— Не надо на меня так смотреть, — попросил он Лину. — Вот и здесь ты ведешь себя не так, как должна бы примерная дочь. Этот амбал угрожал мне, твоему отцу. Я чудом спасся, и где же радость на твоем лице?
— Кого ты посадил в то кресло вместо себя? — думая о своем и ненавидяще глядя на старика, спросила Лина. — Кого ты еще убил?
— Даже не знаю. Мне нужен был человек примерно моего возраста, похожего телосложения… Вот и встретился мне тут один, попросил подвезти. Колхозник, наверное. Ты, должно быть, так обрадовалась, когда нашла меня с дыркой в башке, да?
Лина промолчала.
— А что ж ты не спросишь, как же это ты, папа, катался? Я, как Василия Ивановича-то пристроил, сам стал все делать. А как же иначе… Есть у меня препарат, что-то вроде наркотика, колешь его в ноги — и можно с час ими шевелить. Потом болят, правда, сволочи… Так что оцени, дочь, папины труды: на что я ради вас пошел, на какие страдания! Сам на машине ездил, колхозника этого поджидал. Ваську подвесить — тоже не так просто. Все для вас старался, чтобы впечатление произвести…
— Ты старался для своих сдуревших мозгов.
— Ну зачем ты так… Сколько я всего придумал! Ты оценила? Особенно там, на горшке. Кто на нем сидел, Вовка, что ли? Наконец-то я из него все дерьмо вышиб! — Чернов рассмеялся довольным скрипучим смехом.
— А сам ты тоже хочешь взорваться вместе с домом?
— Да ты никак о здоровье моем заботишься? — расплылся в улыбке Чернов. — Вот спасибо, вот порадовала старика отца напоследок! Да, пора мне на покой. Устал я за последние дни, набегался. Спектакль мой удался на славу, грех жаловаться. Детей повидал, чтоб вам пусто было, сволочи… Что еще мне делать на этом свете? Кстати, для Родины своей тоже благое дело устроил сегодня.
— Это какое же? Сыновей своих убил?
— Ну, и это неплохо, и это мне зачтется. Я одного гада-предателя к себе в гости позвал, он аж из Англии приперся. Думал его вместе с вами заставить побегать по дому, да не выдержал — по дороге сюда он поджарился. Костенко ему фамилия…
— И мы теперь с тобой будем здесь до полуночи сидеть и ждать?
— Можно, конечно, в соответствии с моим замыслом продолжать постепенную ликвидацию: сейчас Светку, через час дочку ее или тебя. Да уж ладно, посидим по-домашнему, дождемся все вместе.
— Вот спасибо.
— Ну я же не злодей какой, — развел руками Чернов. — Я строг и справедлив. Жаль только Аркашку твоего не удалось прищучить. Куда мужа-то дела?
— Дела у него.
— Вот жалость-то! А то бы он тут понервничал! Натура тонкая, артистическая-педерастическая, правда?
Лина поморщилась — ее связь и последующий брак с Аркадием были вынужденной жертвой на раннем этапе ее карьеры. Уже три года они жили раздельно и общались только по работе. Образ жизни Аркадия ее раздражал, но сейчас Лина испытала какое-то подобие радости за мужа: он продолжит свои кривляния и скандальные похождения. Жизнь закончится только для Лины.
— Папа…
— Что, Ангелина?
— Отпусти ребенка.
— Ты за кого меня принимаешь? За дурака? Напрасно… Кажется, я не давал к этому повода и переиграл сегодня вас всех.
— В чем виноват ребенок? Какие у тебя претензии к Алисе?
— Во-первых, это будет наказанием для Светки. Пусть мучается вдвойне. Во-вторых, яблоко от яблони недалеко падает. Вырастет — будет такая же дура и проститутка, как мать. Лучше уж выжечь всю эту мерзость каленым железом раз и навсегда!
Увлеченная разговором с отцом, Лина не заметила, что мать и дочь уже некоторое время ведут неслышную беседу, едва заметно шевеля губами.
— Алиса, теперь ты поняла? — Светлана сидела все так же, уставившись в пол, и ее лица не было видно Чернову, занятому полемикой с Линой.
— Это серьезно, — согласилась Алиса.
— Что делать?
— Нам мешает он?
— Да.
— Его надо убрать?
— Да.
— Я подумаю.
— Мало времени.
— Я понимаю, — Алиса быстро осмотрела старика в кресле, который размахивал пистолетом, что-то втолковывая своей неразумной дочери, стол перед собой и холл в целом. Потом снова уткнулась в «Геймбой» и зашевелила губами:
— Зажигалка.
Светлана медленно перевела взгляд на стол, увидела лежащую на нем зажигалку и кивнула дочери.
— Возьми.
Светлана медленно подвинула правую руку к зажигалке и накрыла ее ладонью. Никто этого не заметил.
— Спирт.
Светлана посмотрела на стоящую прямо перед ней бутылку спирта «Рояль».
— Нужен фитиль.
Голова Светланы оказалась неожиданно пустой, там не было ни одной подходящей идеи насчет фитиля, пока она не заметила, что ногтями бессознательно сцарапывает бумажную наклейку с бутылки. Ей удалось снять наклейку почти неповрежденной, и она стала как бы механически скатывать этот бумажный прямоугольник в тугую трубочку.
— Выпей.
— Что?
— Сразу нельзя. Пей, а потом жги.
Светлана почувствовала, как во рту у нее действительно пересохло. Нетвердой рукой она схватила бутылку со спиртом, открутила пробку, та упала на стол и ударилась о соседнюю бутылку. Раздался легкий звон.
Светлана застыла с бутылкой в руке, как преступник, застигнутый на месте преступления.
Леонид Владимирович и Лина посмотрели на нее: первый — с презрением, вторая — с недоумением и жалостью.
— Ты еще и алкоголичка, — бросил ей Чернов. — Ну напейся, чтоб не страшно умирать было.
И он повернулся к Лине.
— Давай, — скомандовала Алиса.
Светлана поднесла ко рту тяжелую бутыль и сделала маленький глоток, которого оказалось достаточно, чтобы обжечь ей внутренности и ударить будто кувалдой по мозгам. Она едва не закашлялась, но смогла сдержаться.
Все еще держа бутылку у рта, она вставила в горлышко скатанную этикетку, чтобы та погрузилась наполовину в спирт, а верхний ее конец торчал наружу. Потом медленно, очень медленно — так ей казалось, щелкнула зажигалкой, со второго раза появился слабенький огонек, который она поднесла к фитилю. Тот вспыхнул неожиданно ярко, и все последовавшее за этим заняло доли секунды.
— Бросай! — крикнула Алиса, и Светлана неуклюже, двумя руками от груди, швырнула бутылку в Чернова.
Тот обернулся на крик девочки и успел лишь раскрыть от удивления рот, но не больше. Бутылка упала к нему на колени, старик протянул руку, чтобы смахнуть ее…
— Ложись! — продолжала отдавать команды Алиса и сама скатилась с кресла под стол. Светлана неуклюже плюхнулась рядом, в то время как Лина не отводила глаз от отца.
Взрыва не получилось, но бутылка разлетелась на куски, и в следующий миг Чернов оказался в центре всепожирающего пламени. Он все-таки смахнул с колен осколки бутыли, но было поздно — Леонид Владимирович горел заживо.
Он закричал. И этот крик перешел в вой, полный боли и ненависти, Лина отвернулась, и вдруг раздался уже знакомый хлопок. Пуля ударила в соседнее с ней кресло, где некогда сидел Дмитрий. Лина увидела, как отец встал на ноги и, горя как факел и вопя от боли, направляет на нее пистолет. Она не отвела взгляда. Пистолет выпал из рук умирающего, он опустился в кресло и больше из него не поднялся.
Глава двенадцатая, повествующая о находках и потерях
Лина сидела за столом, уткнувшись лицом в ладони. Она была словно в обмороке, то ли от запаха горелого человеческого тела, то ли от нервного напряжения последних часов.
Светлана, стараясь не смотреть на останки Чернова, таскала воду в графинах и заливала пламя.
— Все это зря, — негромко произнесла Лина.
— Что именно? — устало спросила ее двоюродная сестра.
— Мы все равно отсюда не выйдем.
— Почему вы так думаете?
Лина удивленно обернулась на голос.
— Алиса, ты еще и разговариваешь? Надо же…
Девочка держала в руке слегка оплавившееся прямоугольное устройство, напомнившее пульт дистанционного управления телевизором.
— Что это?
— Это — ключ, смотрите, здесь есть кнопка «Дв». Проверим?
— Если только ничего не взорвется…
Алиса нажала на кнопку, и замок входной двери коротко щелкнул.
— Вот и все.
— Так просто, — Лина покачала головой. — Так поздно… — Она посмотрела на Дмитрия, на Макса, на дымящееся кресло.
Уходя из этого дома, они оставляли за собой только мертвых. Здесь, где их пыталось сожрать привидение из прошлого, им нечего было больше делать.
Лина вела машину. Алиса почти сразу задремала на заднем сиденье. Свежий воздух выветрил запахи смерти, а время выветрит воспоминания. Когда «вольво» выбралась с проселочной дороги на шоссе, Лина подумала, что еще успеет до начала показа прийти в себя — его нельзя было пропустить…
В полночь они были уже далеко от Варенина и не могли видеть, как совершается последнее действие в спектакле, задуманном Леонидом Владимировичем Черновым: особняк дрогнул, но устоял. Макс был прав: стены оказались слишком прочными. Обрушилось вниз перекрытие между этажами, похоронив мертвые тела. И теперь вошедшего в этот дом, прекрасно сохранившийся снаружи, ждало шокирующее зрелище — внутри не было ничего.
