ослабевает с новым рывком за провода. Ты отталкиваешь его, роняешь на пол и хочешь добраться до его глаз, но вот проблема — у тебя только две руки, а петля — то единственное, что пока спасает тебя от Феликса. Даже если ты отпустишь ее на секунду, Феликс успеет этим воспользоваться. Тебе ли не знать — вы одинаково быстры, и полминуты назад нехватка кислорода совсем не мешала тебе действовать.
Перехватив петлю одной рукой, ты второй стаскиваешь шлем.
Зубами хватаешься за провода и тянешь назад, пока твои пальцы находят его глазные впадины.
Глазные яблоки скользят, Феликс дергается с новой силой, даже полузадушенный и полумертвый, и надсадно хрипит, и его ногти впиваются в твои руки даже сквозь ткань.
Ты можешь поклясться, что камеры здесь повреждены, спасибо Свете, но с Феликсом все еще остаются они — его чертовы линзы, передающие изображение его хозяевам.
И ты хочешь вытащить их, пусть даже в процессе Феликс потеряет зрение.
Сконцентрировавшись на ощущениях и не обращая внимания на рывки Феликса, ты, наконец, чувствуешь это — подсохшую за время борьбы поверхность под твоими пальцами, ее скольжение по глазному яблоку. Линзы поддаются, ты сминаешь их, отводя к уголками глаз, и вытягиваешь, напоследок чуть не проткнув Феликсу глаза.
Ты отнимаешь руки и разжимаешь зубы, отваливаешься от его тела. Вытираешь приставшие к пальцам линзы об пол и для верности накрываешь их обломком планшета, валяющимся неподалеку.
— Теперь они тебя не видят, — выдыхаешь ты.
Феликс хрипит, выпутываясь из проводов и садясь на полу, но его рука уже тянется к поясу, к пистолету, про который он не вспомнил — или, точнее, попытался не вспомнить — во время вашей безобразной схватки.
— Это не так работает.
Удивительно, но в его хрипе ты отчетливо слышишь отчаянье.
— Это не так работает, ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ!
Крик причиняет ему боль, но Феликс не пытается себя беречь.
Его рука уже находит рукоять пистолета.
— МНЕ НЕ НУЖНА СЛЕЖКА, ЧТОБЫ...
— ...выполнить протокол. Нет, не нужна, — соглашаешься ты. — Я знаю. Но так...
Ты бросаешься к нему, пользуясь его заторможенностью. Снова валишь на пол и в свою очередь достаешь оружие.
Нет, не пистолет.
Таблетки.
Они рассыпаются по его лицу, и ты впихиваешь одну из них в его рот, заставляешь проглотить.
Они действуют быстро, но не быстрее пули, и еще около минуты ты просто удерживаешь Феликса на месте, давая им время заработать.
— Но так, — повторяешь ты в его распахнутые глаза, красные и блестящие после драки и надсадного крика, — никто не увидит, что именно я с тобой сделал.
Ужас написан на его лице, чистый ужас... Но спустя еще несколько секунд он сменяется растерянностью.
— Просто остановись, — подсказываешь ты. — Ты больше не обязан выполнять этот приказ.
У него получается. Мышцы расслабляются, Феликс опускает руки и какое-то время тупо смотрит сквозь тебя.
Ты садишься на полу. Феликс повторяет это движение. Он часто моргает, привыкая к новому мышлению и пытаясь уложить в голове все произошедшее. Вертит в руке пистолет в удивлении от того, что совсем не испытывает порыва прицелиться в твою башку.
— Как? — наконец, спрашивает он.
— Долгая история, — ты сгребаешь рассыпанные таблетки, но оставляешь несколько рядом с Феликсом. — Но это работает около тридцати часов, и это плохо сказывается на твоих мозгах. Просто... я свяжусь с тобой в течение этого времени. Постарайся протянуть.
Ты поднимаешься вместе с ним, и какое-то время вы топчетесь напротив друг друга. Тебе надо уходить, но ты не можешь не спросить:
— То есть это правда? «Эккарт» обещала избавить вас от протокола, но на деле лишь сменила пароли администратора?
Ты знаешь ответ, всегда знал. Но бессмысленные вопросы делают общение человеческим. И тебе как никогда хочется показать, что вы все еще люди. Нормальные. Свободные. Настолько, насколько это возможно в Аркадии.
— Не так уж плохо. — Феликс осматривает офис, как впервые, и досадливо морщится, понимая, что придется покинуть «Эккарт» навсегда. — Лучше, чем раньше, и... ну там, жилье, страховка, все привилегии. Но да. — Его взгляд останавливается на тебе. — Я бы не повторил эту ошибку дважды, если бы знал.
Он не продолжает, но его несказанные слова знакомы тебе как свои собственные.
Ошибка — вот как называется вся ваша жизнь. Согласие работать не на тех людей. Вас спрашивали, согласны ли вы стать шпионами. Не могли не спросить — закон. Хлипкая штука в целом, но в тех условиях он работал. Права человека, и после распространения клонирования среди высших кругов вы считались людьми, как ни крути. Но какой ответ вы могли придумать тогда, мало что зная об окружающей действительности? Вас не воспитывали в семье, как Амелию, вас не проектировали для правления — только для службы.
Он вдруг поднимает пистолет, и на миг весь твой мир рушится.
Черт, ты не для того помогал ему, чтобы...
Но он стреляет тебе за спину.
Обернувшись, ты видишь, как работник, чей офис стал вашим полем боя, валится на спину с дырой в черепе. В его руке зажат пистолет. Ты переводишь взгляд на Феликса и приподнимаешь брови.
— Довольно мощно для первого самостоятельного решения.
Он не отвечает, убирает пистолет в кобуру и поднимает с пола несколько таблеток.
— Я могу помочь, — говорит он задумчиво.
— Ты знаешь что-нибудь о тех, у которых тоже получилось скрыться после мирного договора?
Он с удивлением мотает головой, и ты вздыхаешь — стоило понадеяться, но...
— Но я знаю о двух наших в «Эккарте». Могу придумать что-нибудь. — Феликс сжимает таблетки в кулаке и невесело ухмыляется. — Пусть и только на тридцать часов.
Возможно, это переворот, хочешь сказать ты ему. Возможно, «Эккарт» скоро сменит лидера. Возможно, для вас еще есть шанс освободиться по-настоящему, навсегда, от всех, пусть даже для мира появление маленьких суперумных ботов и грозит катастрофами.
Но ты правда не можешь его обнадеживать. И тебе правда пора убираться отсюда.
— Феликс, — говоришь ты, поднимая шлем.
И, так и не придумав ни подходящего прощания, ни поручений для него — ты не имеешь права использовать его в своих планах, это ты способен осознать — смеешься:
— Полагаю, после всего этого дерьма... ты можешь считаться очень удачливым сукиным сыном, раз уже дважды обвел корпу вокруг пальца.
Он знает, что это не так, знает, что не смог
