Поворчав мотором, «Машка» завелась. Проехав километров семь, вновь остановилась возле афганского поста. Афганский пост — это танк, стоящий на обочине. Еще один такой же был при въезде в Кандагар, напротив ооновского городка. Из танка вылезают афганцы — машут руками, что-то кричат. В районе камыша, до которого не более двухсот метров, слышатся разрывы и автоматная очередь.
— В чем дело? — спрашивает шеф.
Афганцы оживленно жестикулируют:
— Шурави, туда нельзя. Плохо. Засада! Афганскую «Волгу» захватили!
— А вы чего здесь стоите? Давайте вперед, на выручку, — призывает их шеф.
— Нельзя, начальник, дастур нист (нет приказа), — отвечают.
— К черту дастур! Давайте вперед, — настаивает Игорь Митрофанович.
— Нет. Без приказа никак нельзя.
Да, это — Афганистан! Крыша на голову будет падать, а афганец не пошевелится — нет дастура, и все! Даже если наступит всемирный потоп, он все равно будет спать. Приказа нет! Для оценки подобных ситуаций в Афганистане родилось хорошее определение — афганский вариант, или проще — афган — вариант. Я не знаю, кто его первым придумал. Скорее всего, наши братья — чекисты из далекого декабря 1979 года, а может, ребята — «каскадеры» (бойцы отряда особого назначения КГБ СССР «Каскад»).
— Стас, ты утром ничего не перепутал?
— Нет. Передали — Раушанаст, — отвечает Стас.
— Кстати, а где наше сопровождение? — обращается ко мне шеф.
Пожимаю плечами. Действительно, где?
— Надо комбригу сегодня бутылку поставить. Если бы нас на мосту не тормознул, неизвестно, где и в каком виде мы бы сейчас находились, — говорит Тахир, протягивая мне сигарету. — Где гарантия, что не нас ждали?
— «Машка» — тоже молодец! Как чувствовала, не хотела заводиться. Приеду на виллу, обязательно хорошо ее вымою, — в тон Тахиру отвечаю я.
Минут через пять перестрелка прекратилась. На дороге тишина — ни наших, ни афганских машин.
— Ждать нечего. Поехали, — говорит шеф. — Автоматы — к бою. Дистанция между машинами не больше тридцати метров. Действовать по обстановке.
* * *
До места доехали в напряжении, но без приключений. Шеф пошел к начальнику Управления, мы — в мошаверку. Только расселись — сильнейший взрыв в районе въезда в Управление. За ним — второй, — уже во дворе. Звон разбитого стекла. Крики!.. Сижу в кресле с квадратными глазами, ничего не понимаю.
— И долго ты так собираешься сидеть, Санек? — спрашивает Володя, поднимаясь с пола. За ним встают остальные ребята. — Тебе здесь не парк культуры и отдыха.
Ситуация щекотливая. Памятуя, что лучший способ разрядить обстановку — пошутить, говорю:
— Вы молодцы, все плацкартные места заняли. А мне на Тахира падать? А вдруг бы ему понравилось? Что тогда?
Все засмеялись. Тахир беззлобно огрызнулся:
— Еще неизвестно, кому бы больше понравилось…
Снова смех. Война — дело веселое. И снова взрыв.
— Слушай, быстро учишься, — говорит мне Стас, — отличная реакция!
Я лежу калачиком в самом дальнем углу комнаты под столом.
— А как же? Сами говорили, что не парк культуры и отдыха.
— С чего это «духи» сегодня так развеселились? — размышляет Володя.
— Я же утром отметил — приветствуют мое назначение, — говорю я, выползая из-под стола.
Про себя подумалось: «Вот отчего моя утренняя тревога»…
Вошел Игорь Митрофанович.
— Все живы? Никто не ранен? — Язвительным тоном, как мне показалось, обращается ко мне: — И как нам объяснит ситуацию советник горотдела?
— Никак! Можно подумать, что до меня тишина была… Что ж никто отделом не занимался? Меня ждали? — Сам удивляюсь, с чего это вдруг так завелся.
— Ты давай не огрызайся, — не ожидая такого напора, делает замечание шеф.
— Я не огрызаюсь.
— Не огрызайся.
— А я и не огрызаюсь. — Продолжая ворчать, выхожу из мошаверки.
На заре службы мой шеф, хороший человек и настоящий оперативник, Исаев Алексей Викторович, говорил, что начальство самостоятельных, вроде меня, не жалует. Прав был Алексей Викторович. Из-за прямолинейности у меня частенько возникали неприятные ситуации. Ну, не стал я большим начальником, зато чистоту своих принципов сохранил, а, главное, никому по службе дорогу не перешел и никого не предал. Так думаю.
Во дворе столкнулся с Гаузом. Поздоровались.
— Что можешь ответить на вопрос шефа? — спрашиваю его.
Гауз разводит руками: по-русски не понимаю.
— Вот и я, мой боевой товарищ, ни хрена не понимаю. «Ураганы», «Гиацинты», «Грады», пушки, танки, бэтээры… Подразделения специального назначения, военная разведка, десантно-штурмовые подразделения. В небе «МиГи», «сушки», «вертушки». А советнический аппарат? Военные, партийные, комсомольские советники; советники КГБ, МВД… И вся эта махина — против кого? Против ДШК, «калашниковых» и «буров» (винтовка времен англо-бурской войны). Грозные «Стингеры», которыми нас пугают в прессе, оставим для журналистского смакования душманской мощи. Что еще нужно? Да в 1941 году с такой техникой наши отцы и деды за неделю бы с фашизмом покончили. А здесь?.. Похоже — это надолго…
Сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Пора всерьез подумать, как урезонить «духов», мне эти волнения ни к чему.
— Игорь Митрофанович, я с Гаузом в горотдел.
— Погоди, — шеф подходит ко мне. — А ты колючий. Чего завелся?
— Сам не знаю. Извините за резкость.
— Извинения принимаются. Александр, от твоего отдела до «зеленки» метров пятьсот, не больше. Гульхан говорит — «духи» затевают что-то нехорошее. При осложнении обстановки — сразу в Управление, в героя не играй.
— Триста девяносто пять метров, — говорю я задумчиво.
— Каких метров? — не понял шеф.
— До «зеленки». Вы сказали пятьсот метров, я уточнил — триста девяносто пять.
— Ты это серьезно? Мерил, что ли?
— Не сам, афганцев посылал.
— Зачем?
— Есть некоторые соображения. Проработаю — доложу.
— Ну-ну, дерзай, — благословил шеф.
Говоря шефу, что до «зеленки» триста девяносто пять метров, я не обманывал. У меня созрела идея (как я потом понял, утопическая) создать вокруг Кандагара оборонительную систему вместо постов Царандоя. Что-то вроде мини — «линии Маннергейма». В отделе нашелся сотрудник, Надир, окончивший сельскохозяйственный факультет Кабульского политехнического института. Он немного знал русский язык. Вот мы с Гаузом и поручили ему изучить местность на подступах к Кандагару. Нашлись карты города и прилегающих районов. Кроме боевых точек я планировал организовать пропускную систему и систему фильтрации, как это делалось в годы Второй мировой войны, на примере того же Берлина…
— Погодите! Я с вами, — Тахир догнал нас. — О чем с шефом говорил?
— Да так, ни о чем. Предлагал стать его замом. Шучу. Все путем.
В отделе с Гаузом обсудили вопросы по «линии Маннергейма», наметили направления работы. Договорились, что о нашей идее Гауз доложит Гульхану, я — Игорю Митрофановичу. А они пусть решают. Также договорились, что каждый понедельник буду проводить совещания, а по средам — занятия с начальниками отделений. Основная тема и совещаний, и занятий — вербовка агентуры, оценка и реализация добываемой информации.
Предложил Гаузу — он говорит со мной только по-русски, а я с ним — по-персидски. Гауз согласился. Через полгода он неплохо меня понимал и довольно сносно говорил по-русски. Я же старался сохранить чистоту персидского языка.
— Почему сегодня не было сопровождения? — обращаюсь к Гаузу.
Тот разводит руками. Понятно — лимит. Через два месяца мы откажемся от сопровождения: в отделе машина нужнее…
За обсуждением проблем не заметил, как пролетело время. Пора в Управление.
Прощаюсь с сотрудниками отдела.
— Ты меня не провожай. Я во второй отдел, к Тахиру, — говорю Гаузу.
Пройдя через маленький дворик, уже взялся за ручку калитки, как вдруг услышал шелест, будто большая стая птиц взлетела с деревьев и устремилась в небо. Откуда столько птиц? Но птиц не видно. Кто-то хватает меня за ворот и тащит назад, в помещение. Ничего не понимаю, но интуитивно не сопротивляюсь. У самого входа падаем. Раздается оглушительный треск. Это взорвалась мина на дороге метрах в пятнадцати от забора. За ней вторая, третья…
Передышка. Вскакиваем. Оказывается, это Гауз меня тащил… Ныряем в помещение. Здесь безопаснее. Вот я и узнал, что такое минометный обстрел, а заодно и понял, почему Тахир не рекомендовал ходить пешком.
С афганских батарей стали бить по «зеленке». Звонит Тахир.
— Все нормально?
— Нормально, — отвечаю в трубку, — только пятки, и не только, вспотели. Спасибо Гаузу, — жму ему руку, — подстраховал меня.
