– А что это нам дает? – с безразличием спросила Алина.
– Это дает нам право утверждать, что Марат не собирался бежать из города и в день его гибели пластин при нем не было.
– Все равно это ничего не меняет.
– Может быть, Виктор все-таки нашел их и успел перепрятать? – предположила Лора. Она все еще не сдавалась. Очень часто незнание истинного положения дел прибавляет людям мужества и настойчивости.
– Очень сожалею, но надеяться на это не стоит, – ответил я. – Виктор сумел аккуратно снять всю потолочную конструкцию, но все равно ничего не нашел, о чем позавчера ночью сообщил сестре сигналами Морзе. Стелла потом металась по комнате и рвала на себе волосы. Она не знала, что я слежу за ней, и потому ее реакция была искренней… Да посудите сами: если у Виктора в руках оказались пластины, подобные той, которая недавно была продана на аукционе в Бостоне за восемьсот тысяч долларов, стал бы он рисковать, идя на аферу, из-за трехсот тысяч?
– Значит, кому-то очень повезло, – подытожила Алина. – Что ты все время смотришь на эту фотографию?
– Придумываю разные версии и сам же их отвергаю, – ответил я, стоя под узким окном и, наверное, уже в сотый раз всматриваясь в снимок. – Вот подумал: а почему мы решили, что фотоаппарат был закреплен на уровне человеческого роста? А если почти у самого пола?
– Ну? – спросила Лора, с мольбой глядя на меня. – А если у самого пола?
– Тогда, – ответил я, – у нас появился бы шанс найти пластины этажом выше.
– А почему ты говоришь «появился бы»? – настаивала Лора.
– Потому что этот шанс, как ни горько, не появился… Вот смотри! – Я поднес снимок к глазам Лоры. – Представь, что фотоаппарат закреплен у самого пола. Смогла бы ты с такого ракурса увидеть поверхность подоконника?
– Нет, – упавшим голосом ответила Лора.
– А на снимке подоконник виден во всей своей красе… М-да, красивее не бывает…
Ей не эта глупая геометрия нужна, думал я, прикусив язык. Она хочет, чтобы я предложил смелую идею, как помочь ее отцу. А у меня все идеи, как назло, исчерпались. В голове пусто, как утром в стакане пьяницы… Но что ж это я, в самом деле, глаз не могу оторвать от снимка. Что я еще надеюсь высмотреть? Почему меня что-то тревожит, какая-то смутная несуразица, которую чувствую, но увидеть и объяснить не могу?
Мой взгляд полз по снимку, как улитка по виноградному листу. Белая оконная рама… Блик фотовспышки на стекле… «Биг-Бен»… Марат, присевший на корточки, чтобы быть вровень с сыном… Марат…
– Снимки есть? – отрывисто спросил я, продолжая пялиться на изображение Марата, словно опасался, что оно исчезнет, как только я переведу взгляд на девушек.
– Какие снимки? – с готовностью помочь и, если надо, выкопать нужные снимки из-под земли спросила Лора.
– Марата! – нетерпеливо ответил я, злясь на то, что приходится растолковывать простое и очевидное.
– Нет! – растерянно ответила Лора и взглянула на Алину.
– Откуда у нас его снимки? – безучастно спросила Алина.
– Я его не узнаю! – взволнованно произнес я. – Здесь что-то не то с его лицом! Я не могу понять, что с его лицом!
Лора вскочила на ноги, подбежала ко мне и выхватила снимок из моей руки. Несколько мгновений мы стояли с ней щека к щеке, глядя на темноволосую голову Марата.
– Напугал! – наконец произнесла Лора – с облегчением и разочарованием. Она все еще ждала чуда. – Да он просто пробор на другую сторону зачесал. На тех снимках он носил пробор слева, а здесь – справа.
– Подожди, – пробормотал я и снова взял снимок в свои руки. Это была страшная пытка – я никак не мог ухватиться за призрачную идею, которая летала где-то совсем близко. – А это что? Это часы?.. Ах, дьявол, я не взял с собой очки!
Даже Алину взволновало мое поведение, и она подошла к нам. Взяла у меня из рук снимок и поднесла его ближе к окну.
– Ну? – подтвердила она. – Часы.
– Что там на них?! – почти выкрикнул я. – Черт вас всех подери, что на них?!
– Что ты кричишь? – вспылила Алина.
– Это что за цифра?! – страшным голосом крикнул я, ткнув пальцем в изображение циферблата на «Биг-Бене».
– Это? – переспросила Алина и еще ниже склонилась над снимком. – «Шесть». Только она перевернута.
– А это?
– «Девять»… Тоже перевернута.
– Да! – закричал я. – Все наизнанку, задом наперед! Полночь наступила после рассвета! Понимаете?
– Господи! – осенило Алину. – Да это снято через зеркало!
– Через зеркало! – передразнил я, состроив гримасу. – При чем тут зеркало? Если бы через зеркало, то фотоаппарат стоял бы на подоконнике, рядом с Маратом! А коль его там нет, значит… Ну! Включили соображалки!
– Я ничего не понимаю! – отчаянно произнесла Лора и прижала ладони к груди. – Но мне страшно…
– Идиот! – бормотал я, вытягивая руки к темному потолку. – Сколько раз внушал себе: не верь никому и ничему! Даже очевидному!
– Хватит терзать нас! – не выдержала Алина. – Объясни наконец, что это все значит!
Я подошел к Лоре, выхватил из ее руки фото и, потрясая им, сказал:
– Пленка, то есть негатив, с которого печатали этот снимок, ошибочно вставили в увеличитель в перевернутом виде. Понимаете? И все отпечаталось в зеркальном отображении! На самом деле снимок должен был выглядеть так…
С этими словами я перевернул фото тыльной стороной и поднес его к свету окна.
– Мамочка моя, – прошептала Лора. – Теперь башня слева от рамы… Мы искали не в том крыле! Тот же этаж, тот же по счету от лестницы номер, но только в другом крыле!
Мы довели себя до изыскательского экстаза, и уже ничто не могло нас остановить. Я первым побежал к лестнице, взлетел по ней в вестибюль и по стеклянной крошке устремился выше. Девчонки, несмотря на свою молодость и генетическую любовь к золоту, здорово отстали от меня. Румяные, как с мороза, запыхавшиеся, со вздыбленными прическами, они вломились в номер, когда я уже разбивал кулаком четвертую потолочную плитку. Известковая пыль оседала на мое лицо, руки, я кашлял и плевался, но еще ни одна работа в моей жизни не доставляла мне столько наслаждения.
Когда над головой обнажилась решетка из алюминиевых уголков, я попытался пролезть в нее, но, кроме головы и одной руки, в квадрат ничего не проходило. Тогда я подпрыгнул, ухватился за раму и повис на ней.
– Ну! – орал я, сожалея, что во мне так мало веса. – Хватайте меня за ноги!
Жаль, никто не снял эту картину на видео! Девушки вцепились в мои ноги, словно намеревались стащить с меня брюки, что, кстати, им отчасти удалось сделать. Я стиснул зубы, подавляя стон. В ладони со страшной силой врезалось острое ребро уголка. Вся металлическая конструкция под нашим дружным весом стала прогибаться и трещать. Я качнулся. Девушки начали сползать, лихорадочно отыскивая на мне или поясной ремень, или подтяжки. Я заорал, и, как с испугу, рама со щелчком лопнула. Мы повалились на пол.
– С меня довольно, – пробормотал я, глядя на черную дыру в потолке и натягивая брюки. – Уступаю право кому-нибудь из вас.
– Я! Можно я?! – без колебаний вызвалась Лора.
Она села на мою ладонь, и я поднял ее к выгнутым и острым обломкам рамы. Она ухватилась за них, подтянулась и перевалилась в нишу.
– Тут очень темно! – сказала она, осмотревшись.
Я ходил по комнате, задрав голову кверху, и по тому, как оживали плитки, определял, в каком месте ползет Лора. Алина продолжала сидеть на полу. Известковая пыль, осевшая на ее голову, сделала девушку седой.
– Не молчи! – требовал я. – Что видишь?
– Провода, – отозвалась из-за потолка Лора. – Пучками торчат, как цветы. Меня не убьет током?
– Ничего она не найдет, – едва слышно произнесла Алина. Она готовила нервную систему к очередному удару.
Я ничего не ответил, продолжая пялиться на потолок, и растирал по лицу пыль, которая сыпалась сверху. Так продолжалось невыносимо долго.
– Я запуталась в проводах! – пожаловалась Лора.
Ноги меня уже не держали. Я сел на пол рядом с Алиной. Лора притихла. Пыль больше не сыпалась.
– Ты там не уснула? – спросил я.
Наверху что-то громыхнуло, и снова наступила тишина.
– Эй! – позвал я. – Ты там всю пыль собрала?
В последний момент я отпрянул назад, спасая голову от неминуемого удара. Под ноги с грохотом упала картонная коробка из-под баварского пива, подняв белое облако. Продолжая сидеть в позе уставшего йога, я вытянул руку, ухватил торчащую, как ухо дворняги, створку крышки и придвинул коробку к себе. Алина опустила внутрь руку, затем вторую, не без усилий вынула тяжелый сверток, обернутый в пожелтевшую от времени газету. Мы изорвали газету в клочья и, встав на четвереньки, склонили головы над сложенными в стопку пластинами, излучающими теплый апельсиновый свет.
И тут нам на головы свалилась Лора. Сидя на полу, она трясла рукой перед нашими лицами и силилась что-то сказать.
– Страшно? – раздался за нашими спинами тихий голос.
