— Вижу. Мне надо подумать.
— Думайте.
— Я могу остаться один?
— Нет, простите, — я улыбнулся. — У вас 15 минут. Прокурорское время стоит слишком дорого.
Директор ухмыльнулся и, подперев подбородок руками, углубился в свои мысли. Я встал и подошел к окну. Во дворе заводе назревал скандал: рабочие из двух цехов пытались прорваться через заслон охранников и омоновцев. Вояки с трудом сдерживали напор. Паре десятков человек уже удалось прорваться, и они осаждали вход в здание дирекции. «Только этого не хватало», — подумал я и набрал номер омоновского начальника. Майор успокоил меня, что контроль над ситуацией в ближайшее время будет восстановлен — на подходе подкрепление. «Кретины! Еще не хватало тут стрельбу устроить. Не дай Бог пресса заявится!»
— Ну, Валерий Федорович, что вы решили? У нас мало времени. Похоже, ваши рабочие решили вас освободить.
— Господи, только не это! — Сыромятников подбежал к окну, а потом бросился обратно к столу, снимая трубку телефона.
Я опередил его, вырвав трубку из рук.
— Не надо, Валерий Федорович, вам никто не поможет. Мы справимся.
— Справятся они! Козлы! Они там сейчас стрелять начнут, а у меня люди, у них семьи, дети! Что вы творите! Уроды!
— Сядьте! — Рявкнул я. — Сядьте, или я вынужден буду выйти из рамок корректного поведения.
— Скажите пожалуйста, какая речь! — Директор сел за стол, — ты быдло! Быдлом был, быдло есть, быдлом и останешься! Такая мразь, как ты не может ничего строить, не может созидать, а может только отнимать и разрушать! Я не боюсь вас! Я ничего вам не отдам! Пусть это будет стоить мне жизни!
— А про свою семью вы подумали? Про жену Екатерину. Про взрослую дочь Светлану?
— Ах ты подонок! — Сыромятников вскочил из-за стола и бросился на меня с кулаками. Я сбил его с ног точным ударом в челюсть и, заломив руку, ткнул физиономией в пол.
— Ко мне! — Громко крикнул я.
В кабинет ворвались охранники, скрутили директора и надели на него наручники.
— Мы не договорились, увозите его. Придется работать по второму варианту. — Следователь кивнул, а я вышел из кабинета.
Я начал приходить в себя только в салоне любимого Крузера. Это была моя территория, я заблокировал двери и уткнулся лбом в руль. Как же гадко было на душе. Как же противно! Пятерых рабочих отправили в больницу, один был в тяжелом состоянии — сильное сотрясение и травма внутренних органов.
— Козлы, уроды! Мясники! И прав! Прав Сыромятников! Я такой же козел, такой же урод! — Я почти кричал. — Зачем же я в это ввязался!? Зачем!?
В тот момент я ненавидел своих компаньонов, будто они были во всем виноваты, но дело есть дело. Я набрал номер Малыша.
— Да, Толян, что у тебя.
— Он отказался, работаем по второму варианту. Клиента увезли в «Матросскую Тишину», на заводе была небольшая заваруха, пятеро рабочих в больнице, но прессы пока нет.
— Да и хрен с ними, с рабочими. А вот с прессой это здорово. Шумиха нам не нужна. Поздравляю, Толян. Хорошая работа. Оставайся там до вечера. Потом приезжай, выпьем по стаканчику!
— ОК. — Да, я понимал, что на заводе еще много чего может произойти, контроль необходим. — Как там Вован?
— Нормально. Врачи, как обычно, перестраховываются, до завтра понаблюдают, утром отпустят.
— Хорошо, до завтра.
Только я отключил телефон, как он ожил вновь. Звонила Людка.
— Вот только тебя не хватало, дура! — Буркнул я, — Да, слушаю!
— Семенов, у нас проблемы. — Находясь в скверном расположении духа, я не обратил внимания на тревогу в голосе жены.
— Что, трусы в фитнесе сперли?
— У Пашки подозрение на лейкемию. Анализы очень плохие. Выписали направление на Каширку…
— Что? Как… Лейкемия это что? При чем тут Каширка?
— Это рак крови. Это может быть неизлечимо… — Жена заплакала.
— Ты… Ты погоди, не плачь. Ты… Я сейчас приеду.
Ночью мы уложили Пашку в свою кровать. Во сне сын стонал и метался между мной и Людкой. Жена мерно посапывала, а я лежал на боку с открытыми глазами и гладил Пашину влажную головку. «Все не так, почему все не так?» — Вертелись навязчивые мысли. — «Что теперь будет с сыном? Неизвестность. Как же страшна неизвестность…»
Мы выехали рано утром, чтобы успеть на прием к врачу. Очередь, томительное ожидание, гнетущая атмосфера человеческого горя, безысходности и страданий. Осмотр, анализы, утешительные слова «быть может все в порядке, это еще не факт, всякое бывает…». Но я по глазам видел, что врачу УЖЕ все понятно. Он просто хочет быть абсолютно уверен, прежде сообщит нам страшный диагноз. Осталось подождать пару дней, пока будут готовы анализы. Как прожить эти дни? Мне хотелось вернуть время назад. Хоть чуть-чуть назад, и остановить. Пашка, тогда Пашка был здоров, и это было счастье. Да, в конце концов Людка не в счет, на нее можно было просто не обращать внимание, а сын для меня был светом в окошке. Я жил ради него.
Мы сели в машину. Тишина. Я еще не успел завести двигатель, как услышал назойливый звук. Телефон. Моя мобила, переведенная в режим виброзвонков, скромно подрагивала в открытом автомобильном бардачке.
— Алло?
— Толян, ну ты, блин, офигел совсем! Что за дела?! Что случилось?! — Малыш был не на шутку взволнован.
— Все нормально. Что у вас? — Говорить не хотелось. Я мечтал об одном, чтобы все меня оставили в покое.
— Ты куда пропал?! Я тебе звонил весь вечер и все утро! Ты хоть понимаешь, какое дело мы затеяли, ты что творишь?!
— Малыш, прости, но не до тебя сейчас. У Пашки… У Пашки, похоже, рак.
В трубке повисла пауза.
— Толян, я сочувствую, — компаньон немного смягчился, — но дело тоже… Ну… Короче, ты приедешь?
— А надо?
— Нет, ты еще спрашиваешь! Мы только-только кашу заварили!
— Хорошо, сейчас своих домой отвезу и вернусь в Москву. — Я выключил телефон и завел двигатель.
— У него сын умирает, а он все о работе думает, — Людкин тон стал особенно ядовитым.
— В репу дать? — Тихо спросил я.
Жена не ответила.
«Вот такая Толя, у тебя классная житуха», — подумал я, трогая машину с места.
«Зачем это все? Зачем?! Офис, бизнес, бабки, тачки, шмотки? Пашка, любимый Пашка может умереть. Господи! За что?! — О! Ты теперь и про Бога вспомнил. А вчера чем занимался? — Да иди ты!» — Мысли, мысли вертелись в голове, и не было сил остановить этот бесконечный диалог. Лифт плавно поднимал меня на наш восьмой этаж. В офисе что-то незримо изменилось. Появилось нечто незримое — напряженное, опасное. Сотрудники стали сосредоточеннее, девушки серьезнее. Я сразу прошел в кабинет к Малышу. Володька был там.
— Здорово, братаны! — Бодро сказал я с порога. — Что у нас новенького? Вован, ты как?
— Привет, нормалек, только башка раскалывается.
— Привет, Толян, садись. — Малыш был хмур.
В кабинете повисла гнетущая тишина. Компаньоны смотрели на меня, и взгляды эти мне очень не понравились.
— Что молчим? — Мне стало не по себе.
— Ты вчера облажался, Толян, — начал Малыш.
— А что случилось?
— После того, как ты уехал с завода, — Малыш нахмурился еще сильнее, — туда приехали журналисты. А ОМОН и прокурорские уже слиняли. Наши ЧОПовцы свое дело сделали — на завод журналюг не пустили, так те у выхода обосновались, стали работяг расспрашивать. ЧОПовцы попытались их прогнать, сработали грубовато, камеру разбили. Короче, скандал теперь.
— Малыш, ну ты дал! ЧОПовцы облажались, а я виноват!
— А что с них взять?! — Крылов сорвался, я и не припомню, когда последний раз видел его таким злым. — Это люди специфические, их основная работа — ломать носы и челюсти. А вот наша работа думать, понимаешь? Думать, принимать решение и контролировать ситуацию.
— Малыш, не заводись. Я же тебе рассказал, какое известие вчера получил.
— Толян, я все понимаю, но…
— Да ни фига ты не понимаешь! — Наконец сорвался и я. — У тебя ни жены, ни детей, а одни только шлюхи!
— Мои шлюхи ничуть не хуже твоей! И если бы твоя была нормальной матерью, то ты смог бы нормально работать!
И опять тишина. Эта плотная, сгустившаяся, взрывоопасная тишина. Я сжал кулаки и медленно поднялся с кресла. Резко зазвонил мой мобильник. Он и спас ситуацию, я уже был готов дать Крылову в зубы. Звонил Виктор.
— Да, Витя, слушаю, — прижав трубку к уху, я вышел в приемную.
— Анатолий, вы… То-есть, ты. Толя, ты не представляешь, что для меня сделал. Юлю прооперировали. Все в порядке, она уже пошла на поправку.
— Рад за тебя, Витя. Хорошо, что хоть у кого-то все хорошо.
— Анатолий, у вас неприятности? Что-то случилось?
— Да уж, случилось, — я вышел в коридор, — сын у меня заболел, да на фирме творится не знамо что.
— А что с сыном?
— Подозрения на лейкемию.
Трубка молчала, но странное дело, я чувствовал, что этот мало знакомый мне человек искренне переживает. И это молчание было лучше любых слов.
