Он улыбнулся, обнажив кривые зубы.
— Заскоки бывают у многих. Но в такой необузданной форме он не случался ни разу ни с кем из поселян за всю мою жизнь. Разумеется, такие вещи не приносят никому счастья. Никто ни разу не поднимал руку на военного, не причинял Поселению материальный ущерб, не нарушал график, не спорил с психологом или начальством. А после применения так называемого метода Велимира вероятность того, что подобное может случиться, стала равна нулю. Сейчас в совете, небось, болтают, что надо было сразу надеть на тебя это. — Он указал Сигурду на шею. — Громче всех кричит, конечно, Куртц. И я с ним согласен, парень.
Ханаран скованно повернулся к головиду, кивнул на изображение.
— Ты избегаешь своей подружки, потому что она для тебя кое-что значит. Ошейник при необходимости может тебя парализовать а то и убить, но если тебя это не слишком пугает, то знай: ей тоже придется за тебя пострадать. Честно говоря, алба было бы этим шантажировать просто глупо, но бигемы имеют склонность привязываться друг к другу. Видишь эту штуку, в которой она лежит? Подготовительный резервуар. В ней донор проходит специальную очистку. Через полтора месяца она будет полностью готова. Думаю, прана из нее получится первоклассная. Кстати, девчонку я сам осмотрел. Как тебе удалось не разорвать ее своим бревном?
Сигурд не отвечал, он молча ждал развязки.
— Не принимай близко к сердцу, просто из меня скверный шутник. Так вот, у меня к тебе интерес. Девке будет худо, если ты ослушаешься. Но шанс ее вытащить оттуда у тебя еще есть. Война начнется в любом случае, понял? Не пытайся искать другого выхода. Я все знаю о твоем контакте с ренегатами. Тот мерзавец в чем-то прав. Но война начнется, бигем! Теперь посмотри мне в глаза и скажи, что ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да, сэр я понимаю вас, — сказал Сигурд. — Война начнется в любом случае. Прикажите, чтобы с меня сняли ошейник.
— Пока это невозможно… и не перебивай меня. Ты должен знать: все, что мне надо, это чтобы ты максимально настроился на выполнение поставленной задачи. Ты должен прибыть в город и взорвать объект «зэт». Я хочу знать, что это все-таки случилось. Пора сдвигать историю с мертвой точки! Предупреждаю: неожиданно могут появиться желающие помешать тебе. Это может быть кто угодно. Те же Куртц или… или даже господин Яглом. Но в особенности Куртц, понимаешь? Помни о своем ошейнике, бигем, я всегда могу нажать на кнопку…
Сигурд покосился на маленькое устройство, которое Верховный по-прежнему держал в руках. Руки Верховного тряслись.
— Нет, кнопка не здесь… — усмехнулся Ханаран. — Эта штука для того, чтобы нас не подслушивали. До кнопки тебе не добраться даже на танке. Может, каспулу-другую праны?
Сигурд покачал головой. Он и так был разбит.
— Вот и славно. Имей в виду: если кто-нибудь — Куртц или господин Яглом — даст тебе приказ, противоречащий нашему с тобой плану, это не должно тебя остановить или поколебать. Ты служишь прежде всего мне, я — Верховный Правитель. Уяснил?
— Да, сэр. Но ошейник не нужен. Пусть его снимут.
— Молчи и слушай, упрямец. На самом деле я оказываю тебе большую услугу. Это тебя дисциплинирует. Соберись, бигем! Ты совсем недавно бахвалился своей ненавистью к терракотерам? Погляди на себя! Что это за болтовня о протухшем обществе? Ты думаешь, сделал великое открытие? По-твоему, надо мебель ломать для того, чтобы все исправить? Разве для этого ты пришел? Измени всё это, бигем! Это приказ. Ладно… Мы, может, и не увидимся. Но помни: ты будешь всегда у меня на крючке. День и ночь. Во время операции подчиняешься Полю Маре, но ты знаешь больше него. Я в тебя верю. В случае непредвиденных обстоятельств поможет твоя сила. И думаю, ты не забудешь о девчонке. Сделаете с Полем то, что от вас требуется. А дальше… дальше жизнь не закончится. Вы вернетесь. Ты станешь героем, тебя повысят, ты поможешь Полю пробиться наверх. Слышишь, что говорю? Поль — человек чести. Я наблюдаю за ним много лет, я сам следил за тем, чтобы он стал таким. Поможешь ему. Не знаю, как. В тебе есть сила… придумаешь. Я буду тоже помогать, пока жив. Но если ты подведешь — убью. Буду следить за каждым твоим шагом, помоги Полю, он молодой, здравомыслящий и порядочный, не то, что Куртц, а я хочу умереть с мыслью, что всё-таки что-то изменилось.
«Мы все себе противоречим», — глядя на него, подумал Сигурд.
Ханаран снова щелкнул своим устройством и начал с кряхтением подниматься. Ему удалось встать с третьей попытки.
«Что-то в этой жизни нас постоянно пытается уравновесить», — подумал Сигурд. Он вспомнил о своем приступе гнева во время разговора с психологом. Глупо было всё, что он тогда наговорил ему — особенно про разлады. Возможно, если бы тогда к нему пришел не психолог, а «ренегат», и стал толковать о том, что пора ломать всю эту порочную систему и бороться с автоматизмом поведения, Сигурд рассмеялся бы ему в лицо и посоветовал разобраться со своими внутренними проблемами.
Ханаран, не попрощавшись, вышел, и Сигурд снова несколько раз дернулся на кушетке.
Проклятье! Сколько можно биться над одними и теми же вопросами? Мозги, какой от вас прок?
Каким простым казалось всё раньше! Каким ясным было чувство мести! И какой больной, расплывчатой, двойственной представляется нынешняя война…
Сигурд долго смотрел на спящую Руну, пока его веки не отяжелели. Он ненадолго задремал. Когда он очнулся, Руна была все в том же положении.
Сигурд стал думать о Ханаране. Что это за такая дурацкая установка? — «измени всё это». Да он просто из ума выжил, этот старик. Ему всё надоело. Он всех ненавидит. Он защищен от любых неприятностей. Он сыт и всегда в тепле. В его распоряжении все блага Поселения. Да он с жиру бесится! Его терпят, потому что у всех остальных высших чинов такая же сытая и беззаботная жизнь.
Надо было его просто прикончить — давно, еще как только Сигурд пришел в Поселение. Вот это и было бы «всё изменить». Вот оно, запоздалое понимание. Найти сообщников, захватить власть силой — это то, что он должен был сделать.
То, что он наболтал психологу, разумеется, глупо, кроме одного: это самое тухлое общество, которое только можно себе представить. Тухлее Федерации. И он уже давно имеет полное право его изменить. Вместо этого он зубрил малополезные в войне предметы и отдавал честь. Разве не нашлось бы у него множество сторонников, если бы он устроил восстание? Он освободил бы албов от их ремней, сделал бы их такими же свободными, как «ренегаты». Поздно! Теперь он раб в ошейнике…
Неожиданно погас и свернулся головид. Дверь снова открылась, вошли двое в черном и один в зеленом.
— Давай, — сухо сказал один из них. Сигурд узнал майора Бергера — того, что дал впервые попробовать прану.
На руках и ногах ему расстегнули ремни, тут же все трое быстро отступили на несколько шагов. Второй военный — спутник Бергера — нацелил на него ствол винтовки, а сам Бергер вытянул мускулистую руку, и в ней блеснул пульт. Сигурд догадался: от ошейника.
— Спокойно, ребята, — сказал он. — Я не собираюсь сопротивляться.
— Встаньте, капитан Дзендзель, — сказал Бергер. — Выйдите на середину комнаты.
— Я пойду, куда скажете, — Сигурд поднялся. — Только ошейник не нужен. Снимите.
— Вы не поняли, — сказал Бергер. — Военный Совет приговорил вас к смертной казни. Мы бы сделали это здесь, но Военный Совета хочет на это посмотреть.
Сигурд среагировал раньше, чем вспомнил предупреждение Ханарана, что окончательное решение выносить ему.
Он метнулся к Бергеру и, вырвав у него из руки пульт, кинулся под ноги второму военному. Столкнув его с такой силой, что тот долетел до стены, он в два счета разделался с человеком в зеленой форме и снова обернулся к Бергеру, но в эту секунду в глазах у него потемнело, и он потерял связь с реальностью.
***
Когда Сигурд снова очнулся, прямо перед ним был потолок.
Он огляделся насколько мог. Где-то в ногах тускло светилась лампочка, по грубо тесаному потолку тянулись тонкие тени от выступов.
Это была маленькая камера — настолько тесная, что нельзя было выпрямить руку. Самый что ни на есть гроб.
Сигурд проверил ошейник: на месте — где же ему еще быть?
Энергично двигая ягодицами и локтями, он опустился примерно на фут, и ноги уперлись во что-то твердое. Стукнул — отдалось металлическим гулом. Люк или дверца…
Сигурд вспомнил последние события. Напрасно выпендривался. Надо было просто подчиниться Бергеру.
Впору было обмозговать сказанное Ханараном, но мысли уносили его к человеку на троне. Это прана, она мешала реальность со сном. Давала умные догадки, посвящала в тайны и расшатывала психику — так она действовала на него. И все же человек на троне со своим маленьким уродцем и летающим шаром на плече — как необыкновенно реальны они были.
