Слишком тесно… Сколько он продержится в этом гробу, прежде чем начнется истерика?
Попробовать выбить люк? Сигурд попытался войти в скачок, но что-то не заладилось: по телу прошли странные судороги, мелко задрожали суставы… Стоп, назад!
Он отдышался, попробовал снова.
Не выходит.
Он изо всех сил заколотил пятками в люк.
Размах слишком короток — ногу как следует не согнешь.
«Капитан! Немедленно прекратите, — то ли в ушах, то ли сзади. — Вы помещены в карцер на неопределенное время».
— Что значит неопределенное время? Когда меня отсюда выпустят?
Не ответили.
Он снова стукнул, и тут же от ошейника по плечам и позвоночнику прошла резкая неприятная дрожь. За ней последовала еще одна такая волна. Затем еще одна. Когда-то Сигурда ударило током. Было немного похоже.
Думаете меня этим напугать?
От ненависти стало горячо в голове.
Он дернулся всем телом и замер, тяжело дыша. Ладно, он как следует отдохнет: пускай гипофиз снова наполнится. Затем он войдет в такой немыслимый скачок. Он разорвет ошейник, высадит люк.
В предвкушении Сигурд заскрежетал зубами…
— Железяка в печенку…
И вдруг — вспышка света! боль! страшная судорога!.. Все мышцы разом превратились в камень. Точно потолок упал… вот-вот раздавит. Слишком ярко… это жгучее солнце, и он смотрит прямо в его пылающую середину, и никуда больше смотреть нельзя. Нельзя кричать. Нельзя дышать. Время исчезло.
Боль длилась вечно, но вот она отступила, и он провалился в полузабытье. Кто-то что-то пробормотал то ли у него в голове, то ли над ухом, но он уже не смог разобрать слов.
«Нельзя больше так обжираться праны… — говорил он сам себе, стоя в середине огромного вращающегося шара. — Мерзость… Они все никуда не годятся… Я — полный кретин, могу убить любого. Они тоже… мы все…»
— Хватит! — прозвучал властный голос. — У тебя есть еще один вопрос.
Сигурд попробовал выбраться из тесного плена, и наконец ему это удалось, но только для того, чтобы тут же попасть в другой плен.
Все, как и в предыдущие два раза. Человек на троне, посох в руке, шар над плечом, карлик на колене. Нет, это не сон и не реальность, это что-то другое. Снова тяжесть давит к полу… опять волны, искры… Сигурд соображает, что лежит плашмя, задрав голову, а на спине его — словно пята великана. Не высвободиться… Что за дурацкая манера?.. Что будет после того, как он задаст свой второй вопрос? Зачем ему, этому серебристому призраку-небожителю безумный дикарь, который даже не знает толком, о чем спросить?
— Опять, — кряхтит Сигурд. — Ладно… Раз так…
А может, этот сон видят и другие, например, после того, как в организме накопится критическая масса праны? Тогда становится понятно, откуда профессору Галлу стало известно об этих существах. Но ведь профессор Галл — ренегат, а ренегаты, как известно…
Тут сила давления возрастает настолько, что Сигурд неожиданно для себя начинает говорить, вернее, выдавливать обрывки фраз, дополняя скупую речь скрежетом зубов:
— Мне тут растолковали… доступно… все кругом… на поводу разных идей… нет, доктрин… так и есть… тебе на забаву… ты убил дядю Огина… тебе нравится создавать, а потом убивать… злой бог… да и мы все злые… когда-то тебе надоест… ладно… до того, как прикончить… выкладывай… в чем смысл… в чем… твоей игры… долбаной… это вопрос.
Он готов ко всему — от раската хохота до мгновенной смерти, но человек на троне отвечает спокойно, как будто они беседуют за чаем:
— О, ты не ошибся с вопросами. Слушай меня, проводник, мудрец и царь. Вот — Рэн, — он указал взглядом на карлика. — Он сделан давно. Как видишь, вовсе не по мему подобию. Рэн искусственен. Он — продукт моей мысли. Но я вложил в него душу. Рэн прекрасен, совершенен, просветлен. Есть планеты Рэнов, там мир и благоденствие — и нет им конца…
Карлик равнодушно поглядел на Сигурда и закрыл глаза.
— Слушай же, — продолжал человек на троне. — Не стоит говорить никому о Рэнах. Это бессмысленно. Я не запрещаю говорить обо мне. Мы — Ихуа — рассеяны по вселенной и живем поодиночке. С твоей точки зрения мы всесильны. Мы — боги. Мы не можем жить сообща, как Рэны. В чем причина? Я не знаю. И никто не знает. Когда-то мы могли. Об этом свидетельствует устройство тела. Но очень давно мы утратили. Пытаемся истребить друг друга, убиваем жен. Но мы ищем способы решения этой проблемы. Хотим научиться жить в сообществе. Коллективный разум — вот к чему стремимся. Коллективный разум даст возможность эволюционировать. Но мы не можем, как Рэны. Созданы вы. Это эксперимент. Он длится много тысячелетий. На многих планетах. Вы — наши подобия. Вы должны найти способ жить вместе. Вы делаете это ради нас — Ихуа — и только во имя нас.
Он погладил карлика по голове. В эту минуту шар снова качнулся и очень медленно поплыл к Сигурду.
— У вас, как и у нас, есть воля, свобода выбора. Вы допускаете те же ошибки. Вы ищете противоположностей. Желание свободы, желание покорять и желание подчиняться сплетены воедино. Стоит объединить в общество — следуют реформаторство, война, разложение. Каждый раз то же самое. Три-четыре тысячи лет — и цивилизации вырождается.
Шар плавно опустился и словно заглянул в глаза Сигурду.
— Вы строите государства и тут же разрушаете. И мы всегда это делали. И вот жду. Многие тысячелетия. У меня есть время. Есть надежда. Хочу видеть вас — свои подобия, в мире, в согласии. Но вы убиваете. Самыми изощренными способами. Как и мы. Все, что могу, — приостановить процесс искусственными методами. Иногда вынужден это делать, иногда обманываю себя нарочно. Вот для чего механизмы. Хочу видеть общество себе подобных, но стабильное и счастливое. Да, я знаю: это иллюзия. И вот теперь ты посвящен.
Он умолк. Шар не спеша вернулся обратно.
Сигурд почувствовал, как тяжесть, давившая сверху, стала меньше.
— Я слышал, — проговорил он, — вернее читал, что наш прежний кингот… то есть, Ихуа… он умер…
— Неправда. Никогда не умру. Мы храним свою матрицу вне материи и времени. Тело можно воссоздать. Можно принять любую форму. Мы способны пережить гибель вселенной. Одного мы не можем: жить вместе. Мы воюем. Мы пытаемся уничтожить друг друга. Даже наше бессмертие не обессмысливает войны.
— Знаешь что, — сказал Сигурд. — Ко мне тут приходил психолог, он хотел решить мои внутренние проблемы, а я ответил, что меня тревожат только внешние проблемы. Наверное, в тот момент я заблуждался. Внутренние проблемы… их можно решить, а внешние — только уничтожить. Только я не хочу ничего уничтожать. Теперь не хочу. Я бы ушел куда-нибудь… но некуда…
— Есть куда, — сказал Ихуа. — На юге достаточно территорий, свободных от терракотеров.
— Пустые Земли…
— Называй, как хочешь. Уходи туда, только ты. Найдешь место, продли эксперимент. Ты в особой группе. Не могу тебя заставить, иди по доброй воле, один…
Перед глазами у Сигурда замелькали искорки. Ихуа стал рассыпаться…
«Все это байки, — подумал Сигурд. — Кинготы не знают о подземном поселении, иначе терракотеры давно бы уже всех тут вытравили… Значит, этого… как его там?.. Ихуа… нет. Привиделся…»
Сигурд провалился в сон без сновидений.
***
Он пришел в себя, посмотрел на часы. Часов не было. Он даже не помнил, когда и кто их снял. Он был разбит. Желудок требовал пищи, хотелось пить. Надо бы помочиться, но где и как?
— Камеру откройте! В туалет нужно, — позвал Сигурд. Дурацкое ощущение, когда кричишь в гробу.
Глаза слипались, вскоре он снова забылся, но минут через пять или десять опять открыл глаза и хрипло заорал:
— Вышибу дверь! Выберусь! Всех уделаю!
Он подумал, что в последнее время Зуброва в нем стало существенно меньше. Еще успел подумать, что Зубров все же хитер и может где-то прятаться.
И вдруг — снова вспышка света, боль, судороги…
Безмыслие. Солнце. Боль…
…Он очнулся и понял, что одежда под ним вся промокла. Сначала подумалось, что это пот, но следом пришло понимание, что он попросту обмочился. Проклятие, какой позор… Новый прилив ярости… Снова попытка войти в скачок… Неудача. Дрожь в суставах… Тошнота… Досада…
Все мы эксперимент, да? Бесплодные ветви Ихуа? Какая там мораль, какой гуманизм? — вся наша проклятая история — всего-навсего черновик бога-неудачника! Ихуа сделал нас для того, чтобы мы учили его жить. А мы испокон веков ищем бога. Кто-то всегда искал бога, чтобы узнать у него высшую истину. А высшая истина в том, что наша миссия — найти для бога истину.
Он прикусил губу до крови, чтобы не заорать снова.
Черновики… Цивилизации. Существовали, перечеркнуты, сожжены во вселенском огне. Пепел — все, что остается от наших дел. Ни одна из эпох не получила резолюцию «Утверждено». Все в топку. Важно одно, и имеет смысл только одно: приспособиться.
