Сергей Бакшеев - Невеста Аллаха

В соседних кабинетах работали коллеги, лишние вопросы подполковнику были не нужны. Он боялся их и боялся Аслана.

Геннадий Свиридов судорожно дернул ящик стола. Пластиковый короб грохнулся на пол, папки и блокноты перемешались. Рука безошибочно вырвала из вороха бумаг небольшой бордовый ежедневник. За обложку была засунута черно-белая фотография. Подполковник бережно разгладил ее на столе.

Два молоденьких лейтенанта милиции, в залихватски сдвинутых фуражках, беспечно лыбились в объектив фотоаппарата. Пашка Боровков и Генка Свиридов. Два счастливых закадычных друга в день получения долгожданных лейтенантских погон.

Тело подполковника задрожало, ладонь размазала слезы по колючим щекам. И дрожь, и слезы стали теперь частыми гостями обрюзгшего сорокалетнего мужчины с редкими жирными волосами.

Через двадцать минут Геннадий Свиридов покинул рабочий кабинет. Он медленно ехал домой на темно-синем «фольксвагене», когда неожиданно справа его обогнала желтая «мазда» и резко затормозила перед светофором. Нога вдавила тормоз, тело качнулось на руль, автомобиль милиционера чуть не тюкнулся в бампер «мазды».

Свиридов выскочил и заорал на наглого водителя. Накопившиеся эмоции вырывались протуберанцами злости, слюна брызгала на тонированное стекло, кулак стучал по крыше.

Стекло плавно вползло в дверцу.

– Пошел бы ты, дядя… – хамски огрызнулся молодой небритый кавказец.

Из-за его плеча криво ухмылялся другой такой же.

– Да я тебя, сосунок, упеку знаешь куда? – раскипятился Свиридов. Рука шарила по гражданской одежде в поисках милицейского удостоверения. Наглое лицо кавказца олицетворяло все зло в жизни Свиридова.

– Ну, куда?! – водитель «мазды» вышел из автомобиля, стрельнул глазами по сторонам и резко двинул кулаком в лицо.

Нос смялся, голова откинулась, Свиридов упал.

«Мазда» поехала дальше.

Ворочающегося на асфальте неуклюжего толстяка осторожно объезжали автомобили. Водители брезгливо косились на пошатывающегося человека в пыльном костюме с пористым красным носом.

Подполковник вернулся за руль, вытер платком разбитый нос. Вспышка ярости опустошила Свиридова, «холодный душ» удара неожиданно успокоил.

«Так больше жить нельзя», – убежденно решил Геннадий Свиридов.

В голове подполковника милиции зрел план освобождения от пут страха.

Андрей Власов одной рукой открыл дверь квартиры, другой придерживал за плечи обессилившее тело чеченской смертницы. Если бы не его помощь, девушка не смогла бы идти. Она сотрясалась крупной дрожью, по осунувшемуся лицу катились капельки пота, волосы липли ко лбу, как во время дождя.

– Заходи, приехали, – Андрей помог девушке войти и усадил на табуретку. Глубоко вздохнув, он крикнул в глубь квартиры: – Мама, это я!

В коридор, шаркая тапками, вошла Екатерина Федоровна. Заношенный халат обхватывал полную бесформенную фигуру, в разрезе на груди виднелась футболка, которую мать носила дома уже не первый год. Одежду на выход она снимала сразу, как возвращалась с работы.

Женщина хмуро смотрела на руки сына:

– Хлеб привез?

– Забыл, мам, забыл.

– Так всегда, что ни попросишь – ничего не сделает! Родной матери куска хлеба не может купить.

– Успокойся, мам. Знаешь, что в городе происходит?

– Десять раз напомнишь, и все равно забудет! Что ж это такое?

– Мам, сегодня обойдемся без хлеба. Дай я пройду. Девушке плохо.

Екатерина Федоровна продолжала стоять в центре коридора, загораживая узкий проход. Она перевела взгляд на девушку, словно только что ее заметила. Брови поползли навстречу друг другу, морщины на лбу стали глубже.

– Кто такая? Ты о ней ничего не говорил.

– Мам, я потом объясню. Ей надо помочь.

– Раньше я ее не видела. Как зовут?

Андрей растерянно посмотрел на девушку, он до сих пор не удосужился поинтересоваться ее именем. Девушка подняла глаза и прошептала:

– Айза.

– Дал бог имечко. Ты не русская?

Андрей рукой отстранил Екатерину Федоровну:

– Мама, все вопросы потом. Дай нам пройти.

– И откуда к нам такое счастье?

– Мама, потом! – твердо заявил Андрей.

Он провел Айзу в небольшую комнату, усадил на диванчик и прикрыл дверь перед любопытным взором матери.

– Посиди. Сейчас я что-нибудь придумаю. Меня, кстати, Андреем зовут.

– Мне плохо, – прикрыв глаза, пролепетала девушка, – очень плохо.

– Что с тобой? Может, лекарство какое-нибудь?

– Таблетку.

– Какую?

– Дай таблетку, – шептала девушка.

Из коридора доносилось нарочито громкое ворчанье Екатерины Федоровны:

– Совсем мать забыл! Только о себе и думает. А водит не пойми кого, прости господи. И где только такую шваль подобрал? На базаре?

Андрей сделал успокаивающий жест Айзе:

– Ты не обращай внимания. Это она так… Сейчас принесу воды и лекарство поищу. – Он вышел из комнаты и встал перед матерью, оттесняя ее на кухню. – Где у нас таблетки?

Екатерина Федоровна отступала, но продолжала ворчать:

– Хлеба от родного сына не дождешься.

– Да принесу я тебе хлеб! Принесу! – не выдержал Андрей. – У соседа возьму! Только замолчи.

– И за что мне такое наказание? У других дети как дети, а у меня… И орет еще. На мать орет!

Андрей решил промолчать. Словесную перепалку у нее выиграть невозможно. Он нашел лекарство и вернулся в комнату со стаканом воды. Девушка дрожала, свернувшись в кресле.

– Держи. Я аспирин и димедрол нашел. У тебя это, скорее всего, от нервов. Стресс. Пара таблеток должна помочь. Выпей.

Девушка покорно взяла таблетки.

– Сама справишься? Вот вода. А я сейчас приду.

Андрей вышел на лестничную клетку, позвонил в соседнюю квартиру. Дверь открыл полненький взъерошенный парень в линялой футболке и мятых спортивных штанах.

– О, Андрюха! – гаркнул он, выдохнув тяжелую смесь водочных паров в лицо соседу.

– Привет, Витек, – поморщился Власов, слегка отстраняясь. – Одолжи черного хлеба.

– Андрюха! Слышал, какая хрень творится? – Виктор Червяков махнул рукой поверх плеча. Из глубин квартиры раздавались звуки громко работающего телевизора. – Чечены опять бомбу рванули. Около «Рижской». Кучу народа завалили. Я б их, гадов…

– Почему ты думаешь, что чеченцы?

– А кто же еще?

– Может, это бандитские разборки?

– У метро бомбы взрывать? Не-е, Андрюха, отморозков не осталось. По телеку говорят, что смертница.

– Может, и так. Хлеб дай.

– Хорошо, что я на метро не езжу. «Газель» для меня, как второй дом.

– У тебя хлеб есть?

– Заходи, Андрюха. Водочки дерябнем. Водка – это жидкий хлеб!

– Сейчас не могу. Одолжи хлеба немного, а то мать достала бесконечным нытьем.

– Да мы не долго. Покалякаем малость, телек посмотрим.

– Не могу. Я не один.

– Во дела! А с кем?

– Ты хлеб дашь?

– Сейчас, Андрюха, сейчас.

Виктор исчез в темном коридоре. Вскоре он появился. Одна рука сжимала четвертинку хлеба, другая – бутылку водки.

– Спасибо.

Андрей перехватил хлеб, но сосед увязался вслед за ним.

– Шахидка чертова около метро бабахнула, – бубнил он сзади. – По телеку подтвердили. Жертв, говорят, много. Она хотела в вагоне грохнуть, но… – он осекся, увидев через приоткрытую дверь Айзу, сжавшуюся в кресле. – А это кто у тебя?

Андрей прошел на кухню.

– Мам, я хлеб принес!

Скрипнула дверь. Екатерина Федоровна высунулась из своей комнаты, глаза недовольно зыркнули на Виктора и Андрея.

– Не надо мне ничего! – громко выкрикнула она и хлопнула дверью.

– Здрасте, – одновременно со звучным ударом о косяк успел произнести сосед. – И до свиданья. Чего это она?

– А-а, – Власов махнул рукой. – Не обращай внимания.

Из-за стены послышалось раздраженное бурчание. Некоторое напряжение на лице соседа исчезло, ему явно понравилось, что мать Андрея заперлась в комнате.

Он с любопытством взглянул на девушку, быстро определил ее горское происхождение, нахмурился. Кулак, сжимавший бутылку водки, толкнул плохо приоткрытую дверь в комнату.

Только непосвященным кажется, что ФСБ сейчас – лишь жалкое подобие бывшего КГБ. В начале 90-х, когда все старое рушилось, может, так и было, но теперь, при новом президенте былая мощь всесильного ведомства была восстановлена, а кое в чем и приумножена.

Закрытая организация вновь работала, как хорошо отлаженный часовой механизм. Сотрудники могли не опасаться былых нападок журналистов. Более того, служба безопасности своих в обиду не давала и легко могла приструнить любого зарвавшегося писаку. В ведомство вновь потянулись молодые способные ребята, и не столько из-за денег, сколько из-за желания принадлежать к закрытой касте избранных. Их, как и сверстников в других развитых странах, притягивал романтический ореол главной спецслужбы страны. Спасибо голливудским киношникам, интеллект и мужество спецагентов и разведчиков они приукрасили, как могли.