Мы продолжали болидом мчаться вперед.
– Надо остановить их на несколько часов! – кричал Морфичев. – Поищи в ящиках, может, есть лопата!
– Ты предлагаешь выкопать ров?
– А что ты еще умеешь делать?
Неугасимая жажда выполнить свой профессиональный долг подталкивала Морфичева к абсурду. Мне вовсе не хотелось рыть посреди дороги котлован или, скажем, сваривать из рельсов противотанковые ежи. Пора было прийти к нему на помощь и предложить ему свои варианты. Я попросил у него карту. Морфичев протянул мне помятый лист бумаги с паутиной бледных линий. По-видимому, эту примитивную схему он скачал из Интернета и распечатал на плохеньком принтере. Тем не менее, я сумел сориентироваться и найти наше местоположение. Тонкая ломаная линия, означающая дорогу, соединяла город Стыкур и некий объект Хин, условно обозначенный домиком с остроугольной крышей и дымящей рядом с ним трубой. Скорее всего, это и был горно-обогатительный комбинат, который намеревалась инспектировать комиссия. Двигаясь в его сторону, мы обязательно должны были пересечь небольшую реку, обозначенную на схеме. А если есть река, то будет и мост. Правда, мне еще никогда в жизни не приходилось взрывать, разводить или обрушивать мосты, и я не испытывал желания это делать, но другого выхода у нас не было.
Я сказал об этом Морфичеву. Он выхватил у меня из рук карту, глянул на нее и, скомкав, кинул на пол. Лицо его выражало плохо скрытую тревогу. Должно быть, Морфичева беспокоило то, что мы до сих пор не догнали джип Акулова, а расстояние от колонны ООН до горно-обогатительного комбината стремительно сокращалось. К тому же мост, который я предлагал вывести из строя, находился на критически малом расстоянии от конечной цели инспекторов. Нервозность, охватившая Морфичева, передалась и на бронетранспортер. Машину трясло и кидало из стороны в сторону, будто у нее отказала рулевая система или коробка передач. Кусая губы, Морфичев маневрировал между дорожными ямами и автомобилями. Когда мы проезжали деревни, на обочину выбегали грязные, одетые в тряпье дети. Одни приветствовали нас восторженными воплями, другие забрасывали камнями. Когда мы обгоняли какую-либо легковушку, Морфичев отчаянно сигналил, заставляя ее снизить скорость и прижаться к краю дороги, и тогда я мог рассмотреть лица всех пассажиров, сидящих в салоне. Я делал это лишь для очистки совести, так как был уверен: догнать Акулова и Ирэн не сможем, как бы ни торопились. Слишком велик был разрыв во времени. Они выехали из лагеря на два, а то и три часа раньше нас и наверняка уже добрались до конечной точки. Но вот сумели ли они пронести на территорию комбината свою адскую ношу или нет, наверняка сказать было трудно. Это зависело и от смелости, хитрости и упорства Акулова, и от надежности охраны. В конце концов, от глубины глупости и доверчивости моей Ирэн, которая, смею надеяться, все происходящее по-прежнему принимала за Игру. Как бы то ни было, главные события ждали нас на территории комбината. Мне не хотелось преждевременно думать о том, выполнима ли в принципе та миссия, в которую меня втянул Морфичев. Незаметно проникнуть в помещение секретной лаборатории и оставить там капсулу с боевым плутонием сложно, очень сложно. Но стократ сложнее ее оттуда вынести!
Безумная гонка по разбитой дороге продолжалась слишком долго и даже Марго успела надоесть. В ее поскучневших глазах я читал острое желание того, чтобы двигатель заглох и больше не запускался. Проехав несколько десятков километров вдоль нескончаемого рисового поля, мы наконец выскочили на мост. Именно таким я себе его и представлял: старый, ржавый и скрипучий. Под колесами бронетранспортера он угрожающе закачался, опоры заходили ходуном, и грязно-желтая речная вода под ним пошла морщинами. Морфичев переехал на другую сторону и перегородил проезд.
– Перекрой дорогу с другой стороны! – крикнул Морфичев Марго и взялся за металлический трос с крюком, лежащий на полу. Раздирая руки до крови острыми заусенцами, мы вытащили его на броню и оттуда скинули на землю. Морфичев работал как на пожаре, спасая собственный дом от огня. И, что мне очень нравилось, не торопил меня, не прикрикивал и вообще не упражнял командный голос. Казалось, он все собирался делать сам, а мою помощь воспринимал как проявление доброй воли.
Марго отнеслась к поручению с особой тщательностью. Она встала перед мостом посреди дороги, широко расставив ноги и подбоченившись, а при появлении какой-либо машины властно вскидывала вверх руку и громко объявляла:
– No thoroughfare![2]
Через несколько минут с обеих сторон моста скопилось приличное количество машин. Самые нервные и нетерпеливые начали подавать протяжные гудки. Умные, которых непреклонный вид Марго впечатлил, разворачивались и уезжали в обратную сторону. Несколько водителей, стоявших в заторе в числе первых, подошли к Марго, обступили ее и одновременно стали высказывать свое возмущение. Пристегивая трос к бронетранспортеру и разматывая его вдоль моста, я поглядывал на Марго, и мою душу теснило чувство надвигающейся опасности. Но у девушки хватало ума и такта пригашать конфликт. Мило улыбаясь и с изяществом демонстрируя обтекаемость своей фигуры, словно позируя фотографам для обложки мужского журнала, Марго волнующим голосом повторяла:
– Excuse, it is the order.[3]
Водителям этого было достаточно, они тоже начинали улыбаться и показывать свои редкие и кривые зубы, с пониманием кивали головами и возвращались к своим машинам. Тем временем мы с Морфичевым пытались зацепить крюком край листа рифленого железа, которым была застелена проезжая часть моста. Мы надеялись, что крюк, подобно плугу, сорвет с моста все покрытие, сделав его непреодолимым для машин. Но получалось плохо, крюк не держался и наверняка не выдержал бы даже слабой нагрузки. Но тут к нам на помощь подошли два чумазых, блестящих от пота водителя. Подвинув нас, они со знанием дела принялись связывать трос петлей. Знали бы бедолаги, что собственными руками перекрывают себе путь! Морфичев дал задний ход, чтобы ослабить трос и накинуть петлю на железный лист. Мне казалось, что мы возимся тут недопустимо долго. Вокруг Марго столпилось уже слишком много желающих поглазеть на ее улыбку и бедра. Меня начинало угнетать стремительно усиливающееся чувство тревоги.
Но вот парни накинули петлю на угол листа.
– Марго! – крикнул я. – Иди в машину!
Но на другой стороне моста что-то случилось. Я уже не видел Марго, а только темные, пропотевшие спины водителей, обступивших ее. Морфичев, высунувшись из люка, обложил меня крепкими словечками. Он не мог начать движение, из-за нас он терял драгоценное время. Но и я не мог оставить Марго. Со всех ног я кинулся к ней. Нашла время пудрить мозги мужикам! С ума сошла?.. Ворвался в толпу. Крепкий запах пота, табака, грозные выкрики. Толпа колыхалась взад-вперед, словно группа мужиков выкорчевывала дуб. Я при помощи кулаков и локтей прорывался в середину. От моего внимания не укрылось то, что лица у водителей были отнюдь не приветливыми. Меня окружали десятки налитых кровью глаз, изломанные в злобе губы, смуглые, неухоженные, побитые оспой и иссеченные шрамами лица. И непрекращающийся гул голосов, который с каждым мгновением становился все более громким и агрессивным… Я позвал Марго. Теперь внимание толпы частично перешло на меня. Кто-то крепко врезал мне кулаком между лопаток. Я сдерживал себя как мог. Драться в этой толпе – безумие. Схватился рукой за чью-то скользкую от пота шею, оттолкнул в сторону, навалился плечом, двинул в мягкую стену коленом и сквозь зубы:
– Р-р-разойдись!!
А вот и Марго! Девчонка перепугана – первый раз в жизни я видел испуг в ее глазах! Лицо бледное, волосы растрепанные.
– Кирилл, они почему-то взбесились!
Я не без труда высвободил зажатую горячими телами руку, обнял и прижал к себе Марго.
– Господа, спокойно! Спокойно! Сейчас во всем разберемся…
Скорее, это я прокричал для себя. Никто не мог меня понять. Какой-то страшный мужик с огромным носом, похожим на гнилой апельсин, схватил и сжал в кулаке эбонитовые бусы Марго, а затем резким движением сорвал их с ее шеи. Он что-то крикнул гортанным хриплым голосом, вскинул кулак с бусами над толпой, и на головы людям посыпались черные коровки и овечки. Толпа всколыхнулась, словно по ней пропустили электрический ток. Со всех сторон раздались жуткие вопли. Все смотрели на нас с лютой ненавистью, словно мы совершили некий безобразный, из ряда вон выходящий поступок. Я не мог понять, что явилось причиной столь резкой смены настроения, но ясно было одно: наше положение аховое, обезумевшая толпа все сильнее сдавливает нас со всех сторон и вот-вот станет нас бить, топтать и рвать на куски… Оглушительно прогремела пулеметная очередь. Морфичев стрелял поверх голов, но толпа, вместо того чтобы испугаться и разбежаться во все стороны, завелась еще сильнее. Провокатор с гнилым носом орал пуще всех и размахивал над головой ниткой от бус, на которой уже не было ни одной фигурки. Я чувствовал на спине, животе и боках множество корявых пальцев; они щипали, царапали меня, напоминая стаю гигантских пауков, прицепившихся своими мохнатыми членистыми лапками к моему телу. Марго все крепче прижималась ко мне, впрочем, так получалось без ее воли, ибо мы попали в самые настоящие тиски, и ее щека коснулась моей груди, ее косички приникли к моим губам…
