Я просидел в своей засаде за белой марлей до вечера. Жара спала, народ повалил на ужин, лишь немногие темнокожие фанаты трупами валялись на песке.
Подошел опухший от сна и жары Борис, надел какие-то дурацкие трусы с пальмами и кепку с огромным козырьком, кинул мне связку ключей, буркнул «до завтра» и вышел.
Вооружившись биноклем, я смотрел на причал, где качался на слабых волнах мой злополучный «Арго», причаливали груженные килькой баркасы, и выходили на берег крепкие парни с просоленной и загоревшей до черноты кожей. Они кучковались, обсуждая страшную новость. А я прячусь в медпункте, знаю все, но не могу рассказать. И рыбаки так и не поймут, как это старый волк, который мог на весельной лодке выйти в море в любой шторм и снять сети, упал с моторки под винт в двух десятках метров от берега.
Я лег на топчан, на холодную клеенку, на лицо – газету, чтобы не донимали мухи, и, кажется, заснул, потому что когда в дверной косяк тихо постучали, то вздрогнул и подскочил, как по тревоге.
Было сумрачно, с набережной доносились звуки музыки, тихий ветер колыхал марлевую занавеску. За ней – я видел только силуэт – стоял человек.
Я неслышно взял с холодильника ключи, кашлянул и сказал:
– Да-да!
– Простите, я туда попала? Я пришла за паспортом.
Это была Валери! Не зажигая света я метнулся к двери. Я был уверен, что в первое мгновение она не узнает меня.
– Заходите, вот ваш паспорт, – ответил я, пытаясь как-то изменить свой голос.
Она осторожно отодвинула марлю в сторону, но не вошла. Тогда я схватил ее за руку, рывком втащил в кабинет и тут же захлопнул за ней дверь. Валери вскрикнула, но не громко, а приглушенно, даже обреченно, будто уже приготовилась к тому, что сейчас ее будут убивать. Я запер дверь на ключ и включил свет.
Сначала Валери щурилась, прикрывая глаза ладонью, потом узнала меня и ахнула.
– Ты? – крайне удивленно произнесла она, словно я давно умер. – Надо же…
Отдаю ей должное, она быстро взяла себя в руки, села на топчан, закинула ногу на ногу и даже попыталась иронически усмехнуться.
– Если я правильно понимаю, ты, в свою очередь, взял меня в заложницы?
– Ты правильно поняла, – ответил я, зашторивая оконце и придвигая к себе табурет.
– И чего ты хочешь?
– Денег.
Валери пожала плечами.
– Деньги у Ольги. Где эта сучка их спрятала – не знаю.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– А чего мне волноваться?
– Вы толкнули меня на преступление…
– Я никого никуда не толкала, – перебила меня Валери. – Объясняйся с Ольгой.
– Ты соучастница!
– Это не доказано.
– Где сейчас Тима и Ольга?
– Понятия не имею, где могут сейчас быть жених и невеста. Мы мало знакомы и больше не общаемся.
Я начинал заводиться, потому что не мог ухватить ее. Она легко и быстро парировала любой мой выпад.
– А зачем ты ездила сегодня в Симферополь?
Возникла пауза. Валери не изменилась в лице, но не смогла ответить сразу.
– Это допрос? – спросила она. – А ты кто – мент? Прокурор? Следователь?
Я сжал кулаки, скрипнул табуретом, но ничего веского не мог сказать ей. Валери поняла это. Расслабилась, вынула из сумочки сигареты, закурила, стряхивая пепел в мензурку с яйцевидным дном (оказывается, это была медицинская банка).
– Так что, милый, гони паспорт и открывай дверь, – сказала она. – Иначе тебе будет плохо.
– Хуже не будет.
– Будет, если я наведу на тебя боевиков из казино. Они повесят тебя на рее.
Я смотрел ей в глаза и пытался понять, знает она про корейца или нет. Кажется, не знала.
– Повесят на рее, говоришь? – переспросил я. – Или кинут под моторную лодку, как сторожа с причала, да?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила Валери. Похоже, это была правда, но я сыграл недоверие.
– Надо же – не понимаешь! Ничего, прокуратура разберется, кто навел убийц на несчастного старика, и ты, как соучастница, получишь свой срок.
– Что ты несешь, – поморщилась она. – Какой старик? При чем здесь я?
– Не строй, девочка, невинных глазок! Повторяю для тех, кто не понял: сегодня утром наемные убийцы, чтобы припугнуть меня, затащили под лодочный мотор сторожа, с которым за полчаса до этого мы вместе ездили на «Арго». И не надо утверждать, что ты здесь ни при чем.
Наконец-то я заметил в глазах Валери искорку испуга. Впрочем, она быстро справилась с собой, и снова ироническая улыбочка заиграла на ее перламутровых губах.
– Ничего ты не докажешь! Это все ложь. Тебе угрожают боевики из казино, и правильно делают, потому что ты ограбил инкассатора.
Снова ускользнула. И все же дважды я замечал в ее глазах страх. Значит, есть бреши в ее обороне, и я должен их найти.
– Хорошо, – сказал я. – Предположим, что кейс с деньгами спрятала Ольга и ты не знаешь, где именно. Тогда я беру тебя в союзники, и мы будем искать его вдвоем.
– Нет, капитан, – покачала головой Валери. – Никакого союзничества у меня с тобой не получится. Меня не интересуют твои темные делишки с этой сладкой парочкой.
– Тебе придется здесь долго сидеть, – пригрозил я.
– Думаю, что тебе сидеть придется намного больше, – отпарировала она.
И тут я понял, что буду делать дальше.
– Сейчас ты позвонишь Ольге, – сказал я, – и скажешь, что на несколько дней уезжаешь в Вильнюс к маме и чтобы твою долю пока придержал у себя Тима.
Валери устало покачала головой и легла на топчан.
– Мамы моей давно уже нет, и бабушки нет… Никому, никуда, никогда я звонить не буду, – медленно проговорила она. – Я устала и хочу спать. Учти, что каждая лишняя минута, которую я проведу здесь, тебе потом зачтется. Ты играешь с огнем.
– Повторяю: бери телефон и набирай номер. Диктую…
– Как ты мне надоел, – сказала она и зевнула.
– Ну хорошо, – сказал я сквозь зубы. – Видит бог, я не хотел.
С этими словами я поднял с пола тазик для мытья пола, открыл дверь и, выйдя наружу, запер ее снова. Быстро побежал к морю, зашел по колено, опустил руки в спокойную и теплую воду.
– Ах вы мои миленькие, мои скользенькие, мои холодненькие…
Через пять минут я возвращался на спасательную станцию с тазом отборных разнокалиберных медуз. Валери продолжала лежать на топчане, поджав ноги и сонными глазами глядя на меня. Я только сейчас подумал о том, что в мое отсутствие она могла запросто позвонить куда угодно, в том числе и в казино.
– Знаешь, что у меня здесь? – спросил я, медленно подходя к ней с тазом.
– Что? – без особого любопытства спросила Валери.
– Твои любимые медузы…
Такого дикого визга я никогда еще не слышал. Валери в одно мгновение подскочила с топчана и буквально приклеилась к запертой входной двери.
– Убери!!! Убери, пожалуйста, эту гадость! Я позвоню, честное слово! Унеси это, я сейчас умру!..
– Ты посмотри, какие они прекрасные! – продолжал я свою экзекуцию. – Особенно вот эта, с синим ободком и бахромой! – Я вытащил комок таявшего на глазах желе и только тогда понял, что немного переборщил: у Валери вот-вот мог начаться истерический припадок. Она страшно побледнела, опустилась перед дверью на колени и дико, по-звериному завыла. Признаюсь, я еще не видел, чтобы женщины так своеобразно реагировали на медуз.
Мы спали тихо и мирно, как детишки в детском саду. Валери – на топчане, укрытая Бориным белым халатом, я – на полу, на надувном матраце, очень кстати оказавшемся здесь. Как только начало светать, я принялся будить Валери. Сделать это было достаточно сложно. Валери, не открывая глаз, тихо поскуливала и невнятно просила меня оставить ее в покое. Если бы в эту минуту к нам ворвались ее сообщники, то Валери наверняка продолжала бы так же крепко спать.
Ну что ж, подумал я, так даже лучше, и взял ее на руки, как дитя. Девушка обняла меня за шею, продолжая мерно посапывать.
Рядом с медицинским кабинетом находился лодочный склад, а за ним, за ржавой, но достаточно крепкой дверью, – заброшенная ремонтная мастерская. Я открыл ее Бориными ключами, взвалив спящую красавицу на плечо, зашел внутрь и осмотрелся. Окон нет, стены крепкие, под потолком – тусклая лампочка, в углу, за стальной перегородкой, – гальюн. В прошлом году я разместил здесь на отдых целую бригаду парней, с которыми когда-то давно служил в Афгане. Сарай – он и есть сарай, но жить можно.
Я уложил Валери на раскладушку, и она даже не проснулась, лишь перевернулась на другой бок. Я нашел одеяло, подушку и облагородил ее ложе. Затем протер от пыли металлический столик для токарных работ, застелил его простыней и накрыл легкий завтрак для моей узницы, состоящий из банки пива, вяленой мойвы и черствого кусочка хлеба. Не ахти, конечно, но до обеда потерпит, а потом я принесу ей с набережной шашлыков.
Я запер дверь, подергал ее, проверяя, надежны ли замки, и сочинил коротенькую записку Борису, в которой просил его не беспокоиться, если из мастерской будут доноситься крики, так как моя возлюбленная – девушка со странностями. Ключ от кабинета я оставил в двери, а от мастерской взял с собой.
