— Да-а… — ответила Даша.
— Что касается основной работы — выкладывайся как лошадь! Чтоб не номер отбывала, а страстью пылала!
— Сколько лет мужику? — спросила Даша по-деловому.
— За сорок. Но не думай, что одним разом отделаешься. Он мужик крепкий, жена у него отдыхать уехала, и по этому делу он очень скучает.
— Короче, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил, — хмыкнула Даша. — Буду стараться!
— Это хорошо. Теперь дальше: внимательно запоминай все, о чем он будет особо настырно спрашивать. И вообще постарайся все, что там увидишь, услышишь или носом почуешь, как следует запомнить. Потом расскажешь. Конечно, навряд ли он тебе много показывать будет, но кое-что разглядеть ты наверняка сумеешь.
— А что вас больше всего интересует? — спросила Даша. — Деньги, ценности, картины?
— Нет, девочка, — усмехнулся золотозубый, — мы не грабители, нам это неинтересно. Запоминай прежде всего расположение помещений, морды лица, детали обстановки, двери, окна… Поняла?
— Вроде бы да.
— «Вроде бы» — не ответ. Очень четко все запоминай, но при этом смотри, чтоб дяденька, с которым ты будешь работать, ни об чем таком не догадался и даже случайно не подумал. Пусть считает, что ты обыкновенная шлюха с куриными мозгами. Ты же, говорят, хорошая актриса, только театра до сих пор себе не подобрала.
— Почему же? — хмыкнула Даша. — Я из «Театра неюного зрителя»!
Фиксатый тоже ухмыльнулся:
— Посещал! Правда, еще до вашего прибытия, синьора! Надеюсь, что и на ваших спектаклях побываю… Но тут не спектакль, — он снова посерьезнел. — Так что постарайся играть на совесть!
— Постараюсь.
— Уж постарайся, а то можешь оттуда живой не вернуться. И «дяде Вове» тебя будет очень жалко… — нехорошо осклабился золотозубый.
Как раз в это время впереди, у обочины шоссе, показался микроавтобус «КАР».
— Приехали, — доложил шофер. — Ждут-с…
Через несколько секунд «Волга» притормозила рядом с «рафиком». Обладатель золотых зубов вышел из машины первым и, придерживая за локоть, высадил Дашу. Из-за микроавтобуса вышел некий плотный детина в добротном пиджаке и при галстуке, поручкался с золотозубым, улыбнулся Даше и сказал:
— Прошу!
После чего взял Дашу за локоть и повел к дверце микроавтобуса. А золотозубый быстренько сел в «Волгу», и она, круто развернувшись поперек шоссе, помчалась в обратном направлении.
А Дашу усадили в «рафик». Там сидело еще трое таких же прилично одетых детин. Особого интеллекта на их физиономиях не просматривалось, но смотрелись они поприятней, чем охранники «дяди Вовы». Дашу разместили на заднем сиденье, по бокам от нее сели двое, а тот, который ее принимал от золотозубого, уселся спереди рядом с водителем. Окна в пассажирском салоне «рафика» были тонированы и задернуты плотными шторками, а сам салон от водительской кабины отделяла непрозрачная перегородка. Так что, хотя здесь Даше глаза завязывать не стали, запомнить дорогу, по которой ее везли, она не могла, даже если б очень того хотела.
Детины, сидевшие рядом с ней, сохраняли на лицах полную непроницаемость и заговаривать не пытались. Даша тоже ничего спрашивать не собиралась, потому что понимала — все равно не ответят. Ей и так все было ясно: должно быть, «дядя Вова» решил ее презентовать какому-то нужному человеку. Возможно, потому, что это могло помочь ему решить какие-то свои проблемы или просто хотел узнать о нем побольше. Так или иначе, Даша чувствовала некоторое волнение. И прежде всего потому, что ей, как предупреждал золотозубый, предстояло отвечать на вопросы об истории на Симеоновской и о событиях на ферме. Кого все это может интересовать, кроме Жоры Калмыка или Васи Самолета? «Дядя Вова» уже знал практически все. «Добавить» в предстоящем разговоре чего-нибудь «лишнее» Даша не боялась, ее можно было не пугать «неприятностями» — не дура, слава Богу, понимала, с кем дело имеет.
Ехали долго и много раз поворачивали — Даше так показалось. Она даже догадалась, что ее скорее всего нарочно везли кружным путем, чтоб она не могла даже приблизительно прикинуть, далеко ли ее завезли. За час с небольшим «рафик» мог уехать и на сто километров от города, и на пятьдесят, и всего на десять. Дашу это не волновало — золотозубый, как видно, догадывался, что ей не станут показывать дорогу, и не ставил задачи ее узнать. Тем более что за время пути сильно стемнело, и, даже если б окна не были зашторены, Даша все равно ни черта не сумела бы разглядеть. А вот за исполнение своей миссии там, на месте, она сильно переживала. Знала бы, что от нее требуется в конечном итоге, так, наверное, легче бы было прикинуть, что примечать. А то — «расположение помещений, морды, детали обстановки, окна и двери»! Морды — это одно, а двери — совсем другое. Не углядишь за тем и за другим сразу. Вот этих, например, которые ее сейчас сопровождают, нужно запоминать или нет? Тем более что шофера она и вовсе в лицо может не увидеть…
Так или иначе, но разобраться со всеми своими сомнениями за это часовое путешествие Даша не успела. «Рафик» остановился возле какой-то большой рубленой дачи, окруженной со всех сторон высокими деревьями, через которые просвечивало несколько близких и далеких огоньков. В самой даче свет горел, но окна были плотно зашторены, а потому во дворе было трудно разглядеть что-нибудь по-настоящему. Зато лай нескольких собак, которые тут, как и у Душина на ферме, находились на беспривязном содержании, Даша сразу же услышала. И то, что это немецкие овчарки, догадалась правильно.
Сопровождающие вывели Дашу из машины. Тут же подбежали две собаки и убедились, что незнакомо пахнет только Даша. Дашины спутники, должно быть, были им хорошо знакомы и пользовались у псов авторитетом. Едва цыкнули — собаки перестали гавкать и даже рычать, а затем побежали прочь — нести службу дальше.
Те двое парней, что ехали в салоне, остались у «рафика», а тот, что сидел рядом с водителем, некрепко взял ее за локоть и указал на крыльцо:
— Прошу! — Даше даже смешно стало, показалось, будто этот дядька умеет говорить только это слово.
Дверь открыли изнутри. Сделал это молодец, очень похожий на тех, что были в «рафике», только одет он был не в костюм с галстуком, а в пятнистую зеленую футболку и джинсы. На широком офицерском ремне, продернутом через петли джинсов, открыто висела пистолетная кобура, а из заднего кармана торчала штыревая антенна маленькой рации. Все это Даша успела разглядеть, когда сопровождающий провел ее с крыльца в сени и парень с пистолетом закрывал за ними входную дверь.
Сразу из сеней, которые были устроены почти как в обычной сельской избе, только попросторнее, сопровождающий повел Дашу по деревянной и очень скрипучей лестнице на второй этаж. Обитая войлоком и дерматином дверь, которая вела в комнаты первого этажа, осталась слева, Дашина память это зафиксировала. Кроме того, она определила, что парень, открывший им эту дверь, судя по всему, постоянно дежурит в сенях. Дело в том, что лестница поднималась вверх по левой от входа стене, а дальше, на уровне пола второго этажа, был устроен горизонтальный настил с резными перилами. Под этим настилом в сенях размещались стул и стол. На столе стоял телевизор, а также имелся пульт с какими-то кнопочками и тумблерами. Это Даша тоже постаралась запомнить.
Сопровождающий открыл дверь и пропустил Дашу на второй этаж.
Собственно, помещение, куда она вошла с лестницы, было не совсем комнатой, а представляло собой нечто вроде небольшого узкого тамбура, из которого двери расходились на три стороны, считая ту, которую миновала Даша. Можно было считать это помещение и большой собачьей конурой, потому что у дальней от двери стены, под батареей центрального отопления, имелся довольно удобный матрасик, стояла кастрюлька с водой и миска с чем-то вроде «Педигрипала». А на матрасе возлежал огромный, песчаного цвета бесхвостый пес — мастино неаполитано. На нем был шикарный ошейник с металлической отделкой, но не было намордника. Должно быть, этому зверю — новорожденного бычка он намного превосходил и в росте и в весе — полагалось, в отличие от немецких овчарок, нести службу именно в доме Во-первых, потому, что у него была короткая гладкая шерстка, рассчитанная небось на итальянскую жару, а не на русскую зиму и даже не на прохладные летние ночи, а во-вторых, потому что хозяин дома чувствовал себя спокойнее, когда его на ближних подступах сторожит эдакая псина.
