– Ну что? – сказал я, когда немного отдышался. – Сдаешься?
– Ни за что! – мужественно ответила Анна из-под меня, сдувая со лба челку.
– Ну ладно! – пригрозил я, и мы снова покатились по траве. В эту минуту неожиданно грянул гром, и на нас низверглись потоки воды. Дождь быстро охладил наши разгоряченные тела, мы отпустили друг друга, раскинули руки, глядя в молочную бесконечность, и стали ловить капли ртами. Одежда моментально потемнела от влаги, тяжелые капли с треском разбивались о грудь, словно о сырой бетон. Вокруг нас зашумели ручьи, устремляясь между камней вниз.
Дождь закончился столь же внезапно, как и начался. Слой облаков над нами быстро прохудился, из образовавшегося окна брызнул солнечный свет. Через считаные минуты от нашей одежды повалил пар.
Мы босиком и в обнимку шли по альпийскому лугу неизвестно куда. Размягченная от влаги трава пружинила под нашими ногами, словно мы шли по огромному батуту.
– Я только найду Лешика, – говорил я Анне, – и на этом ставлю точку.
Анна вздыхала и отвечала:
– Так я и знала. Нет, ты никогда не поставишь точку. Ты найдешь Лешика, потом тебе понадобится разыскать какого-нибудь Вошика, потом Дерьмошика, потом еще кого-нибудь… Так будет продолжаться до бесконечности. А кончится все тем, что тебя убьют в собственном подъезде и я останусь вдовой.
Я обнимал ее за плечи и ласково шептал на ухо:
– Нет, этого не будет! Я везучий, у меня очень влиятельный ангел-хранитель. Он с господом богом на «ты». Он не допустит…
– Болтун, – тем же грустным тоном отвечала Анна.
Так мы брели до обеда, спустились на северный склон Роман-Коша и по нему дошли почти до Ангарского перевала. Едва Анна подняла руку, первый встречный троллейбус, идущий в Симферополь, остановился рядом с нами. Мы с наслаждением развалились на заднем сиденье, вытянув гудящие ноги, и опять вернулись к трудной теме. Анна первой начала этот разговор:
– Эти «барсуки» загребают деньги всеми доступными способами. Сначала Милосердова распространяла свои дурацкие акции, а потом вместе с деньгами свалила к брату в Москву. Затем Гурули с твоей помощью начал оживлять «Милосердие», чтобы снять с идиотов второй урожай. А бригада хакеров тем временем чистила чужие счета по компьютерной сети, взламывая системы защиты вирусами. Мне кажется, что все деньги стекаются в карман Германа Милосердова.
– Ты думаешь, что он главная фигура?
– Он политик, Кирилл. Кандидат в Госдуму. А вкладывать деньги в перспективного политика – самое выгодное дело. Когда он станет обладать депутатской неприкосновенностью и властью, то все трудовые пчелки, собиравшие деньги на его предвыборную кампанию, получат немыслимые привилегии в бизнесе. – Она помолчала и добавила: – Эта мафия – самая сильная и опасная из тех, с которыми ты когда-либо сталкивался. Они крутят целой страной.
Я понял, к чему она подводит.
– Ты пойми, Анюта, что этих счетов, которые мы списали у «барсуков», и даже очень подробного рассказа будет недостаточно для того, чтобы ФСБ взялась за это дело. Я хочу, чтобы для начала Леша вляпался в милицию. Когда его начнут допрашивать и сопоставлять факты, которые я предоставлю, вся картина преступления начнет вырисовываться, как на фотобумаге, когда ее опускаешь в проявитель.
– И где ты думаешь его искать? – спросила Анна, глядя в окно.
– Я знаю, где его симферопольская квартира.
– Конечно! – усмехнулась Анна. – Он сидит в этой квартире и ждет тебя.
– Главное – выйти на его след.
– Можешь не сомневаться, что его следы кольцами вьются вокруг Германа.
– И все-таки я бы начал с квартиры.
– А потом?
– Потом по счетам будем искать банк.
– А чего его искать? Открывай справочник и выписывай все данные.
– Что ж, значит, петля на шее мафии затягивается все туже. Я благословлю тот день, когда она задрыгает ножками, станет упираться и мотать головушкой, но мы все равно дотащим ее на веревочке к клетке с большим замком… Чего ты дуешься?
– Боюсь, что ты сейчас очень наивен, Кирилл. У меня плохое предчувствие.
– Ерунда, – сказал я, пряча лицо в ее волосах. – Все ерунда на этом свете. Самое главное – это ты.
– Улица? Номер дома?
Водитель такси, пригнув голову, смотрел на нас с Анной и нервно барабанил пальцами по рулевому колесу.
– Видишь ли, приятель, я зрительно помню, где это, – ответил я.
– Э-э! – взмахнул рукой с растопыренными пальцами водитель. – Зрительно я с тобой по всему Симферополю гонять буду?
– Это недалеко от вокзала.
– Сколько дашь? – Задавая этот вопрос, все водители почему-то отводят глаза и смотрят в лобовое стекло.
Тут меня оттеснила в сторону кредитоспособная Анна, вытащила из кармана стопку долларов и протянула водителю десятку. Водитель молча выстрелил рукой, скомкал деньги, испуганно посмотрел по сторонам и открыл заднюю дверцу.
– Садитесь! Бегом! – сказал он почему-то шепотом.
Мы сели «бегом» на заднее сиденье и уже через десять минут остановились у пятиэтажной кирпичной «хрущевки», куда поздно вечером пьяный вдрызг Леша привез меня. Мы зашли в подъезд. Прежде чем подняться на второй этаж, мне пришлось выслушать подробный инструктаж.
– Во-первых, вытащи руку из кармана, – негромко, но тоном строгой учительницы сказала Анна. – Леша сразу поймет, что у тебя там пистолет, и может выстрелить первым. Во-вторых, не кипятись, не провоцируй его на кровавую стычку. Будь хитрее. Скажи, что дом оцеплен милицией и добровольное признание будет смягчающим обстоятельством…
Я коснулся пальцем губ Анны. Сверху кто-то спускался. Мы повернулись к почтовым ящикам, делая вид, что выясняем расположение квартир. Скрипнула дверь, и с нами поравнялась пожилая женщина в белом платке, повязанном на голове.
– Извините, – сказал я, – вы не подскажете, где здесь живет Малыгин?
– Малыгин? – переспросила женщина, наморщила лоб и беззвучно пошевелила губами. – На пятом, я знаю, Сидоренковы, Белкин, на четвертом – Кайдак, Ермаков…
– Он врач, анестезиолог, – уточнил я.
– Да! Есть у нас бывший врач! – обрадовалась женщина. – Правильно вы сказали, Малыгин его фамилия. Но он на пенсии давно. На втором этаже живет. В тридцать девятой, если не ошибаюсь.
Анна взглянула на меня: мол, совпали ли данные? Я пожал плечами – почему пенсионер? – и пошел наверх. Когда я остановился перед дверью тридцать девятой квартиры, то почувствовал, что слишком взволнован. Снова я испытывал двоякое чувство. Как будто жалел этого человека, с которым когда-то было интересно и легко, как будто хотел помочь ему выпутаться из скверной истории, и в то же время в душе все клокотало только при одной мысли, что этот оборотень, мокрушник, «шестерка» так ловко обвел меня вокруг пальца, легко доказав, что я глуп и наивен.
Я крепко вдавил кнопку звонка, а когда за дверью раздалось шарканье тапочек, оттолкнул Анну подальше от двери.
Неожиданно открыл дверь приятной наружности пожилой мужчина с шапкой седых волос и седой аккуратно подбритой бородкой, глянул на меня поверх очков с двойными линзами, чуть подался вперед и перевел взгляд на спрятавшуюся за углом Анну.
– Чем обязан? – спросил он и по-доброму улыбнулся.
Все слова, которые уже стояли на старте, застряли в моем горле. Я поднял глаза, посмотрел на число «39», откашлялся и сказал что-то невероятно глупое:
– Э-э… Разве это тридцать девятая?
Мужчина тоже взглянул на номер своей квартиры и подтвердил:
– Во всяком случае в данный момент – да. А вас, смею спросить, это не устраивает?
Анна незаметно стукнула меня кулаком по спине.
– Мы, должно быть, ошиблись, – вмешалась она.
– Жаль! – развел руками мужчина. – Такая красивая пара – и, к сожалению, не ко мне.
Не знаю, красивая ли мы с Анной пара, но то, что он красиво лукавил, – факт. Я сделал шаг вперед и на всякий случай уперся рукой в дверь.
– Мне нужен Малыгин, – сказал я. – Он проживает в этой квартире.
– В таком случае, – оживился мужчина, – вы пришли по адресу. Малыгин – это я. И в самом деле проживаю в этой квартире.
– Не то, – сквозь зубы произнес я. – Вы, батя, путаете. Здесь жил человек помоложе вас, по профессии анестезиолог.
– Так я и есть анестезиолог! – воскликнул мужчина и снял очки. – Бывший анестезиолог из двенадцатой горбольницы! А что касается молодости, то… – Он почесал затылок. – Возраст ведь определяется не по годам, а по состоянию духа и тела, так ведь, девушка?
И подмигнул Анне.
– Хватит разыгрывать перед нами комедию! – почти крикнул я, хотя где-то в глубине души зародилось подозрение, в здравом ли я уме. – В тот день, когда похоронили Милосердову, в этой квартире ночевал опасный преступник.
– Вы говорите, днем ночевал преступник? – переспросил мужчина.
Он просто смеялся надо мной. Мне пришлось потратить немало сил на то, чтобы успокоить себя. Анна старательно гладила меня по спине.
