Кровь стучит у меня в висках.
– Это называется виртуальное преследование!
– Зачем все передергивать? Паранойя какая-то. – Она поворачивается к тебе: – Кларисса просто неудачно выразилась.
– Нет, удачно!
Я вижу только неясные тени. Мотаю головой, чтобы там немного прояснилось. Потом заставляю себя взглянуть тебе прямо в лицо. Ненавижу это делать.
– Ты ни черта не знаешь о мемуарах. Ты просто литературный критик, – последние два слова я выговариваю так, будто это самое страшное оскорбление.
– У меня много талантов, о которых тебе пока неизвестно, Кларисса.
Ну вот, опять. Ты опять используешь мое имя вместо точки. В каждом предложении. Ты маньяк. Неужели Ровена не видит, как это нелепо? У меня вырывается короткое рыдание.
– Ровена, он тебе не нужен! Ты можешь пойти на писательские курсы. Он использовал тебя, чтобы подобраться ко мне!
– Не надо думать, что все вертится вокруг тебя! Удивительная самонадеянность. – Вот она наконец, настоящая, без жеманства, Ровена, в этой вспышке гнева. – Чтобы не сказать, нелепая. Мы с Рэйфом всего пару недель назад обнаружили, что оба тебя знаем.
Зажмуриваю глаза, потом снова открываю их. Плевать, как это выглядит со стороны.
– Какое совпадение!
– Не правда ли, Кларисса? – отвечаешь ты.
– Мы так о тебе беспокоимся, – продолжает Ровена.
– Очень беспокоимся, – подпеваешь ты.
– А он не рассказал тебе про сегодняшнее утро? Про то, как караулил меня у дома, прекрасно зная, что я не желаю его видеть? Про то, как таксистка пригрозила ему полицией?
Ты печально качаешь головой, изображая боль и непонятость. Ты фальшив насквозь – это видно даже сквозь плотный туман, в который погрузился этот мерзкий зал.
– О, Кларисса, – повторяешь ты. – О, Кларисса! Как ты могла подумать такое!
Я едва удерживаюсь, чтобы не схватить кувшин и не выплеснуть всю воду со льдом тебе в лицо.
– Рэйф переживает за тебя. – Рука Ровены касается твоей. – Вот почему я здесь.
Значит, это благодаря тебе она объявилась после двухлетнего молчания? Какая ирония…
Ровена смотрит на меня неодобрительно:
– Он сказал, что в последнее время ты сама на себя не похожа, что ты странно ведешь себя на работе, и я попросила его присмотреть за тобой, пока я не приеду. Вот уж не думала, что ты встретишь его так грубо!
Кровь стучит у меня в голове. С ужасом осознаю, сколько времени у тебя ушло на подготовку; сколько усилий ты потратил, чтобы все заранее спланировать, сколько лгал, манипулировал и с каким напряжением заставлял себя спокойно ждать сегодняшнего вечера. Ровена оказалась идеальной жертвой: она уязвима и несчастна, она страдает, и это страдание написано у нее на лице и выгравировано на новенькой груди. Ты ухаживал за ней. Очаровал ее. А потом заставил плясать под свою дудку.
«Если у вас есть общие друзья, он будет настраивать их против вас. Он может просто отрицать все ваши обвинения, а может сам обвинить вас в неадекватном поведении по отношению к нему».
Ты как будто прочитал все брошюрки о преследовании. И теперь используешь их против меня. Ты познакомился с Ровеной, чтобы у нас появились общие друзья.
Я чувствую комок в горле. Но зрение проясняется.
– Все совсем не так!
На твоем лице самодовольная ухмылка. Еще бы: женщины из-за тебя сцепились! Ты загнал меня в угол, и я больше не могу не обращать на тебя внимания. Я просто вынуждена смотреть на тебя и разговаривать с тобой. Из-за тебя мне пришлось нарушить обет молчания, а ведь я дала его только сегодня утром!
– Как ты можешь мне не верить, Ровена?
Если даже моя подруга верит тебе больше, чем мне, если даже она считает твою версию убедительной, – значит, у меня нет никакой надежды. Как и у мисс Локер. Полиция никогда не воспримет меня всерьез.
У тебя во рту оливка. Ты обсасываешь ее, пристально глядя мне в лицо. Потом неторопливо и чувственно вынимаешь изо рта косточку. На губе поблескивает капля масла. Меня передергивает. Быстро отвожу глаза, проклиная свое вдруг ставшее чересчур острым зрение.
Ровена похлопывает меня по руке:
– Давай сменим тему, Кларисса. Начнем вечер заново! Ты ведь всегда побуждала меня к творчеству? Ну так вот, для начала я решила написать о своем детстве. Рэйф меня уговорил. Я подумала, тебе будет приятно. Я рассказала ему, чем мы с тобой любили заниматься, когда были подростками. Сейчас я как раз пишу о том, как тебя тогда на набережной девчонка ударила. Помнишь мерзкую полисменшу, которая тебя допрашивала?
Я дрожу, несмотря на шерстяное платье и горячую батарею за спиной. По рукам бегают мурашки. Тот, с кем я ни за что не стала бы откровенничать, во всех подробностях знает историю, которой я никогда бы ни с кем не поделилась. Открываю было рот – но не могу произнести ни звука.
– Весь секрет в том, чтобы писать максимально откровенно, – щебечет Ровена, ничего не замечая. – Вот чему учит Рэйф. Помнишь, как я привела тебя домой и помогала прийти в себя?
– Конечно, помню, – отвечаю я спокойно. – Никто не сумел бы помочь мне лучше, чем ты.
– Ты пишешь великолепно! Кларисса будет гордиться тобой, когда прочитает.
Пнуть бы тебя так, чтобы под стол свалился. Жаль только сапоги об тебя марать. И потом, я не собираюсь помогать тебе убеждать Ровену в том, что у меня с головой не все в порядке. К моему удивлению, ты встаешь. На секунду меня охватывает отчаянная, безрассудная надежда: я на самом деле верю, что ты сейчас уйдешь. Но это, конечно, невозможно. Ты просто идешь в бар.
Я чувствую себя так, словно Ровена показала тебе мое нижнее белье. Но, если я хочу до нее достучаться, надо держать себя в руках. Я набираю в легкие воздуха, как только ты отходишь за пределы слышимости.
– Я не хочу, чтобы ты обсуждала меня с ним. Пожалуйста, не надо!
– Но это моя биография! Просто ты тоже в ней оказалась. Ты не имеешь права мне указывать.
– Ты, может, и хочешь его видеть, а я нет. И на этот счет я выразилась абсолютно ясно. Любой нормальный мужчина на его месте проявил бы уважение к моим желаниям, неужели ты не понимаешь?
Она не отвечает. На секунду мне кажется, что она со мной согласна: у нее краснеют уши, а это происходит всякий раз, когда она расстроена. На красном фоне около ушей белеют шрамы. Отвожу глаза. Не хочу, чтобы она заметила, как я ее разглядываю.
– Он обманом заманил меня сюда. Я бы ни за что не пришла, если бы ты предупредила меня, что он тоже будет. И он прекрасно это знал. Тебе не кажется странным, что он попросил тебя хранить это в секрете?
Она колеблется; но потом одним махом отметает все сомнения на твой счет, которые у нее наверняка начали зарождаться.
– Нет, – отрезает она.
Не хочу этого говорить. Но мне придется.
– Ты его совершенно не интересуешь.
Ее глаза недоверчиво округляются.
– Ты, кажется, думаешь, что все мужчины на свете в тебя влюблены! – выкрикивает она трясущимися от ярости губами. – Но всех ты не уведешь!
Она вполне могла догадаться насчет Генри. Или узнать все от тебя. Вероятно, ты просто упомянул об этом вскользь, как бы к слову, – это в твоем стиле.
Стараюсь говорить как можно мягче. Как можно спокойнее.
– То, что он делает, – это не любовь, а что-то абсолютно противоположное. Он как будто пытается меня присвоить. А сейчас он хочет украсть у меня еще и тебя.
– Я тебе не принадлежу, так что украсть меня нельзя. Мне кажется, что я тебя совсем не знаю. Сплошные секреты. Ты столько лет не была со мной откровенна! – с надрывом говорит она.
– Я знаю, Ровена. Я очень сожалею. И так хочу загладить вину! Чтобы нас снова ничего не разделяло! Но сейчас для меня главное – не обидеть тебя. Только поэтому я до сих пор здесь, хотя на самом деле хочу только одного: бежать отсюда со всех ног. И он это знает. Ради чего все и устроил.
Ровена отдергивает руку.
– Как благородно и самоотверженно с твоей стороны, – холодно отчеканивает она. – Он тебе не нужен? Тогда отдай его мне.
