Тот, что повыше и похудее, стоял, как и прежде. Разве что на лице появилась усмешка. А второй поднял руку с «пээмом». В огромном кулаке пистолет казался игрушечным.
Выстрел прозвучал хлёстко.
Чича спиной впечатался в стенку. Нож остался в правой руке. Левой, теряя сознание, Чича зажал простреленный пах.
— А ведь целился в ногу, — сказал Катышев, убирая оружие.
— Практически ты туда и попал.
— Люблю стрелять, но не люблю потом бумажки писать…
В квартире первым очухался Таджик. Два его друга лежали ничком и дожидались приезда врачей.
Даша, освобождённая из кладовки, указала на Таджика спецназовцам:
— Он хотел раздавить мою черепашку.
— Да? — хором переспросили трое бойцов.
— Нет!!! — заверещал Таджик. — Я просто шутил!
Ему почему-то никто не поверил. За спиной Акулова, уже вошедшего в спальную комнату, раздались характерные звуки.
Андрей прикрыл дверь — единственный деревянный предмет, оставшийся в комнате относительно целым.
Ольга, успевшая одеться, сидела на поломанной кровати. При виде Андрея попыталась подняться. Сказала с виноватой улыбкой:
— Какая я дура!
Он сел рядом, положил руку ей на плечо:
— Теперь все закончилось. Теперь все будет хорошо.
Рыдания то нарастали, то становились потише. Ольга пыталась что-то сказать. Сперва были понятны только отдельные звуки, потом Акулов, придвинувшись ближе, смог разобрать:
— Я… Я знала, что ты нас найдёшь… Но как… Как ты смог это сделать?
— Я пришёл к одному парню и хорошенько его допросил.
* * *
— Дверь там какая?
— Не вышибем. Да и нельзя его в хате брать, там же Вика! Она не в курсе проблемы. И нам помешать может, да и вообще… Сам знаешь, как у неё со здоровьем.
— Я понимаю. Предупредить её можно?
— Как? Мобильник отключён, в квартире два стационарных аппарата. Этот урод может подслушать. Опасно…
— Надо ждать, когда он на улицу выйдет.
— Вчера не выходил. И позавчера тоже.
— Если он главный, то должен поехать с Ольгой поговорить.
— Ничего он не должен. А если и поедет, то когда? Пока мы ждём, с ними неизвестно что могут сделать.
— Значит, надо вламываться и брать. Вика не маленькая, сообразит, что к чему.
— Я туда один зайду. Или его на улицу выманю, или её уведу.
— Рисково, он может тебя раскусить. Знаешь, как они в таких ситуациях чуют опасность?
— Я постараюсь…
Катышев вздыхает. Кивает:
— Удачи! Мы будем рядом. Погоди! Возьми пистолет.
Катышев расстёгивает свою кобуру и начинает доставать «Макаров».
Соблазн велик. Акулов отрицательно качает головой:
— Не надо, Василич. Отвык я от него… Не надо, так мне будет проще.
— Проще всего, когда он в руке и снят с предохранителя.
— Без него я себя уверенней буду чувствовать.
— Странный ты человек…
Лифт занят, и Акулов поднимается пешком. Пара минут ничего не решает, и хочется все ещё раз обдумать, оставшись наедине.
На этаже темновато и пусто, только вдоль левой стены громоздятся коробки и доски. Пахнет сыростью и какими-то химикатами. Через толстую дверь из квартиры не доносится ни единого звука. Андрей давит кнопку звонка резким движением, словно хочет таким образом разогнать опасения: Петушков улетел в Мексику, и значит, главный куш уже сорван. Теперь у Юры, несостоявшегося зятька, одна цель: не даться. Почуяв неладное, может пойти напролом.
Этажом выше занимают позицию Катышев и группа поддержки. Кто-то лязгает затвором автомата. Идиот! Дурацких фильмов, что ли, насмотрелся? Нормальные люди готовят оружие загодя.
Акулов ещё раз жмёт кнопку звонка, и сразу после этого дверь распахивается на всю ширину. На пороге — Виктория. Она удивлена внезапным визитом. Щурится, глядя из освещённого коридора в полумрак лестничной клетки. Придерживает на плечах шаль:
— Вот так сюрприз!
— Я не вовремя?
— Перестань!
Схватить за руку, вытащить на площадку. По двери — ногой. Крикнуть Катышеву…
Не успеть. Из комнаты появляется Лапсердак. На нем спортивные штаны и белая футболка, красиво облегающая накачанный торс. Он идёт лёгким шагом и оказывается рядом с Викторией. Обнимает её за талию, улыбается:
— Привет, Андрей!
Акулов вынужден изобразить радость:
— Здорово! Хорошо, что ты дома.
Кажется, что Юрий смотрит как-то не так, по особенному. Мнительность? Или он действительно что-то подозревает?
— Заходи, чего стоишь-то, как неродной? Викуся, ты чего братика в дверях держишь?
Теперь и она улыбается, привычно поворачивая голову так, чтобы меньше бросался в глаза шрам на виске.
Акулов заходит. Лапсердак протягивает для пожатия руку. Реальный шанс его нокаутировать. Но — сестра. Пока есть хоть какая-то возможность избавить её от шокирующего зрелища, надо играть. А возможность вроде бы есть. Не подозревает Лапсердак ничего, ведёт себя, как обычно. Лицо, глаза, голос…
Мужчины обмениваются рукопожатиями. Ладонь у Юры сухая, холодная. Пожатие — крепкое.
— Собственно, я за тобой, — сообщает Акулов.
— С вещами на выход?
— Без вещей, но в рабочей одежде. Ты же разбираешься в иномарках?
— Чуток.
— Моя «восьмера» в ремонте стоит, я сейчас на «БМВ» старом езжу. Глохнет, зараза! Хорошо, недалеко был, до вас смог добраться. Сам знаешь, для меня все, что под капотом — тёмный лес. Посмотришь?
— Ноу проблем, — Лапсердак растягивает брючины на манер галифе и изображает халдейский поклон. — Только переоденусь.
Акулов надеется, что переодеваться он отправится один. Напрасно: Лапсердак шлёпает Вику пониже талии и говорит:
— Помоги мне, пожалуйста. Там, в шкафу, столько всего, что мне не разобраться. Где-то ведь был старый ватник?
Они уходят в комнату, обнимаясь. У Акулова сводит зубы. Что за напасть на его сестру такая — постоянно связываться с подонками?
Обернувшись, Лапсердак говорит на ходу:
— Посиди на кухне, не стой. И не разувайся, все равно мне пол мыть.
Акулов следует совету. Только не садится, а встаёт у окна. Смотрит на улицу. Вполне возможно, что Лапсердак, за стенкой, делает то же самое. Андрей представляет себя на его месте, прочёсывает взглядом двор квадрат за квадратом. Как будто ничего не привлекает внимания. Не настораживает.
Минуты тянутся долго. Акулов то и дело поглядывает на часы. Кажется, что Юрий давно должен управиться.
В комнате что-то грохает. Природу звука не определить. То ли падение, то ли слабый удар. Слабый настолько, что в обычной ситуации Акулов бы его не расслышал. Сейчас нервы натянуты…
Пойти посмотреть?
Акулов отворачивается от окна, встаёт лицом к двери. Ну, где там хвалёная интуиция? Спряталась… Именно тогда, когда сильно нужна. Но потом, уже после событий, будет казаться: она предупреждала.
Появляется Лапсердак. Он переоделся. Чёрные джинсы, толстый свитер с закрытым горлом. На рабочую одежду не очень похоже. Держит за спиной правую руку. Лицо напряжено.
Останавливается. От Андрея его отделяет два метра.
— Ты сделал ошибку, — говорит он и выводит руку из-за спины. В ней — пистолет. Старенький, иностранный. Калибр некрупный. Похоже, у них с Гмырей одинаковые вкусы в оружии.
— Какую?
— Сначала подними лапы… Вот так, чтобы я видел. И не дёргайся, не успеешь. Хорошо! Какую ошибку? Конечно, я, может быть, и поспешил, но… Ты ведь не просто так завалился? Если бы пришёл просто так, то обязательно сделал бы замечание, что Вика открыла дверь, не спросив. Не захотели вязать меня у неё на глазах? Похвально! Но благородство всегда наказуемо!
— Что с ней?
— Лежит. Не переживай, я её не сильно ударил. Пока не сильно… Вокруг все оцеплено?
— Естественно!
— Ты проведёшь меня через кордон. Не смотри так скептически, многие выкручивались и из ситуаций похуже. Не станешь мне помогать — ей будет больно. А пока раздевайся!
— Ты не в моем вкусе.
— А я тебя трахать и не собираюсь. Мне Вички было достаточно. Красивая вывеска, но в кровати — не сахар. Особенно после ранения.
— Я думал, ты меня станешь грузить, что хотел собрать деньги на её операцию.
— Я похож на идиота? Значит, хорошо сыграл! На хрен она мне сдалась? С такими бабками, какие я заимел, любая баба — моя. На черта мне больная? Сам её лечением займёшься… Если все сейчас сделаешь правильно.
— Не боишься, что Петушков кинет?
— Во как! Ты и про него знаешь?
— Ага. Рассказал Вася Громов. Помнишь такого? Лох ты, Юра! Полный лох! Около бани Громов инсценировал свою смерть. А вы и купились…
Акулов следит за мимикой Лапсердака. Если он причастен к «повторному» убийству Громова, это должно проявиться.
Следит и одновременно себе поражается: нашёл, о чем думать! Сейчас есть проблемы намного важнее…
Лапсердак искренне удивлён. Молчит, размышляет. Но пистолет не опускает. Довольно уверенно его держит. Хотя до спецназовца, с которым Андрей делил камеру, ему далеко.
