– О чем? – ощерился Роман. – О том, что он постарается избавиться от меня?
– О том, что он затеял какую-то авантюру, – сказал Слепцов. – Наверняка за его арестом что-то стоит. Вам не кажется, что его как-то слишком легко взяли?
– Это вы об успешном аресте, произведенном Интерполом? – остывая, усмехнулся Роман.
– Да.
– Понятно, что он сдался сам. И его саморазоблачение только подтверждает эту версию.
– Но он говорит о готовящемся теракте. Как бы там ни было, а эта информация заслуживает того, чтобы ее проверили. Пускай там Крохин что-то затеял, да и наверняка что-то затеял. Но, капитан, согласитесь: мы не можем отказать в помощи нашим немецким коллегам. Ведь речь идет о жизни невинных людей.
Роман помолчал, глядя в сторону. Можно подумать, он перед кем-то провинился!
– В конце концов, – с нажимом добавил Слепцов, – если мы откажем, пострадает престиж нашего управления и всей страны в целом.
– Вот на это он и рассчитывает, – с досадой сказал Роман. – Он знает, что мы не рискнем отказать немцам, поскольку те не преминут поднять шум на весь мир о бессердечии русских.
– Вот именно, – кивнул Слепцов. – Теперь вы понимаете, что у нас просто нет выхода?
Он поднялся, сделав знак Роману сидеть, и начал быстро ходить взад-вперед по кабинету, разгоняя и сортируя мысли. Привычка эта была весьма утомительна для подчиненных, поскольку им приходилось вертеть головой, как на теннисном матче, следя за начальством. Но Слепцов, подобно генератору, вырабатывал мысли посредством движения и остановиться мог только после окончания полного цикла работы.
– Я понимаю ваши опасения, капитан, – заговорил он после очередного разворота на скрипучем паркете. – Но вы не мальчик и не жертва, приготовленная на заклание. Во-первых, вы успели изучить Крохина и знаете, чего от него можно ожидать.
– Да уж, – вырвалось у Романа.
Но Слепцов сделал вид, что не услышал.
– Во-вторых, – продолжал он, мечась взад-вперед, – вы обладаете достаточным опытом для того, чтобы просчитать действия Крохина и понять, к чему он ведет.
На это Роман только скептически покивал.
– В-третьих, вся мощь нашего Управления к вашим услугам, а это, согласитесь, немало.
– Да уж, – пробормотал Роман.
– И, наконец, в-четвертых, вы сможете раз и навсегда покончить с Крохиным. Я думаю, это в ваших интересах, капитан.
Слепцов остановился, сверху вниз посмотрел на Романа, точно облив его солнечным светом, покачался на носках, останавливая турбину, и важно уселся за стол.
– Вы со мной согласны? – окликнул он Романа, который смотрел куда-то в сторону, точно в кабинете, кроме него, никого больше не было.
– В чем? – тупо спросил Роман.
– Во всем, – поджав губы, уточнил Слепцов.
Роман вздохнул. Попробуй не согласись!
– Конечно, товарищ генерал.
Ответ был не совсем по уставу, но Слепцов, ярый службист, на этот раз стерпел.
– Ну и отлично, – кивнул он. – Рад, что вы поняли ситуацию правильно.
Он замолчал, отчего-то насупившись. Хотя, казалось бы, после столь блестящей речи он должен был испытывать вполне понятное удовлетворение.
Но нет, удовлетворения на его лице Роман не заметил. Наоборот, было видно, что генерал чем-то удручен.
Предмет удрученности выяснился в следующую минуту.
– Мы с вами об этом и раньше говорили, капитан, – начал Слепцов, поглядывая как-то неуверенно. – Вернее, я отдавал приказ… В общем, неважно, что было раньше. Но теперь я хочу сказать вот что.
Слепцов замолчал, напряженно глядя на Романа.
– Да, товарищ генерал? – спросил тот, в общем-то догадываясь, о чем пойдет речь.
– Я думаю, вы хорошо знаете о моем отношении к Крохину. Я хотел сказать, о прежнем отношении…
– Я понимаю, товарищ генерал.
– Тем лучше, – кивнул Слепцов. – Так вот, ранее я еще колебался между желанием либо сохранить Крохину жизнь, как сыну моего покойного друга и как моему приемному сыну, либо ликвидировать его как предателя. Теперь же у меня сомнений нет. Тот, кем он стал, не имеет права на существование. Поэтому, капитан, у меня к вам личная просьба: постарайтесь избавиться от него, как бы трудно вам ни пришлось. И на этот раз так, чтобы шансов на вторичное воскрешение у него не было.
Роман решил не обижаться на камешек, заброшенный в его огород. Он видел, что Слепцов взволнован – что бывало с ним весьма редко, – а всякое проявление живых чувств у начальства, как известно, всегда производит неизгладимое впечатление на подчиненных.
К тому же эта просьба совпадала с его собственными устремлениями, так что он не видел никаких преград к тому, чтобы ее осуществить.
Кроме, конечно, той, что сам Крохин вряд ли захочет быть ликвидированным. Более того, Роман подозревал, что эта участь уготована ему самому, и думать он должен был в первую очередь о том, чтобы остаться в живых, а не исполнять просьбу Слепцова, как бы прочувствованно произнесена она ни была.
Но все-таки он решил остановиться на том, что это именно ему предстоит поставить точку в их давнем споре с Крохиным. Ибо если он поедет на встречу с похоронным настроением, то, глядишь, оно в скором времени и оправдается. А так сохранится иллюзия борьбы, и даже победы, а это уже половина успеха.
– Значит, мы договорились, капитан? – спросил Слепцов.
– Так точно, товарищ генерал, – ответил Роман.
– Хорошо. Тогда я вас не задерживаю.
Роман помедлил.
– У меня тоже к вам просьба, товарищ генерал, – сказал он, интимно подавшись вперед. – Встречная, если можно так сказать.
Слепцов поднял брови.
– Я вас слушаю, капитан.
– Если я в этот раз… В общем, если я не вернусь, обещайте мне достать этого гада. Рано или поздно.
Они какое-то время смотрели друг другу в глаза, и между ними – возможно, впервые за все годы – возникло нечто вроде теснейшего взаимопонимания.
– Обещаю, – кивнул Слепцов. – Рано или поздно.
Роман поднялся, светло улыбнулся:
– Разрешите идти, товарищ генерал?
– Идите.
Сохраняя все тот же отсвет на лице, Роман вышел в приемную и натолкнулся, как на стену, на хмурый взгляд Дубинина.
– Ты чего это сияешь? – проворчал тот. – Повышение получил?
– Типа того, – помрачнел Роман.
Он сел на стул, медлительным движением заложил ногу на ногу. Опустил руку в карман, но Дубинин был начеку и строго покачал головой.
– Когда отлет? – спросил Роман.
– Вчера, – сказал Дубинин.
– То есть?
– Запрос еще вчера поступил. Ждали твоего прибытия.
– Ах, вот как!
– Да, именно так. Так что давай вниз, машина уже ждет. Через полтора часа вылет из Шереметьева. Документы, билет, деньги, дополнительные инструкции у шофера.
– Ясно. Ну, так я пошел?
– Давай, давай.
– А пара теплых слов на прощание?
– Скатертью дорога.
– Гвозди бы делать из этих людей, – вздохнул Роман, поднимаясь. – Вот возьму и погибну смертью храбрых.
– Я тебе погибну, – пригрозил Дубинин. – Выполнил и доложил. И никаких таких «погибну».
– Так-то лучше, – смягчился Роман. – Ну, бывай тогда, подполковник.
Дубинин постучал пальцем по наручным часам. Роман понял, что прощальных объятий не дождется, скучно кивнул и вышел в пустынный коридор.
Вот же собачья жизнь, думал он, спускаясь на лифте вниз. Только прилетел с труднейшего задания, думал по-человечески отдохнуть, орден обмыть, на любимом диване отлежаться. А вместо этого его чуть не палкой гонят невесть куда, да еще неизвестно зачем. И что он при этом должен чувствовать, спрашивается?
Неприятность заключалась еще и в том, что он обещал Лене, своему благодетелю и компаньону, выполнить срочное поручение, благодаря которому надеялся оживить свой иссохший до неприличия банковский счет.
Леня Пригов был маклером на фондовой бирже. Когда-то Роман оказал ему неоценимую услугу, сохранившую Лене свободу и, скорее всего, жизнь, и Леня сделался его представителем на бирже. Пользуясь своими связями и профессиональными навыками, Роман время от времени поставлял Лене информацию делового свойства, в ответ на что тот пускал в оборот деньги Романа, удваивая, а порой и утраивая их количество.
За короткое время из босяка-бюджетника Роман превратился в состоятельного человека и познал вкус игры в рулетку, а также стал завсегдатаем дорогих ресторанов и закрытых столичных клубов.
Понятно, что такая жизнь Роману Евгеньевичу пришлась по душе. С тех пор, как бы ни отвлекало его служение интересам Родины, он умудрялся добывать нужную информацию и переправлять ее Лене.
Тот, правда, бывал не очень доволен тем, что свою основную работу Роман частенько противопоставляет их совместному бизнесу. Но тут Роман ничего с собой поделать не мог, ибо Родину любил страстно и ради нее готов был пожертвовать всем, и даже, увы, своим материальным процветанием.
Впрочем, Леня, человек столь же мудрый, сколь и гениальный, до крайностей обычно не доводил, ценя в Романе порядочность и врожденный авантюризм – качества, редко встречающиеся одновременно в одном человеке. Но, бывало, и Леня терял терпение, грозя немедленным увольнением, чего Роман боялся как огня, ибо жить на одну зарплату отвык, а добывать деньги каким-то иным путем не умел, невзирая на все свои многочисленные дарования.
