Начштаба подвел гостей к Ермакову и удалился, считая свою миссию выполненной.
Круглое лицо Джаббара лучилось улыбкой, но глаза по-прежнему оставались холодными.
— Дорогой друг, результаты превзошли мои самые смелые ожидания. Если мы сможем получить такие же результаты у себя, у нас с вами не будет проблем с ценами. Вы говорили с инженером? Он дал согласие?
— Дал, — кивнул Ермаков. — Хотя я не уверен, что он завтра об этом вспомнит.
— Вы что-то имеете в виду? — насторожился Джаббар. — С ним все в порядке?
— Да, все. Он просто в дымину пьяный.
— В дымину, — повторил Джаббар. — Русские идиомы выразительны, но не всегда понятны. Мы поможем ему избавиться от этого порока. Документы?
Ермаков протянул ему папку:
— Здесь все. Дискеты зашифрованы, шифр каждой указан в приложении. И специалист его знает.
— Товарищ генерал-лейтенант, последний контейнер, — доложил старший команды грузчиков. — Закрываем?
— Чуть позже. Начинайте заправку. Вызвать экипаж. Передать Сивоплясу: пусть тащат. Он знает что.
Один из солдат метнулся к ремзоне, другой к военному городку, третий подал сигнал заправщикам.
— Прекрасно работают ваши люди, прекрасно, — отметил Джаббар и углубился в изучение документов.
Из ремзоны появился Сивопляс. За ним трое «черных» тащили на плащ-палатке безжизненную фигуру в белом халате, покрытом красными винными пятнами. Рука инженера безвольно волочилась по бетону. Даже на расстоянии слышался крепкий водочный дух. Солдаты-грузчики зашмыгали носами и завистливо завздыхали.
«Черные» без остановки двинулись к аппарели, но молодые арабы преградили им дорогу. Один из них что-то сказал Джаббару. Тот объяснил:
— Мои секьюрити требуют, чтобы ваши люди поднимались на борт без оружия. Я не могу возразить, так как давал клятву выполнять все приказы охраны.
«Черные» неохотно отдали свои «калаши» Сивоплясу. Ермаков обратил внимание, что униформа на одном из них сидит в обтяжку, но тут появился экипаж, начали проверять центровку груза, потом таможенник, негласно состоявший на жалованье фирмы, принес заранее подготовленные документы, и Ермаков забыл об этой мимолетно отмеченной странности.
Один араб остался у входа в самолет, два других проводили «черных» с их грузом в трюм и проследили, чтобы они вышли.
* * *
Все делалось быстро, слаженно, но Ермаков ощущал какое-то беспокойство. Наконец заправка закончилась, Джаббар велеречиво попрощался с Ермаковым и скрылся внутри. Загудели двигатели, поднимая тяжелую аппарель. Ермаков облегченно вздохнул.
Но движение аппарели вдруг прекратилось, она пошла вниз и вновь опустилась на бетон. По ней сбежали два молодых араба. Один из них поклонился Ермакову:
— Мой господин просит вас подняться на борт, у него появился вопрос.
— Так пусть спустится, — недовольно ответил Ермаков.
— Мой господин приносит вам нижайшие извинения. Мой господин узнал у русских, что возвращаться — это плохая примета.
Не дожидаясь согласия, арабы подхватили коляску и быстро вкатили ее в самолет.
Сивопляс двинулся следом, но дорогу ему преградил третий араб.
— Нет, — сказал он, выставив правую руку, а левой сжимая ручку кейса.
— Как так нет? — гаркнул Сивопляс. — Он мне начальник, а не где!
— Нет, — решительно повторил араб.
— Да пошел ты! — сказал Сивопляс.
Кейс араба раскрылся, тут же полетел вниз, а в руках у него оказался израильский автомат «узи». Во всей позе араба и в выражении его лица чувствовалась такая решимость мгновенно нажать на спусковой крючок, что Сивопляс отступил.
Моторы подъемника взвыли, аппарель поднялась и плотно встала в пазы. Засвистели, набирая обороты, турбины. Огромный самолет качнулся и поплыл к началу главной взлетно-посадочной полосы.
Сивопляс взревел:
— Генерала украли! Моего! Он был мой! Ну, турки! Я вам устрою столпотворение света!
Он круто развернулся и со скоростью спринтера устремился к ремзоне.
Один из «черных», притащивших на плащ-палатке пьяного инженера, высокий, светловолосый, удивленно посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на уплывающий самолет и сказал:
— Это событие несомненно без труда влезет в анналы истории. Чем и запомнится всему народу.
— Если это четвертый акт, каким же будет пятый? — спросил второй, чернявый.
Третий, в униформе в обтяжку, прикрикнул:
— Кончайте болтать! Надо думать, что делать!
* * *
Генерал-лейтенант Ермаков не сразу понял, что произошло. Пустые вопросы, которые задавал аль-Джаббар, вызывали у него раздражение. При этом Джаббар даже не слушал ответов. Ермаков готов был вспылить, но тут в трюме потемнело, по фюзеляжу прошла вибрация от запущенных турбин, самолет качнулся. Два молодых араба пробежали к пилотской кабине. В руках у них были не кейсы, а маленькие черные автоматы. Третий араб тоже оказался с автоматом, он направил его на бортмеханика, проверявшего крепление контейнеров, и приказал лечь на пол.
Ермаков гневно обернулся к Джаббару:
— Что это значит?
Глаза араба оставались холодными, а лицо расплылось в широкой улыбке.
— Никаких проблем, дорогой друг. Никаких поводов для беспокойства. Обдумав ситуацию, я решил, что будет лучше, если вы полетите с нами. В долгой дороге нет ничего приятней умного собеседника.
— Что вы несете? — возмутился Ермаков. — Немедленно высадите меня!
Джаббар извлек из внутреннего кармана пиджака плоский пистолет с серебристо-серым отливом, изящными движениями своих маленьких пухлых пальцев передернул затвор и взвел курок. С пистолетом он обращался как с дорогой красивой игрушкой. После этого приподнял оружие вверх, как если бы боялся, что пуля выкатится из ствола, и с той же змеиной улыбкой объяснил:
— Не думаю, господин Ермаков, что вы можете отдавать мне приказы. Я согласен с вашим утверждением, что лучшая гарантия в большом бизнесе — взаимная выгода. Но в большом бизнесе нельзя пренебрегать мелочами. Жизнь партнера — мелочь. Но это очень важная мелочь. Я не смог в полной мере понять ваш замысел. Если он таков, каким вы мне его представили, вам нечего опасаться. Вы проведете у нас некоторое время в качестве почетного гостя, а потом мы вернем вас в Россию вместе с вашим специалистом. Если же… Словно почувствовав, что говорят о нем, инженер, валявшийся в стороне на плащ-палатке, замычал, подсунулся к иллюминатору, сказал:
— Едем? — И вдруг заорал раздольно:
— А я сяду! В кабриолет! И поеду! По Пикадилли!
После чего сполз на плащ-палатку и уткнулся носом в пол.
— Если же, — повторил Джаббар и изобразил на лице глубокую задумчивость. — Нет, — сказал он. — Нет, я не хочу даже думать об этом.
— Проклятый идиот! — рявкнул Ермаков. — Останови самолет! В Лахоре засада! ЦРУ!
Понял? ЦРУ, черт бы тебя! Быстро соображай, что это для тебя значит!
— ЦРУ? — с интересом переспросил Джаббар. Интерес был неподдельный, даже глаза утратили обычную змеиную холодность. — Это для меня новость. Новость не то, что в Лахоре засада. Мы знали об этом, у нас хорошая агентура. Новость то, что об этом знаете вы. Это требует самого тщательного обдумывания. Я займусь этим.
Позже. А сейчас я вынужден вас покинуть. Мне нужно проследить за взлетом.
Ермаков дернулся в кресле так, что в ране стрельнуло и потеплело — разошелся шов, пошла кровь. Но ему было не до этого.
— Останови самолет! — закричал он. — Ты что, не понял, что я сказал?! В Лахоре засада!
— Успокойтесь, господин Ермаков, — холодно ответил Джаббар. — Мы летим не в Лахор. Мы летим в Кабул.
Он что-то по-арабски приказал телохранителю. Тот встал у борта, держа в обзоре Ермакова и пространство трюма. Джаббар прошел к пилотской кабине. Араб, стоявший в дверном проеме, уступил ему место, а сам встал спиной к переборке, поводя по сторонам стволом «узи».
Инженер снова замычал, потом поднялся с плащ-палатки и направился к кабине, мотаясь по проходу, как в восьмибалльный шторм и распевая во все горло то, что он считал песней:
— А я сяду в кабриолет! И поеду по Пикадилли! Я поеду по Пикадилли! Чтоб меня там не раздавилли!
— Назад! — приказал ему стоявший у двери пилотской кабины араб.
— Братан! — заорал инженер. — Мне в туалет. Пусти, а то облюю!
— Назад! — повторил араб, направляя ствол автомата в грудь инженера.
— Сядьте, Фалин! — брезгливо посоветовал Ермаков. — Убьют.
Инженер пьяно качнулся в сторону араба и как бы обнял его в судорожных поисках опоры. Араб почему-то вытаращил глаза и сполз по стене на пол. Инженер заботливо поправил его, потом повернулся к Ермакову и спросил совершенно трезвым голосом:
— С чего вы взяли, что я Фалин? Моя фамилия Пастухов.
* * *
Брать у араба «узи» я не стал. Это могло спровоцировать остальных на пальбу. И я мог бы не успеть всем ответить. Поэтому я придал этому смуглому красавцу вид утомленного жизнью человека, который присел у стеночки отдохнуть, и направился в гости к пилотам, стараясь не выходить из образа.
