не задумываясь, накрылась им и рванула на себя пока частично горящую дверь.
Внутри и правда оказалась конюшня. Правда без лошадок.
От дыма практически невозможно было дышать, а жар жег даже сквозь какую-то толстую ткань. Но видя малышей, которые забились в угол у собачьей клетки и сжались, крича изо всех сил, чтобы их услышали, было совсем не больно и не страшно.
Мне кажется, они даже не видели меня сквозь слезы, и не поняли, как я побежала к ним и начала кутать их в плотную ткань.
— ЭТО Я! ЭТО Я ВИНОВАТ! — плакал Андреас.
— Спокойно, спокойно, — тараторила я. — Не бойтесь, мы сейчас отсюда выйдем…
Однако стоило мне их подхватить на руки и броситься к двери, как я в ужасе отпрыгнула.
Одна из балок на потолке рухнула, завалив большими горящими досками дверь. Всего несколько досок, но сквозь такой огонь я детей не пронесу.
Хуже. Близко к огню стоят канистры с бензином. И не просто канистры, а еще и возле квадроцикла. А что случается с бензином в полупустых баках?
Он взрывается.
— Так, план меняется… — решительно сказала я, относя детей как можно дальше от открытого огня. — Вы сидите здесь и ждете меня.
Оставив их на соломе, я в панике пыталась найти хоть какое-то окно или запасную дверь. Не может же быть в такой большой конюшне всего один выход? Или может?
Видя, квадроцикл и канистры с бензином у пламени, я невольно забрала у малышни защитный плед и так быстро как только могу, перенесла все пять штук, как можно дальше от огня.
Но что делать с квадроциклом? Где взять ключи, чтобы его отогнать? Это же бомба замедленного действия!
— Вы видели ключи?! — невольно обратилась я к детям.
— Мы играли… Искали сокровище… Как пираты… Я зажег факел… Зажи… зажи-и-игалкой… — начал плакать Андреас, закрывая лицо руками. — А оно… Все… Загорелось…
Класс. Так это еще и они пожар устроили.
— А ключи ты видел, Андреас?! Ключи, как от машины?! — с силой затрясла я его.
Перепуганный до смерти, мальчик кивнул и указал в ту сторону, где вся стена уже горела и ключи было просто бесполезно искать.
— Там много ключей… Было… — громко зарыдал он, впадая в истерику.
— Черт! — зарычала я.
И дети, и собаки выли так слаженно, что я и сама готова была выть волком вместе с ними. Паника подкатывала к горлу так сильно, что дети заревели еще громче, а я в удушающей дымом неразберихе пыталась найти хоть что-то похожее на выход.
— Для квадроцикла и лошадей, конечно, обычная дверь не подходит… — бормотала я вслух. — Здесь должны быть еще ворота!
Пробежавшись по конюшне, я действительно их нашла. Вот только они закрыты на засов и сверху висит серьезный замок. Ключи уже искать бесполезно, так что нужно или найти другой выход, или способ их открыть.
Окна? Да, не достанем мы до окон под потолком! Искать стремянку?
Она уже тоже горит.
— Как же неудачно они все полезное свалили в одном месте… — как молния проскочило у меня в голове. — Значит нужно открыть ворота. Найти бы чем…
Не знаю как рыщущие по большой конюшне глаза увидели старое ружье, висящее на одной из пока слабо горящих стен. Какого черта оно вообще здесь висит?! Хотя, неважно, если в нем есть патроны!
С трудом сняв его с разгорающейся стены, я побежала к воротам.
— Закройте уши! — махнула я детям рукой.
Щелчок. Щелчок. Ничего.
— Да, нахрена нужно ружье, если из него нельзя выстрелить?! — в ярости закричала я, отбрасывая его в сторону.
Как вдруг за моей спиной что-то начало взрываться, и я инстинктивно бросилась к малышне, утаскивая их в угол с какими-то вилами и прочим хозяйским инструментарием. Содрогаясь до глубины души от визга детей, испуганного воя собак и мелких взрывов, стучащих по стенам, как отсчет таймера до взрыва бензобака квадроцикла.
Были здесь патроны. Были. Вот только искать их надо было раньше. Теперь они все взрывались по очереди в огне и разлетались рикошетом.
Вздрогнув в последний раз, я и не заметила, как повалила ногой вилы и, как ни удивительно, топор.
А вот это уже хоть какой-то инструмент.
— Сидите здесь! — крикнула я детям, бросаясь к двери с тяжелым топором на перевес.
Как там писал Некрасов?
Есть женщины в русских селеньях…
Их бабами просто зовут…
Слона на скаку остановят,
И хобот ему оторвут!
Черт, нет не так! Не помню, как надо!
Пытаясь замахнуться тяжелым для моих рук топором, я с дуру вспоминала слова поэмы «Мороз, красный нос», которые когда-то учила наизусть. Зачем я их вспоминаю? Зачем вспоминаю, как читала их папе в гостиной?
Приступ паники? Возможно.
В игре ее конный не словит,
В беде — не сробеет, — спасет;
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет!
Так было! Значит пока идем по плану. В избу я вошла, осталось из нее выбраться.
Не без усилий поднимая топор как можно выше, я со всей силы наносила удары по замку. В душе я надеялась на то, что мне хватит сил, сбить его с одного удара или может быть трех.
Но после четвертого удара, я поняла, что это бесполезно. Дедушка делал все, если не на века, то на долгие и долгие годы. Опустив топор, я с отчаянием посмотрела на замок, на плачущих детей и на пламя, стремительно ползущее к нам по сухой соломе.
Громко кашляя от дыма, я судорожно закрывала лицо рукавом спецовки. Дышать уже почти нечем. Еще пару минут, и мы просто задохнемся.
Пламя пыталось охватить и собачью клетку и, слыша пронзительный вой отчаяния, я невольно побежала к ним и увидев очередной замок, со всей злостью ударила по нему.
Один раз. Второй.
Два удара полных отчаяния и боли, из-за горящей соломы обжигающей подошвы, и замок поддался.
И я впервые поняла всю свою глупость жителя мегаполиса.
Едва не сбив меня с ног, собаки побежали к дальнему глухому углу и животными инстинктами отчаянно искали способ выбраться.
Что такое ездовая упряжка? Это стая, в нашем случае из шести собак, которая разделилась и начала рыть пол, усыпанный соломой, сразу же в шести местах. Почти все натыкались на камень в основании, но вот одна неожиданно начала зарываться глубоко под землю и формировать подкоп под одной из стен без окон и без дверей.
А
