.
— Врешь… — само сорвалось с губ. Илза пожала плечами.
— Верить или нет — ваше дело. Мне кажется, это шанс… Более реальный, чем добираться до Москвы. Тут подал голос Шумилов:
— Она говорит дело, Панкрат…
— Она — убийца! — взорвался вдруг тот, подаваясь вперед и хватая сержанта за камуфляж на груди. — Она убивала наших ребят, понимаешь? Как ты можешь ей верить?
— Но ты же доверил ей управление вертолетом… — тихо произнес Шумилов. — Почему ты не убил ее сразу?
Суворин отвернулся от спецназовцев и сел, потирая ладонью вдруг вспотевший лоб.
А в самом деле, почему?
— У меня не было выбора, — глухо произнес он. — И вас надо было вытаскивать…
— Думаешь, у нас сейчас есть выбор? — прозвучало из-за спины.
Это заговорил Чепрагин.
— Дагестан или Грузия — это не выбор. Когда мы проберемся в Россию, нам черта с два позволят попасть на аудиенцию к президенту. И это при условии, что мы доживем до того момента, когда нам откажет какой-нибудь вшивый бюрокретин.
