– Рапиры! – объявил управляющий делами.
– Мне всё равно! – повторил Кёниг.
– Тогда начинаем! – сказал Бекер. – Попрошу соблюсти некоторые формальности, чтобы обезопасить всех от современных законов, не признающих рыцарских обычаев…
Соперники под диктовку барона написали одинаковые записки:
«Выбираю смерть от рапиры, за которую никого не виню и за которую отвечаю только я сам!»
– Теперь прошу желающих выйти и пронаблюдать за поединком чести! – продолжил барон.
А Пьетро Куличано, юрист по профессии и крючкотвор по характеру, добавил:
– И поединщики, и зрители должны быть в масках и мантиях, чтобы все остались анонимны и не могли быть привлечены в качестве свидетелей!
– Прошу на улицу, господа! – повторно предложил барон Бекер.
Присутствовавшие отреагировали по-разному: некоторые потянулись к выходу, чтобы наблюдать поединок, а некоторые остались на своих местах, не желая становиться очевидцами очередной трагедии.
* * *
Место для поединка выбрали на площади между базиликой и кладбищем. Полсотни одинаковых фигур, в черных мантиях и с волчьими мордами, образовали широкий круг, посередине которого находились еще две фигуры в таком же обличье, но вдобавок с рапирами в руках. Вид был жуткий: как будто волки-оборотни собрались драться за место вожака стаи. Если бы кто-то посторонний высадился в это время на остров, то бежал бы отсюда сломя голову, если бы, конечно, его сердце сразу не разорвалось от страха…
Барон Бекер, стоя между соперниками, поднял платок. Дуэлянты вскинули рапиры эфесами ко лбу, клинками к мрачному небу, выполнив салют одинаково ловко и чётко, потом, со свистом разрубив воздух, опустили рапиры и приняли фехтовальные стойки: согнутая в колене правая нога выставлена вперёд, левая, прямая, отставлена назад, левая рука тоже сзади, согнутая в локте, правая вытянута и нацелена своим стальным продолжением в сердце противника…
– Начинайте! – барон бросил платок и с неожиданной для своей грузной комплекции ловкостью отскочил назад. А черные фигуры, словно притянутые магнитами, скользнули друг к другу, один клинок в длинном выпаде нанёс быстрый укол в район сердца, а другой круговым движением так же быстро отвёл его вбок и сам выпрыгнул вперёд, целясь в шею, но первый принял его на длинное перекрестье и направил в воздух, после чего фигуры вновь разошлись, будто в магнитах поменяли полюса.
Маски скрывали лица, черные накидки маскировали фигуры, поэтому большинству зрителей было непонятно: где Шефер, а где Кёниг. Только опытный Бекер, Куличано и конечно, Чандлер различали кто есть кто.
Поединок на рапирах отличается от боёв на мечах или шпагах. И Ганс Шефер знал это лучше многих: именно он написал настольную книгу фехтовальщиков «Меч – шпага – рапира».
Тяжелый меч требует большой физической силы – противники рубятся изо всех сил: здесь мощь может оказаться сильней мастерства – могучий удар способен пробить даже правильно поставленную защиту и выбить парирующий меч противника! Но того защищают вдобавок доспехи и кольчуга, поэтому удары следуют один за другим, словно кузнец молотит по наковальне… Устаёт не только рука, но и всё тело, облачённое в увесистую броню, которую, как правило, меч одолеть не может: чаще всего побеждает тот, кто сумел сбить противника с ног – тогда завершающую точку ставит кинжал милосердия – «мизерекордия», способный проскользнуть в подмышечную или подшлемную щель. Но вряд ли поверженный рыцарь посчитает это милосердием…
Шпага весит поменьше, тело уже не закрывают доспехи, поэтому значение силы снижается в пользу мастерства: рубка мечников осталась в прошлом, на смену ей пришли каскады приёмов нападения и защиты, многие были довольно хитрыми, и все держались в тайне, которую перенимали у признанных мастеров за много лет обучения. Именно сложные и редкие приёмы, их немыслимые связки, обуславливали преимущество дуэлянта. Мастерство теперь заменяло и броню: рубаха не могла защитить от пропущенного рубящего или колющего удара, бывало, что опытный шпажник отрубал ухо более слабому противнику и на этом бой заканчивался.
А рапира не рубит, только колет, граненый клинок весит меньше плоского двухлезвийного, поэтому центр тяжести перемещен ближе к эфесу, и остриё легко управляется уже даже не движением руки, а лишь кистью или даже двумя пальцами; нет ударов – только выпады, от которых надо уходить или уклоняться, либо аккуратно отводить опасную иглу в сторону… Это уже не шпажный бой, это ажурная вышивка с плавными, почти балетными движениями. У рапиристов еще больше хитростей и тонкостей, да и сам бой скоротечен…
Но когда уровень мастерства противников одинаков, поединок затягивается. Они обменивались выпадами, атаковали и защищались, кружили друг вокруг друга, как огромные комары, выставившие смертоносные жала… Шефер сквозь небольшие глазницы видел волчью морду и подрагивающее в воздухе на уровне его глаз остриё клинка Кёнига. Тот видел то же самое. От резких движений маски сдвигались, и приходилось их лихорадочно поправлять, чтобы снова восстановить обзор поля боя. Дышать было тяжело, воздуха не хватало, хотелось сбросить дурацкие волчьи головы, но выдержка – такое же важное качество рыцаря, как и умение фехтовать.
Погода портилась, начал накрапывать дождь. Волчьи головы покрылись капельками воды, выглядевшими на бархатном ворсе, как выступивший на шерсти пот. Если дождь продолжится, станет скользко, и тогда случайное падение может перечеркнуть фехтовальное мастерство…
Противники кружились, словно в балетном танце. При очередной атаке Шефера Кёниг отвёл его клинок перекрестьем вправо и тут же нанёс встречный удар. Шефер успел уйти с линии атаки, и острие с хрустом разорвало черную ткань накидки. Однако воспользоваться моментом Гансу не удалось: Кёниг молниеносно вернул оружие к себе и отбил его контратаку.
– Дзынь! Дзынь! – противно зазвенел металл о металл: клинки скользнули друг по другу, и чашки эфесов с силой сшиблись между собой.
Враги на секунду отскочили, но тут же снова сошлись, Кёниг перебросил рапиру в другую руку и попытался атаковать неожиданным ударом слева, но Шефер успел отвести остриё силовой частью клинка. И тут же развернулся, словно исполнял балетное фуэте, замерев спиной к Кёнигу, что всегда вызывает у противника замешательство, особенно когда клинок выскакивает из-под руки и попадает ему в живот… Но не в этот раз: Кёниг шагнул вправо, и остриё пронзило воздух. Шефер закончил фуэте, и «волки» снова оказались морда к морде.
– Ты думал, я не знаю, что это излюбленный удар вашего рода?! – глухо выкрикнул из-под маски Кёниг. – Об этом предупреждал еще прапрадед Курт…
Окончить он не успел: укол Шефера достал его в плечо, хоть и не очень сильно – самым кончиком: расстояние было великовато.
– Ух! – не сдержал вскрика Кёниг. От злости и боли он сорвал маску и отбросил в сторону. На лбу выступила испарина – в отличие от той, что на маске, самая что ни на есть настоящая.
– Мне нечего бояться! – прокричал он. – Лицо скрывают только трусы!
С остервенением он ринулся в атаку. Но гнев и боль плохие помощники. Шефер привстал на цыпочки, словно продолжал танцевать, и нанёс сверху вниз сложный удар, именуемый «Поцелуй смерти». И он оправдал своё название: внезапно изменив свою траекторию, рапира Ганса вошла Кёнигу прямо в рот!
Как это произошло, никто даже не успел понять. Удар был такой силы, что острие пробило череп и торчало сзади. Кёниг выронил рапиру и опрокинулся навзничь, ноги его импульсивно дёрнулись, и бездыханное тело замерло. Зрители продолжали стоять, словно в оцепенении.
Шефер, не снимая маски, развернулся и пошёл к церкви. Бекер догнал его у входа.
– Что это было? – запыхавшись, спросил он. – Я не успел ничего понять!
– Испанская школа, – ответил Шефер. – Удар «Поцелуй смерти» – наносится в рот или переносицу. В мечевых боях его не знали. А у Кёнига была мечевая специализация. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.
