Пашка болел уже третью неделю. Два дня назад отпраздновали его четвертый день рождения. Я мечтал закатить пир в ресторане, чтобы было много клоунов и массовиков-затейников, но пришлось гулять дома. Этот год сын часто болел: ангина сменялась гриппом, а простуда, бронхитом. «Дети всегда болеют», — успокаивала меня Людка.
Неделя… Неделя тишины и покоя перед бурей, ураганом, который смел мою прежнюю жизнь, не оставив камня на камне…
— Толян разговор есть, — Малыш сидел в кресле напротив моего рабочего стола. Его тон не предвещал ничего хорошего.
— Давай, — я отложил папку с документами, достал сигарету и закурил.
— Через два часа будут брать Сыромятникова. — Я кивнул. Вчера Смирнов собрал нас у себя и сообщил, что операция готова, и начнется она сегодня с ареста директора завода. Володька лично должен был контролировать действия ОМОНа, милиции и прокурорских. — Придется ехать тебе.
— Что за новость? Почему мне?
— Вован в аварию попал. Только что мне позвонил.
— Что-то серьезное?
— Ну так. Выскочил на разделительную — у нас на Кутузовском, а навстречу другой крутой. Два джипа лоб в лоб, хорошо скорость небольшая. Подушки сделали свое дело. Но у Вована, по ходу, сотрясение. Так что больницы не миновать. Ехать надо тебе. — Малыш был серьезен как никогда. — В этой сделке мы никак не можем облажаться, слишком все серьезно.
— Малыш, но почему я? Я же не в теме? Вы с Вованом дело крутили, я только Пистона взял на себя.
— Толян, не строй из себя восьмиклассницу, ладно? Мы бабки делим на троих? — Я кивнул, — Поровну? — Возразить мне было нечего. — Мы там такой сценарий разыгрываем, что мне лучше не появляться. Пока не появляться. Больше ехать некому.
Тяжко вздохнув, я раскрошил в пепельнице оставшуюся половину сигареты.
— Вот и хорошо, — Малыш верно расценил мое молчание. — Там дел то на пару часов. Тебе нужно просто проконтролировать, чтобы все прошло по сценарию, а потом поговорить с директором. Конечно, Вован у нас главный спец по разводу лохов, но что теперь поделаешь, ты-то тоже не лыком шит. А еще надо передать парочку конвертов — люди же не за просто так работают, сам понимаешь.
Через час я сидел в прокурорском микроавтобусе, припарковавшемся недалеко от здания завода, и проводил совещание со следователями. Мы повторили последовательность действий. Мне доложили, что группа ОМОНа уже на месте, ждет приказа. Сыромятников, как обычно, с восьми утра на месте.
— Трудоголик, блин. Сутками торчит на заводе, а толку нет. — Я постарался пошутить, чтобы скрыть охватившую меня нервозность.
— Так завод ему достался в таком состоянии, что… — Следователь Ковригин недавно получил от меня увесистый конверт и пребывал в прекрасном расположении духа. — А директор наш, понимаешь, еще и о рабочих заботится. У него тут прям коммунизм — премии, дотации, питание. Чудик, короче.
— Да уж, баран среди волков, — подытожил я.
— Угу, вот мы его сейчас и подстрижем, — Ковригин зашелся противным визгливым смехом.
— Все, пора, — прервал я следователя.
Вчера на совместном совещании с Малышом и Смирновым я был поражен, с какой наглостью планировалось провести операцию. Все было шито белыми нитками. На мои недоумения подельники лишь посмеивались, они были уверены в непробиваемости своей позиции, в весомости и значимости покровителей.
Тяжело вздохнув, я отдал приказ о начале операции. Судебные приставы в сопровождении бойцов ОМОНа вошли в здание. Несколько минут понадобилось на нейтрализацию охраны. Горе-чоповцев вывели на улицу и уложили на асфальт лицом вниз. Места прежних охранников заняли сотрудники ЧОПа, специализирующегося на рейдерских захватах. Ребята знали свое дело: первым делом они перекрыли подход к административному зданию и, тем самым, отсекли рабочих от руководства. Параллельно были заблокированы входы и выходы из цехов: люди не смогут собраться вместе.
Я вошел в приемную Сыромятникова. Пожилая секретарша была белее накрахмаленной салфетки, покрывавшей поднос с прохладительными напитками. Судебный пристав и новый директор завода уже ожидали меня. Мы вошли в кабинет, и я прикрыл за собой дверь.
Директор сидел за своим столом и молча смотрел на нас. Его, конечно, уже предупредили, что происходит на заводе. Я отдал должное самообладанию хозяина кабинета. Сыромятникову было под шестьдесят. Среднего роста, подтянутый, седые волосы коротко подстрижены. Рубашка, вельветовый пиджак, галстук отсутствует. Видимо, директор не любил официоза и уж точно не любил понтов. Обстановка его кабинета, как и одежда, была простой, но добротной: все надежно, функционально, без излишеств. Я сразу проникся уважением к этому человеку: передо мной был трудяга, который не за страх, а за совесть занимался трудной и опасной работой.
Представитель власти — такой же гнилой и мерзкий, как и сама власть, приступил к исполнению своих обязанностей. Сыромятников ознакомился с решением суда, сделал пару глотков воды из хрустального стакана и, почему-то глядя на меня, сказал:
— И что теперь?
— Теперь вы свободны, Валерий Федорович, — судебный пристав старался выглядеть важным и неподкупным, — ваше место займет новый директор. Вот. Геннадий Петрович Акшенцев, — показал он рукой на пухлого круглого человечка по кличке Пузырь. Пузырь был известен в криминальном мире своей способностью исполнять весьма деликатные поручения. Талант Акшенцева заключался в том, что он не боялся ни власти, ни бандитов. И еще. Он умел держать язык за зубами.
— Как угодно, — Сыромятников поднялся с директорского кресла, но я жестом остановил его.
— Валерий Федорович, я попрошу вас остаться. А Геннадий Петрович пока поработает в кабинете вашего зама. У нас есть еще одно дело. — Наступала самая противная фаза всей операции. Как же гнусно было у меня на душе.
— Ну что же, моя миссия окончена, — засуетился пристав, — всего хорошего.
Я молча кивнул. Когда за приставом и Пузырем закрылась дверь, в кабинете повисла гнетущая тишина. Первым не выдержал Сыромятников.
— Простите, а с кем имею честь?
— Ну, скажем, я консультант нового директора. Меня зовут Анатолий.
— А по отчеству?
— Пустое.
— И чего мы ждем?
— Второго акта.
— Вот как? Подождем.
Директор по-прежнему выглядел спокойным. Я в очередной раз позавидовал его выдержке. Дверь кабинета распахнулась, внутрь вошли прокурорские работники. Они без промедления начали свое дело. Постановление об обыске, понятые. Пистолет нашли сразу. Один из прежних охранников подбросил его в шкаф для бумаг.
— Это ваше оружие? — Спросил следователь.
— Впервые вижу, — ответил Сыромятников.
— А как вы думаете, откуда оно в вашем кабинете?
— Не имею представления. Хотя… Думаю, что Анатолий, — директор кивнул в мою сторону, — должен знать об этом больше меня.
— Понятно, — следователь криво ухмыльнулся, и продолжил составлять протокол.
Когда формальности были закончены, все покинули кабинет, оставив меня наедине с Сыромятниковым.
— Вот так, Валерий Федорович, — я без проволочек перешел к делу. — Теперь можно и поговорить. Надеюсь, дальнейшие ваши перспективы вам понятны. Теперь вы не имеете к заводу никакого отношения. Ваше предприятие со всеми активами в ближайшее время будет несколько раз перепродано, а сами вы отправитель в СИЗО. Ствол, который только что у вас изъяли, засветился в парочке заказных убийств. Так что, думаю, вы проведете за решеткой как минимум год — пока будет идти следствие. И то, это только в том случае, если суд вас оправдает или даст условный срок. Если нет, то отправитесь в зону лет на несколько. Как?
— Весело. — Сыромятников отхлебнул воды. Рука, держащая стакан, предательски дрогнула. — Сам факт этого разговора говорит о том, что может быть и по-другому. Я жду. Жду вашего предложения.
— Приятно иметь дело с умным человеком. — Директор нравился мне все больше. — Нам нужен пионерский лагерь. Быстро и тихо. И нам не нужны тяжбы, всякая волокита, да и лично против вас я ничего не имею. Задним числом мы оформляем передачу интересующего нас объекта в качестве компенсации за долги, а все состряпанные сегодня бумажки спускаем в унитаз. Ваш завод остается с вами и вашими рабочими, которых, как мне рассказали, вы очень любите и цените. И главное, вы остаетесь на свободе с любимой женой — кажется Катериной? — Директор кивнул. — Вот с Катериной. Будете ездить, как и прежде, на дачу, на рыбалку с Завидово, в уютный домик в Крыму.
— А вы неплохо осведомлены обо мне, — Сыромятников был удивлен.
— Поверьте, мы люди серьезные, и играем по-серьезному.
— Вижу. Мне надо подумать.
— Думайте.
— Я могу остаться один?
— Нет, простите, — я улыбнулся. — У вас 15 минут. Прокурорское время стоит слишком дорого.
