Генри, Камилла и Фрэнсис тоже застыли на месте и разглядывали незнакомцев с разной степенью интереса и беспокойства.
— Да и потом, пять минут в тепле тебе точно не повредят, а то так, глядишь, и яйца недолго отморозить, — ухмыльнулся Давенпорт.
Они удалились, оставив нас изнывать в неизвестности. Обсуждать случившееся при таком количестве чужих ушей было конечно же невозможно, и мы просто брели, опасаясь поднять лишний раз глаза. Вскоре стрелки подошли к трем, еще немного — и они уже показывали начало пятого. До отбоя было еще далеко, но, как только стало ясно, что процесс перешел в заключительную стадию, мы, не сговариваясь, молча зашагали к машине.
— Как по-вашему, что им от него нужно? — спросила Камилла уже, наверное, в десятый раз.
— Не знаю, — следя за дорогой, повторил свой ответ Генри.
— Он ведь уже дал показания.
— Он дал показания полиции, а не ФБР.
— Какая разница? Зачем им вообще потребовалось с ним о чем-то говорить?
— Камилла, я не знаю.
Когда мы приехали к близнецам, к нашему огромному облегчению, Чарльз уже был там. Он лежал на диване и разговаривал по телефону с бабушкой, на журнальном столике перед ним стоял стакан с виски — судя по всему, «снятие стресса» шло полным ходом.
— Бабушка передает привет. Очень расстроена — у нее в азалиях завелся какой-то вредитель, — повесив трубку, сказал он Камилле. Но она его как будто не слышала.
— Что это у тебя с руками?!
Чарльз не очень уверенно вытянул руки ладонями вверх — кончики пальцев были черные.
— Они взяли у меня отпечатки. Было даже интересно — у меня ведь еще никогда их не брали.
Мы настолько опешили, что даже не знали, что сказать. Потом Генри взял его за руку и, поднеся ее ближе к свету, внимательно рассмотрел черные пятна.
— Зачем им это понадобилось?
Чарльз потер бровь запястьем:
— Они закрыли доступ в его комнату. Сейчас там везде напыляют этот порошок и собирают все в пластиковые мешочки.
Генри отпустил его руку.
— Но зачем?
— Не знаю. Им нужны отпечатки всех, кто заходил в комнату в тот четверг и что-либо трогал.
— Какой от этого прок? У них все равно нет отпечатков Банни.
— Как выяснилось, есть. Когда Банни был бойскаутом, его отряд сдавал зачет по какой-то там охране правопорядка и у всех «сняли пальчики». Они до сих пор хранятся в каком-то архиве.
Генри сел рядом:
— А беседовать с тобой им зачем понадобилось?
— Это как раз было первое, что они у меня спросили.
— То есть?
— «Как ты думаешь, почему мы пригласили тебя побеседовать с нами?» — Он отер щеку тыльной стороной ладони. — Генри, я тебе сразу скажу: это не полиция, этих людей на мякине не проведешь.
— Как они вели себя?
Чарльз пожал плечами:
— Тот, что пониже, Давенпорт, особо не церемонился. А другой, итальянец, был вполне вежлив, но его-то я и испугался. Он почти все время молчал, только слушал. На самом деле он гораздо умней своего напарника.
Чарльз замолчал, о чем-то задумавшись, но Генри не терпелось узнать все до конца:
— Да, и что? Что дальше?
— Ничего. Нам… не знаю. Нам нужно быть очень осторожными. Они пытались подловить меня, и не раз.
— В смысле?
— Ну, например, когда я сказал им, что в тот четверг мы с Клоуком оказались в комнате Банни около четырех часов.
— Но ведь так все и было? — удивился Фрэнсис.
— Естественно, но итальянец — нет, приятный все-таки тип — вдруг напустил на себя такой озабоченный вид. «Послушай, — говорит, — ты точно ничего не путаешь? Подумай хорошенько». Я не знал, что и думать, потому что я очень хорошо помню, что мы вошли туда почти ровно в четыре. А Давенпорт говорит: «Да, хорошенько подумай; вот, например, твой дружок Клоук сказал, что вы позвали остальных только после того, как провели там вдвоем целый час, так дело было?»
— Я догадываюсь, что они хотели нащупать: не пытались ли вы тем временем избавиться от каких-либо возможных улик, — сказал Генри.
— Может быть. А может, просто хотели посмотреть, совру я или нет.
— И что, ты соврал?
— Нет. Но вообще-то нервы у меня пошаливали, и если б они задали какой-нибудь более щекотливый вопрос… Ты просто не понимаешь, что это такое. Их двое, а ты — один, и у тебя практически нет времени подумать… Да, да, знаю, что ты хочешь сказать, — поспешно добавил он с болезненной гримасой. — Но это совсем не то же самое, что давать показания полиции. Захолустные копы, с которыми мы общались, по сути и не рассчитывают ничего обнаружить. Они б обалдели, если б узнали правду; признайся мы, они бы, наверно, просто нам не поверили. Но эти двое… — Его передернуло. — Мы слишком привыкли полагаться на внешнюю сторону вещей, я только сейчас это понял. Можно сколько угодно уверять себя в том, что все зависит от нашей смекалки, но на самом деле все держится на том, что мы не производим впечатления преступников. Эти люди — совсем другие: будь мы хоть училками из воскресной школы, они б все равно на это не купились.
Он глотнул из стакана:
— Да, кстати, Генри, они просто засыпали меня вопросами о вашей поездке в Италию.
Генри сразу насторожился:
— О деньгах что-нибудь спрашивали? Кто все финансировал?
Чарльз допил виски и секунду-другую болтал в стакане лед.
— Нет, хотя я до смерти боялся, что спросят. Думаю, стоит поблагодарить Коркоранов — тем, судя по всему, удалось-таки поразить их воображение. Скажи я, что Банни никогда не надевал одну и ту же пару трусов дважды, они бы, скорее всего, поверили.
— А что насчет того вермонтца, который выступал вчера в новостях? — спросил Фрэнсис.
— Не знаю. Мне показалось, что больше всего их интересует Клоук. Возможно, они просто хотели проверить, насколько наши с ним показания сходятся. Хотя при этом задали пару довольно странных вопросов, которые… не знаю. В общем, не удивлюсь, если окажется, что он успел поделиться этой своей теорией с половиной кампуса — о том, что Банни похитили наркоторговцы, я имею в виду.
— Нет, этого быть не может, — заявил Фрэнсис.
— Почему? Нам-то он рассказал, а ведь мы ему даже не друзья. Правда, эти двое из ФБР, кажется, думают, что мы с ним еще какие приятели.
— Надеюсь, ты потрудился их разубедить? — спросил Генри, прикуривая сигарету.
— Клоук наверняка сам уже об этом позаботился.
— Не факт. — Генри отбросил спичку в пепельницу и глубоко затянулся. — Знаете, сначала я подумал, что эта вынужденная связь с Клоуком — большая неудача. Теперь же я начинаю осознавать, что это, можно сказать, подарок фортуны.
Прежде чем мы успели спросить, как это следует понимать, он взглянул на часы:
— Силы небесные, уже почти шесть. Мы рискуем пропустить новости.
Когда мы ехали к Фрэнсису, дорогу нам перебежала беременная собака.
— Это очень плохая примета, — сообщил Генри.
Но чего именно нам следует опасаться, он так и не пояснил.
Мы успели к самому началу выпуска. С озабоченным, но в то же время очень довольным видом диктор оторвался от бумаг и взглянул в камеру: «В окрестностях Хэмпден-колледжа продолжаются широкомасштабные, но, к сожалению, пока безрезультатные поиски пропавшего студента Эдварда Коркорана».
— Ну хотя бы с именем, наверно, уж можно было определиться, — заметила Камилла, выуживая из кармана брата сигарету.
В кадре появился аэрофотоснимок заснеженной горной местности, утыканный, как военная карта, флажками. На переднем плане огромным неровным пятном расплывалась Маунт-Катаракт.
«На второй день поисковой операции в ней приняли участие уже более трехсот человек, — сообщил голос за кадром. — К рядовым гражданам присоединились полицейские, пожарные, служащие госучреждений и солдаты Национальной гвардии. Сегодня участники совместными усилиями прочесали труднодоступные районы в предгорьях Маунт-Катаракт. Кроме того, собственное расследование начало ФБР».
