Пришелец мог бы остановить движение, сломать ему руку, но он не стал этого делать, а просто классически завершил бросок, который в айкидо называется шио-наге.
«Камуфляжный» вскочил на ноги с натренированной резкостью и быстротой. Но пришелец, назвавшийся его смертью, уже успел забросить штык-нож далеко в камыши.
Теперь он уже никак не стал комментировать действия «камуфляжного», а шагнул к нему правой ногой, перемещаясь боком. После этого его левая нога очень быстро обошла правую сзади, перекрещиваясь с нею. И еще быстрее правая нога «выстрелила» назад.
«Камуфляжный» не успел отскочить, хотя и отреагировал на удар. Подошва тяжелого ботинка впечаталась в низ его груди, заставив дыхание прерваться, а тело, потерявшее на мгновение опору, тяжело упасть назад.
— Потерял ты форму, сукин сын, — без какого-либо выражения заметил пришелец. — Это тебе не автомобилем на беззащитных женщин наезжать.
Он позволил «камуфляжному» во второй уже раз подняться с земли. Тот вставал гораздо медленнее и тяжелее, чем после первого кувырка, но зато потом неожиданно легко и быстро выпрыгнул вверх. Его правая нога, со скоростью освободившейся стальной пружины распрямившись в колене, ударила — в то место, где на долю секунды раньше находилась голова его врага.
«Камуфляжный», едва коснувшись земли ногами, снова атаковал противника — на сей раз широким круговым ударом левой руки. Но рука его наткнулась на руку пришельца, в один момент обретшую твердость и неподвижность ствола дерева.
Контрудар пришельца был сокрушительным — снизу вверх по кругу подъемом левой стопы справа по челюсти «камуфляжного». Голова последнего резко дернулась вверх и назад, он сильно покачнулся, но каким-то чудом устоял на ногах.
Однако сохранение вертикального положения мало что дало ему — он «поплыл», как романтически называют это тошнотворное состояние боксеры, теперь спасала только глухая защита. «Камуфляжный», мобилизовав остатки помутневшего сознания, прикрыл челюсть и лоб кулаками, а живот локтями.
— Да ведь ты ни фига не умеешь, подонок, — с каким-то даже горестным изумлением произнес пришелец. — Что же ты делал в Афгане? Что вы все там делали?
Тут мужчина в новой камуфляжной форме (достаточно, впрочем, уже изгаженной после кувырканий на влажной почве) решил продемонстрировать своему противнику часть того, что же он делал в Афганистане. Оказалось, что он все же весьма неплохо держал удар, потому что в боксе после счета «восемь» уже активно продолжил бы поединок. А тут он вроде бы выматерился и плюхнулся на спину, но в полете извернулся и приземлился на согнутые в локтях руки — оказавшись в метре от заветного ивового пня, на котором лежал пистолет. Словно гигантская пятнисто-зеленая ящерица, он шмыгнул к пню, удивительно ловко и резво передвигаясь на четвереньках. Его правая рука крепко охватила рукоятку пистолета. Теперь оставалось только резко крутнуться, перейти на спину, выбросить руку с пистолетом навстречу смертельной — да, смертельной! — опасности и нажимать, нажимать на спусковой крючок до тех пор, пока не вылетит последний отстрелянный патрон.
Ничего этого «камуфляжному» не суждено было сделать. Небо обрушилось на него, отчего он испытал адскую боль в шее, увидел ослепительную синюю вспышку, а затем все накрыл беззвучный и непроницаемый мрак.
Генерал-майор милиции Скрипник устраивал нечто вроде брифинга. В небольшом помещении в здании областного телецентра, который он почтил своим присутствием, собрались не только снимающие и показывающие журналисты, присутствовали здесь и пишущие, представляющие несколько городских и областных газет.
— … Теперь что касается убийства директора охранного предприятия «Ликтор» Кретова. — Скрипник изо всех сил напряг память, выискивая слова, которые сам он ежедневно слышал с экрана телевизора — красивые, даже завораживающие иногда слова, потому что ложились они друг за другом удивительно ровно и гладко — словно кто фантастически быстро и ловко возводил кирпичную стену.
Скрипника предупредили, что телевизионная запись будет показана сегодня вечером в подборке новостей. Хотелось выглядеть внушительнее и мудрее, хотелось быть похожим на говорунов-умельцев, выступающих по «Останкино». За акцентом надо следить — южный диалект, тяжеловесный и корявый, так и норовил прорваться.
— Да, это, значит (он произнес «значить», спохватился, подумал о том, что телевизионщики могли бы подправить-подкорректировать, но не делают же этого, гады) было убийство. Кретов погиб во время охоты. На затылке и на шее сзади отчетливо видны следы удара чем-то тяжелым, массивным — возможно, это приклад карабина, найденного в воде в нескольких метрах от трупа, возможно, это какой-то (Скрипник хотел сказать «дрын», но вовремя спохватился) обломок дерева. На теле погибшего также обнаружены повреждения, которые позволяют судить о том, что на него напали сразу несколько человек, потому что Кретов, как известно, был мужчиной физически крепким, прошедшим к тому же специальную подготовку…
— … Дерьмом он собачьим был, генерал, равно как и ты, — хмуро произнес Бирюков, глядя в экран. Он сидел перед телевизором в своей квартире, один, разве что тени ушедших людей безмолвно присутствовали здесь. На обоях, если присмотреться, можно было заметить следы губной помады, удаленной с помощью губки и стирального порошка.
Протянув руку к столику, Бирюков взял бутылку с коньяком, в которой жидкости оставалось чуть меньше половины, поднес горлышко ко рту, потом передумал, плеснул золотистой влаги в стакан, стал не спеша пить.
Лет двадцать назад он читал где-то заметку о документальном фильме — самого фильма он не видел, он хорошо это помнил. В инкубаторе около конвейера находится отбраковщик, который перебрасывает дефективных, хилых, недоразвитых цыплят на другую ленту, движущуюся в обратном направлении. Неизвестно, что будет с цыплятами в конце этого конвейера — скорее всего, они погибнут, лишенные пищи и присмотра. Все отбракованные цыплята воспринимают свою участь равнодушно, они, собственно, и не должны реагировать в зависимости от того, на который конвейер их поместили — что взять от существа с куриными мозгами, к тому же еще и несмышленыша. И только один цыпленок не хочет мириться с участью изгоя, он бежит против движения ленты конвейера. Рука контролера отбрасывает его назад, к концу ленты, а он упорно возвращается…
Вот так же и Галина — не захотела мириться с участью «отбракованной». Она и Ян, оба не захотели.
Что же, они играли немножко не по правилам. Но… «Остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим». Невозможно объяснить никому из отверженных, что с ними играли по правилам.
Пусть им с Яном повезет, а он, Бирюков, зла на них не держит.
Вперед, дорогая! (итал.)
С удовольствием! (итал.)
