Генри не отреагировал, и Клоук не на шутку занервничал:
— Эй, что за дела-то такие? Ты ведь ничего никому не сказал, а?
Генри издал невнятный звук, истолковать который можно было как угодно.
— Что?
— Никто ни о чем не спрашивал.
Клоук, которого такой поворот в разговоре явно не успокоил, ждал продолжения. В конце концов, пытаясь скрыть замешательство, он вновь нацепил очки.
— Э-э, ну ладно… Это самое… Увидимся.
Когда он исчез, Фрэнсис изумленно воззрился на Генри:
— Что, скажи на милость, ты затеваешь?
Но ответа не последовало.
День прошел как во сне. Голоса, лай собак, тугой гул пропеллера вертолета. Дул сильный ветер, и его шум в верхушках деревьев был похож на рев океана. Вертолет прислало Главное полицейское управление штата Нью-Йорк; говорили, что он оснащен специальным инфракрасным тепловым датчиком. Помимо этого какой-то доброволец предоставил для поисков устрашающую конструкцию под названием «дельтамотолет» — теперь эта чертова штуковина тарахтела у нас над самой головой, и я ждал, когда она наконец рухнет в бурелом вместе со своим ретивым пилотом. На смену спонтанным и жидким цепочкам пришли настоящие фаланги, каждой из которых руководил человек с мегафоном, и волна за волной, в строгом порядке мы маршировали по укутанным снегом холмам.
Пастбища, поля, поросшие кустарником высотки. На подходах к подножию горы местность шла под уклон. Внизу стоял густой туман, и долина была похожа на огромный дымящийся котел, из которого, как головы грешников, торчали макушки деревьев. Мало-помалу мы спустились на дно, и весь остальной мир перестал существовать. Рядом со мной шел Чарльз, раскрасневшиеся щеки и шумное дыхание не давали повода усомниться в его материальности, но выбившийся на несколько шагов вперед Генри уже стал призраком, и его силуэт уплывал от нас сквозь белесую муть, до странности легкий и иллюзорный.
Спустя несколько часов мы одолели долгий подъем и набрели на арьергард другого, менее многочисленного отряда. Там были люди, чье присутствие здесь меня удивило и даже немного тронуло: Мартин Хоффер — старый, заслуженный композитор с музыкального факультета, средних лет женщина, которая всегда проверяла студенческие карточки на входе в столовую, однотонное драповое пальтишко почему-то придавало ей невероятно трагический вид, доктор Роланд, чьи трубные соло на носовом платке разносились далеко окрест в стылом воздухе.
— Смотрите, это случайно не Джулиан? — вдруг удивленно спросил Чарльз.
— Где?
— Разумеется, нет, — отозвался Генри.
Но он ошибся — это действительно был Джулиан. Он делал вид, будто не замечает нас, до тех пор, пока игнорировать нас стало уже физически невозможно. Он внимал субтильной низенькой женщине с остреньким личиком, в которой я узнал общажную уборщицу.
— Ба, вот так сюрприз! — воскликнул он, обратив к нам притворно удивленное лицо, едва его собеседница замолчала. — Подкрались, как кошки. Вы знакомы с миссис О'Рурк?
Миссис О'Рурк застенчиво улыбнулась:
— Ну, для меня-то они уже старые знакомые. Молодежь думает, уборщицы их в упор не видят, но я вот знаю вас всех в лицо.
— Я и не сомневался, — сказал Чарльз. — Меня вы уж точно забыть не могли — Бишоп-хаус, десятая комната, помните?
Он произнес это с такой теплотой, что она польщенно зарделась.
— Еще б не помнить — ты тот самый малый, который всегда таскал у меня швабру.
Пока продолжался этот обмен любезностями, Джулиан тихонько переговаривался с Генри, и я навострил уши.
— Нужно было сказать мне об этом раньше.
— Разве мы вам не сказали?
— Да, и тем не менее… Это было уже после того, как Эдмунд пропустил два занятия, — сокрушался Джулиан. — Все это время я считал, что он симулирует недомогание. Говорят, будто его похитили, но, по-моему, это звучит глуповато. Впрочем, как знать?
— Будь это мое дите, так уж пусть лучше б похитили, чем в таком-то снегу, бог весть где, да еще почти целую неделю, — высказалась миссис О'Рурк.
— Все же я искренне надеюсь, что с ним ничего не случилось. Да, вы ведь знаете, что сюда приехали его родственники? Вы уже с ними встречались или только намереваетесь?
— Во всяком случае, не сегодня, — ответил Генри.
— Конечно, конечно, — поспешно согласился Джулиан. Он недолюбливал Коркоранов. — Я и сам предпочел бы пока воздержаться от визита — если рассудить здраво, сейчас это было бы даже бестактно… Правда, сегодня утром я совершенно случайно встретил отца и одного из братьев. У брата на плечах сидел ребенок, и при иных обстоятельствах у меня бы, пожалуй, сложилось впечатление, что они направляются на пикник.
— И как только ума хватило таскать этакую кроху по такой погоде, ему небось и трех годиков еще нет, — поделилась своими впечатлениями миссис О'Рурк, которая, очевидно, стала свидетельницей встречи.
— Боюсь, я вынужден согласиться. Трудно представить, зачем в подобной ситуации могло понадобиться присутствие малыша.
— И ведь орал как резаный, аж зашелся весь, — не унималась миссис О'Рурк.
— Наверное, он просто замерз, — промурлыкал под нос Джулиан. Тон его ненавязчиво намекал на то, что тема его утомила.
Генри негромко кашлянул:
— Вы говорили с его отцом?
— Всего лишь секунду. Он… впрочем, каждый из нас реагирует на такого рода события по-своему. Правда, Эдмунд очень похож на него?
— Как и все братья, — сказала Камилла.
Джулиан улыбнулся:
— О да! И их так много… Будто прямо из сказки… — Он взглянул на часы. — Надо же! Оказывается, уже первый час.
Фрэнсис, до сих пор пребывавший в мрачном молчании, мгновенно встрепенулся.
— Вы нас покидаете? Хотите, я вас подвезу? — с надеждой спросил он Джулиана.
Это была наглая попытка покинуть пост. Генри шумно втянул воздух, на лице его читался не столько гнев, сколько неподдельное изумление. Он с угрозой взглянул на Фрэнсиса, но тут Джулиан, который уже смотрел куда-то вдаль и не подозревал о животрепещущей драме, исход которой зависел от его ответа, покачал головой:
— Нет, спасибо. Бедный Эдмунд… Знаете, я очень за него переживаю.
— Только представьте, каково сейчас его родителям, — тотчас же вставила миссис О'Рурк.
— Да уж, — ответил Джулиан, ухитрившись выразить интонацией и сочувствие, и неприязнь к Коркоранам.
— Я б, наверно, просто умом тронулась на их месте.
Джулиан неожиданно поежился и поднял воротник пальто:
— Ночью я глаз сомкнуть не мог, до того был расстроен. Он такой славный юноша и такой безрассудный, я искренне к нему привязан. Если с ним что-нибудь произошло, не представляю, как я это перенесу.
Взгляд его был устремлен на величественную панораму заснеженной глуши с разбросанными тут и там крошечными фигурками людей, и, хотя в голосе его звучала тревога, на лице проступало что-то едва ли не мечтательное. Исчезновение Банни сильно огорчило его, это было очевидно, однако видел я и то, что размах поисков, их почти оперная зрелищность ему по душе и эстетика происходящего доставляет ему — уж не знаю насколько осознанное — удовольствие.
От Генри это тоже не укрылось.
— Словно какой-нибудь эпизод из Толстого, правда? — заметил он.
Джулиан оглянулся вполоборота, и я с удивлением заметил, что лицо его светится настоящим восторгом:
— Да, верно подмечено.
Около двух часов перед нами, словно из-под земли, выросли двое мужчин в черных пальто.
— Чарльз Маколей? — осведомился тот, что пониже, — широкоплечий крепыш с тяжелым, пристальным взглядом.
Остановившись, Чарльз непонимающе уставился на него. Тот извлек из нагрудного кармана бэйдж.
— Агент Харви Давенпорт, Северо-Восточное региональное подразделение ФБР.
На секунду мне показалось, Чарльз сейчас потеряет самообладание, но он только спросил:
— Что вам нужно?
— Мы бы хотели поговорить с тобой.
— Это не займет много времени, — добавил его спутник — высокий сутулый итальянец с печальным, обвислым носом. Голос его звучал на удивление мягко и приятно.
