Ознакомительная версия.
Торин ехал по занесенной снегом единственной дороге, которая вела к «вологодскому пятаку», как называли ИК-5 в определенных кругах. Это была одна из нескольких специализированных колоний, где содержались лица, осужденные к пожизненному заключению. Когда Андрея Петровича пригласили возглавить частное оперативное подразделение для противостояния международной преступности за пределами страны, он сразу понял, что группу придется набирать не только из профессионалов высокого класса, но и еще из людей, которым нечего терять в этой жизни. Безудержным авантюристам он не верил, а настоящие профессионалы, свободные от службы, толпами по улицам не бродят. Они уже при деле, а те, что не при деле, находятся в такой беде, спасение от которой является прямой гарантией их согласия на работу. Торин понимал весь риск работы этого частного спецподразделения, созданного крупными судовладельцами для обеспечения безопасности грузоперевозок в пиратских районах Юго-Восточной Азии. Работать придется нелегально и умирать тоже. Пожалуй, самым главным было то, что ни одна живая душа, будь то чья-то спецслужба, местная полиция, Интерпол, не должна догадаться о принадлежности этих людей не только к конкретной фирме, но и к конкретной стране. Что бы Торин со своей группой ни совершил там, за границей, их при задержании обвинят как минимум в бандитизме. И если такое случится, то обвинить должны как группу физических лиц, и не более. Торину придется опираться только на свой опыт, на знание обстановки и профессионализм членов группы. Помощи им ждать будет неоткуда: ни от Олега Ярославовича, ни от правительства России, ни от ФСБ или ГРУ. Правда, существовали определенные легенды, которые позволяли пользоваться поддержкой местных официальных властей, но это все чревато изготовлением и подделкой большого количества различных документов, что не всегда под рукой. Единственное, что было поставлено хорошо, – это финансирование группы, которую назвали «Скат». Торин имел возможность распоряжаться весьма солидными, в разумных размерах, конечно, суммами для обеспечения планируемых операций. Он даже имел неплановый резерв. А при наличии достаточного количества денег множество проблем решались быстрее и легче в любом регионе земного шара.
Тем декабрьским утром Торин ехал в колонию за человеком, которого собирался взять в свою группу. Кстати, это был единственный человек, вытаскивая которого Торин пользовался помощью Николая Николаевича Радзевича. Все-таки система исполнения наказания – не его епархия. Торин решил бы эту проблему и без бывшего генерала, но путь был бы гораздо длиннее. Сейчас Андрей Петрович вел машину в сторону колонии и думал о человеке, которого собирался вытащить. Опять заныла раненная когда-то нога. Торин машинально снял руку с руля и стал потирать голень правой ноги. Кажется, это была его единственная привычка, которая бросалась в глаза наблюдательному человеку, – привычка потирать ногу.
Итак, еще один претендент на членство в группе, думал Торин. Что из себя представляет этот человек, бывший майор морского спецназа Дмитрий Доронин, не на бумаге, а в натуре? Не придется ли уехать ни с чем, ведь провести год в колонии особого режима – это не шутка.
Торин прекрасно понимал, что может представлять собой так называемая особая комната, где происходили встречи и беседы с заключенными следователей, представителей проверяющих органов, администрации колонии. Андрей Петрович резонно полагал, что комната прослушивалась и просматривалась. А темы его разговоров не должны были достичь посторонних ушей. Пользуясь особым правом, которое позволяло ему решить вопрос об инсценировке смерти нужного ему человека и вывозе самого «оригинала» на волю с другими документами и другим именем, он потребовал беседы с подопечным на свежем воздухе. Причем чтобы в радиусе двухсот метров не было ни одной живой души.
– Посидим, – предложил Торин, рассматривая заиндевелые стены бывшего монастыря, – или, может, пройдемся?
– А я все равно сижу, даже если хожу, – мрачно пошутил Доронин.
Это хорошо, решил Торин, иронизирует, значит, чувство восприятия не притупилось. Он искоса поглядывал на Дмитрия. При своем росте метр семьдесят два Торин имел обыкновение сутулиться, втягивать голову в плечи, передвигаться на вялых ногах, отчего казался мужичком-замухрышкой с невыразительной внешностью. Со стороны его можно было принять за какого-нибудь инспектора отдела кадров, рядового бухгалтера или другого малооплачиваемого кабинетного работника. Доронин, даже просидев в колонии год, держался прямо, расправив плечи, и смотрел всегда перед собой, а не под ноги, как его сокамерники, быстро терявшие интерес не к жизни, а к существованию. Дмитрий казался ростом вдвое выше Торина, хотя разница составляла от силы сантиметров десять.
– Я бы хотел, Доронин, понять, что вы представляете собой как человек, – сказал Торин, – не вообще как человек, а как человек, который просидел здесь около года.
– А может, пойти вам куда-нибудь в… другое место со своими расспросами, – ответил равнодушно Доронин, остановившись и повернувшись к этому человечку. Это или какой-нибудь районный следователь, или заштатный журналистишка, или новый тюремный завхоз, которого интересует мнение его, Доронина, о том, почему в камерах так часто перегорают лампочки. Хотя Дмитрий не знал, есть ли в колонии завхоз и как он может выглядеть.
Человек как-то странно хмыкнул, поковырял ногой снег, а потом посмотрел Доронину прямо в глаза. От этого взгляда у заключенного пробежал холодок по спине. Он не сразу понял, что он почувствовал, но в глазах незнакомого человека блеснула холодная сталь. Доронин не знал, чего ждать, но чего-то ждать от этой встречи надо. Может, замены пожизненного заключения смертной казнью, почему-то это первое, что пришло ему в голову.
– Отставить, майор, – резко и холодно приказал человек, – я полковник ГРУ Торин и приехал сюда не сопли вам вытирать, а кое с чем большим. Отвечать на вопросы! Коротко, по существу, опуская ненужные подробности. Ясно?
– Так точно, – вырвалось у Доронина, но он спохватился. Глаза заключенного сощурились. – Только почему вы решили, что можете мне приказывать здесь и сейчас?
Торин довольно ухмыльнулся. Парень еще в форме; удивительно, но рефлексы не потеряны. Значит, не сломался, это на удивление сильный человек. Хотя чему удивляться? Только такой человек и мог взять вину на себя, зная, что ему грозит. Надежный и сильный человек этот майор Доронин.
– Ты глазами-то на меня не зыркай, майор… – сменил Торин свой тон.
– А я бывший майор.
– Офицеров бывших не бывает! – строго сказал Торин. – Или он не офицер. Меня интересует, Дмитрий, сломался ты здесь или не сломался. Осталось в тебе хоть что-то от офицера морского спецназа или ты амеба.
– А вы считаете, что здесь можно остаться человеком?
– Считаю, что нельзя. Но не потерять человеческого можно.
– Загадками изволите говорить, полковник, – усмехнулся Доронин.
– Ну-у, это еще не все загадки, – успокоил его Торин, – а если бы ты знал их все наперед, то не стал бы хамить человеку старше тебя и по возрасту, и по званию, как говаривал в свое время небезызвестный тебе Мюллер небезызвестному тебе Штирлицу.
Доронин остановился как вкопанный и круто повернулся к Торину всем корпусом. Казалось, майор готов схватить этого человека за плечи и вытрясти из него все, с чем он пришел. Но человек, назвавшийся полковником ГРУ, не стал ждать, когда его будут трясти.
– Так я продолжу? – спросил Торин с иронией. Доронин молчал. – Спасибо. Это меня интересует прежде всего для того, чтобы знать, а сможет ли полноценно жить и работать на свободе человек, который отсидел здесь целый год без надежды на освобождение.
Доронин стоял и сверлил полковника взглядом, не выражая больше никаких эмоций. Он уже догадался, что из ГРУ просто так с такими разговорами не приходят, что это какие-то изменения в его судьбе. И чем больше радости и надежды поднималось в душе майора, тем меньше эмоций отражалось на его лице. Что значит спецназовская закалка, одобрительно подумал Торин.
– Ладно, последний вопрос снимается, – кивнул Торин, – сам все вижу, не первый год на свете живу. Тогда мне интересно было бы узнать, а не бросишься ли ты, Дмитрий, сразу искать виновных и мстить? Мстить кровью. Может, у тебя есть такая всепоглощающая обида? А?
– Нет у меня обиды, товарищ полковник, – неожиданно спокойным голосом ответил Доронин. Причем именно это «товарищ полковник» особенно порадовало Торина. – Я знал, на что иду, и не жалею о содеянном. Так что претензий у меня ни к кому нет.
– Хорошо-о, – одобрил Торин, – я знаю, что у тебя отобрали все награды и лишили звания, но профессия-то осталась. Готов пойти опять по этой профессии?
– Рядовым, по контракту? – усмехнулся Доронин. Держался он все-таки великолепно.
Ознакомительная версия.
