Ознакомительная версия.
Патологоанатом без особого злорадства смотрел на то, как мужчина, сидевший за рулем, снимает начищенные до зеркального блеска ботинки, стягивает светлые носки, подворачивает штанины и ступает в грязь. Неудачливый водитель прямиком направился к дому Крейдича.
— Ну что? Танки грязи все-таки боятся? — вместо приветствия сказал патологоанатом.
— Автонавигатор подвел, — признался мужчина. — Этаким соблазнительным женским голосом мне советовал — сверните направо, потом через триста метров налево… вот и оказался в дерьме. Кому только в голову пришло эту свинскую тропинку заносить в каталог дорог местного значения.
— Вообще-то здесь проехать можно, если сухая погода стоит, — не преминул похвалить родные места Петр Павлович. — Но когда дождь пройдет, тут только на тракторах неделю ездить можно, потом снова ничего, а лето стоит дождливое.
— В городе я на это внимания не обращал. Кстати, о тракторах. Они тут часто ездят?
— Если вы рассчитываете, что трактор вас вытащит, то зря надеетесь. Поздно, теперь они уже не ездят. Вот с утра пара-тройка пройдет — механизаторы в магазин за опохмелом направляются.
— И что же делать? — расстроился водитель.
— На мою машину не рассчитывайте. Даже если бы у вас был трос метров на пятнадцать. У меня коробка-автомат стоит. Мне буксировать по инструкции не положено.
— И что же делать? — повторил вопрос водитель.
— Извините, выпить не предлагаю, у меня это последняя бутылка, — честно признался медик.
— Вот же дела, — водитель топтался на крыльце. — Решил свой день рождения на природе отметить. У приятеля в Крюковке дом. Собирался сегодня харчи, бухло завезти, послезавтра приятели должны подъехать. У меня там, — он кивнул на застрявшую машину, — вискаря немерено, да и продукты испортиться могут. На дороге оставлять боязно.
— Да, тракторист по закону подлости может и в неурочное время поехать. А похмельному человеку незазорно и в чужую машину среди ночи заглянуть, — разделил опасения пришельца Крейдич. — В машине придется ночевать.
— А нельзя ли к вам в дом на ночь продукты и спиртное занести? — поинтересовался неудачник.
— В холодильнике место найдется, да и погреб имеется, — без особого энтузиазма произнес хозяин сельского дома.
— Пару пузырей и раскатить можно, если вы не против, — предложил водитель застрявшего автомобиля.
У патологоанатома заблестели глаза. У него теперь появлялась не только компания, но и хорошее спиртное. Бухло и сумку со снедью вдвоем перенесли быстро. Приезжий даже не позволил зайти Крейдичу в лужу. Стол накрыли быстро, уже темнело. Петр Павлович с умилением смотрел на то, как гость открывает вискарь и разливает его в стаканы.
— Вы не против, если я себе и вам брошу по устрице? — спросил приезжий. — Великолепный вкус, поверьте.
— Себе, пожалуйста. А я человек консервативный, — хозяин дома взял стакан в руки. — Ну что, выпьем для начала за знакомство? Меня, кстати, Петром зовут.
— Меня — Андреем, — назвался Ларин.
Толстостенные стаканы сошлись с глухим стуком, без звона, словно два булыжника ударились.
— Первый раз вискарь из граненого стакана пью, — признался Крейдич. — Из горлышка приходилось. Врать не стану. Вы кто по профессии? — из вежливости поинтересовался патологоанатом.
— Не догадываетесь?
— Трудно сказать. Я не психолог, но что-то, связанное с интеллектуальным трудом. Попробую угадать. Журналист? Нет-нет. Это мимо. Продюсер? И это облом.
— Не гадайте, профессия редкая. Профессиональный экстрасенс, — улыбнулся Ларин.
— Да уж, — выдохнул Крейдич. — Я-то думал, что самая бесполезная в мире профессия моя.
— Как экстрасенс я легко ее угадаю, — прищурился Андрей, затем закрыл глаза, выставил перед собой ладонь, словно бы просканировал ею сидевшего напротив него. — Вы патологоанатом, — абсолютно убежденно произнес он.
— Угадали.
— Не угадал, а узнал.
— Как вы это делаете? — Крейдич взял налитый Лариным стакан, пригубил. — Отличный виски. Вы его тоже выбираете при помощи своих сверхъестественных способностей?
— Ничего сверхъестественного в моих способностях нет. Просто тренировки усиливают то, что дано каждому из нас от природы. Вот вы, например, развили у себя что-то вроде зрительного рентгена — глянули на труп и уже почти наверняка знаете, что там внутри. Вскрытие только подтверждает ваши догадки.
— Бывает такое. Вот, скажем, на прошлой неделе поступил ко мне очередной жмур. Вроде как скончался от асфиксии, то есть кислородного голодания.
— Я не успел добавить, что вы работаете в тюремном морге, — уточнил Ларин.
— И тут угадали. Удушили жмура сокамерники мокрым полотенцем, — Крейдич не успел допить виски, заметил, что в нем плавает еще живой комар, и принялся ложкой вылавливать его.
Когда поднял глаза и хотел продолжить рассказ, то первым делом увидел наведенный на него объектив видеокамеры, она стояла на столе на невысокой треноге, словно из воздуха материализовалась. Крейдич перевел взгляд на гостя, тот слегка улыбался, пистолет держал в руке небрежно, но ствол уверенно смотрел прямо в лоб хозяину.
— Не забывайте, я экстрасенс, — произнес он с легкой улыбкой. — И мне известно о вас абсолютно все. Но одно дело, если я расскажу об этом, и совсем по-другому будет выглядеть ваше собственное видеопризнание.
— Вы о чем? — не сразу понял Крейдич, поднося стакан к губам.
— Пить вам пока не надо, — остановил его Ларин. — Признаваться следует на относительно трезвую голову, во всяком случае, на видеозаписи не должно быть видно, что вы выпивши.
— Признаваться в чем? — голос патологоанатома дрогнул, потому что ствол пистолета замер, уставился своим зрачком прямо ему в правый глаз.
— Меня интересует, кто и под каким предлогом заставил вас совершить служебный подлог — составить фальшивое заключение о смерти старпома сторожевика «Бесстрашный». Не станете же вы меня уверять, что это была ваша частная инициатива?
— Мне не в чем признаваться, — тюремный медик опустил взгляд.
— Вам же приходилось копаться в черепах людей, получивших пулевые ранения навылет в голову, в частности, входное отверстие — правый глаз, выходное — затылочная часть? Неужели вы хотите, чтобы один из ваших коллег уже завтра копался в вашей черепушке и цокал языком: «Ах, какой интересный случай», — Ларин щелкнул предохранителем и передернул затвор, давая понять, что больше уговаривать он не намерен.
На видеокамере горела индикаторная лампочка. Этот адский огонек свидетельствовал — запись идет.
— Что мне говорить?
— Для начала назовитесь, а потом говорите — правду, правду и еще раз правду. Это облегчит вам душу.
Патологоанатом тяжело выдохнул и принялся говорить, глядя в камеру:
— Я, Крейдич Петр Павлович…
Когда все было закончено, патологоанатом наметил движение к стакану с виски.
— Теперь можете пить спокойно, — разрешил Ларин. — Дело сделано, и ничего уже не изменишь.
— Кому в руки попадет эта запись?
— Кому нужно, — ответил Андрей.
Ларин уже спускался по ступенькам, когда вслед ему выскочил Крейдич с топором. Но патологоанатому хватило ума не пытаться сразу же засадить острие Ларину в голову. Крейдич стоял, тяжело дыша. Топор подрагивал в его руках.
Андрей со спокойной улыбкой смотрел в глаза противнику. Он по своему опыту знал: убить человека — не такое простое дело, каким кажется дилетантам, даже если ты медик, вскрывающий за день по несколько трупов.
— Ну, и чего надо? — спросил он.
— Мужик, я передумал. Отдай запись, — выдохнул Петр Павлович.
Такое предложение сильно повеселило Андрея.
— Слушай, у тебя с головой все в порядке? Ты молиться должен, чтобы твое признание предали гласности. Иначе тебя просто уберут. Всего хорошего.
Ларин повернулся спиной к патологоанатому. Теперь он точно знал, что тот не решится ударить. Крейдич в бессильной злобе смотрел на то, как Ларин садится в машину, как «намертво забуксовавший» автомобиль легко выезжает из лужи…
Авиалайнер рейса Москва — Владивосток ровно гудел в небе. Под крыльями снежными холмами разлеглись кучерявые облака. Лора и Ларин сидели в хвосте самолета. Андрей на вопрос стюардессы, не желают ли пассажиры чего-нибудь прохладительного, отрицательно покачал головой и продемонстрировал открытую бутылку с морковным соком. А вот Лора заказала минералку. Искрящиеся пузырьки бежали от дна к поверхности.
— Спасибо, — несколько надменно кивнула агент Дугина стюардессе, как всякая красивая женщина, она недолюбливала других красоток. — Милочка, — змеиным шепотом произнесла она. — У вас две верхних пуговички расстегнулись, а на службе это непозволительно.
Ознакомительная версия.
