Агата Кристи
Таинственный противник
Посвящается всем ведущим монотонную жизнь с пожеланиями хоть опосредованно испытать удовольствия и опасности приключения
Было два часа дня 7 мая 1915 года. «Лузитанию»[1] одна за другой поразили две торпеды, и пароход начал быстро погружаться. Матросы поспешно спускали шлюпки. Женщин и детей выстраивали в очередь. Жены и дочери судорожно обнимали мужей и отцов, молодые матери крепко прижимали к груди младенцев. Чуть в стороне стояла совсем еще юная девушка, лет восемнадцати, не больше. Она, казалось, не испытывала страха – ясные серьезные глаза спокойно смотрели в морскую даль.
– Прошу прощения, – раздался рядом с ней мужской голос.
Девушка, вздрогнув, обернулась. Этого мужчину она уже не раз замечала среди пассажиров первого класса. Было в нем нечто таинственное, бередившее ее фантазию. Он заметно сторонился остальных пассажиров. Если к нему обращались, он тут же пресекал все попытки завязать разговор. А еще у него была привычка нервно и подозрительно оглядываться через плечо.
Сейчас он был чрезвычайно взволнован. Его лоб был покрыт капельками пота.
Она не сомневалась, что этот человек способен мужественно встретить смерть, тем не менее он явно находился во власти панического страха.
– Да? – Взгляд ее выражал участие.
Но он смотрел на нее в нерешительности, почти с отчаянием.
– А что поделаешь? – пробормотал он словно самому себе. – Другого выхода нет! – И уже громче отрывисто спросил: – Вы американка?
– Да.
– И патриотка?
Девушка вспыхнула.
– Разве можно спрашивать о таких вещах? Конечно, патриотка.
– Не сердитесь. На карту поставлено слишком много. Я вынужден довериться кому-то. Причем женщине.
– Но почему?
– «Женщины и дети первыми в шлюпки!» Вот почему. – Торопливо оглядевшись по сторонам, мужчина понизил голос. – Я везу документ. Чрезвычайной важности. Он может сыграть решающую роль в судьбе союзных держав. Понимаете? Его необходимо спасти! И у вас на это несравненно больше шансов, чем у меня. Ну что, возьмете?
Девушка молча протянула руку.
– Погодите… Я обязан вас предупредить. Это сопряжено с риском… если меня выследили. Но, по-моему, я ускользнул. Однако, как знать? Если все-таки выследили, вам будет угрожать большая опасность. Хватит у вас духа?
Девушка улыбнулась.
– Хватит. Я горжусь тем, что вы выбрали меня. Ну а потом что мне делать?
– Следите за колонкой объявлений в «Таймс»[2]. Мое будет начинаться с обращения «Попутчица!». Если оно не появится в течение трех дней… Значит, я вышел из игры. Тогда отвезите пакет в американское посольство и отдайте послу в собственные руки. Все ясно?
– Все.
– Тогда приготовьтесь! Пора прощаться. – Он взял ее руку и уже громко произнес: – Прощайте! Желаю удачи!
Ее пальцы сжали клеенчатый пакет, до последнего момента скрытый в его ладони.
«Лузитания» все заметнее кренилась на правый борт. Девушку окликнули, и она спустилась в шлюпку.
Глава 1
Молодые Авантюристы с ограниченной ответственностью
– Томми, старый черт!
– Таппенс, старая перечница!
Обмениваясь этими дружескими приветствиями, молодые люди на секунду застопорили движение на выходе из метро на Дувр-стрит. Словечки «старый» и «старая» были не слишком точны – общий возраст этой парочки не достигал и сорока пяти.
– Сто лет тебя не видел! – продолжал молодой человек. – Куда ты летишь? Может, перехватим где-нибудь пару плюшек? А то здесь нам, того и гляди, врежут – перегородили проход. Пошли отсюда!
Девушка кивнула, и они зашагали по Дувр-стрит в сторону Пикадилли[3].
– Так куда мы направимся? – осведомился Томми.
Чуткие уши мисс Пруденс Каули, по некой таинственной причине которую в кругу близких людей звали «Таппенс»[4], не преминули уловить легкую тревогу в его голосе.
– Томми, ты на мели! – безапелляционно заявила она.
– Да ничего подобного! – запротестовал Томми. – Кошелек еле застегивается.
– Врать ты никогда не умел, – сурово изрекла Таппенс. – Разве что сестре Гринбенк, когда ты внушил ей, что тебе назначено пиво для поднятия тонуса, просто врач забыл вписать это в карту. Помнишь?
– Еще бы! – Томми засмеялся. – Матушка Гринбенк шипела точно кошка, когда дело прояснилось. Хотя вообще-то неплохая была старушенция! Госпиталь – наш госпиталь! – тоже, наверное, расформирован?
– Да. – Таппенс вздохнула. – Тебя демобилизовали?
– Два месяца назад.
– А выходное пособие? – осторожно спросила Таппенс.
– Израсходовано.
– Ну, Томми!
– Нет, старушка, не на буйные оргии. Где уж там! Прожиточный минимум нынче, – самый минимальный минимум, – составляет, да будет тебе известно…
– Детка! – перебила его Таппенс. – Относительно прожиточных минимумов мне известно все, и очень хорошо известно… А, вот и «Лайонс»![5] Чур, каждый платит за себя. Идем! – И Таппенс направилась к лестнице на второй этаж.
Зал был полон. Бродя в поисках свободного столика, они невольно слышали обрывки разговоров.
– …и знаешь, она села и… да-да, и расплакалась, когда я ей сказал, что надеяться на квартиру ей в общем нечего…
– …ну просто даром, дорогая! Точь-в-точь такая же, какую Мейбл Льюис привезла из Парижа…
– Поразительно, чего только не наслушаешься! – шепнул Томми. – Утром я обогнал двух типчиков, которые говорили про какую-то Джейн Финн. Нет, ты слышала когда-нибудь подобную фамилию![6]
Тут как раз две пожилые дамы встали из-за стола и принялись собирать многочисленные свертки. Таппенс ловко проскользнула на освободившийся стул. Томми заказал чай с плюшками, Таппенс – чай и жареные хлебцы с маслом.
– И чай, пожалуйста, в отдельных чайничках, – добавила она строго.
Томми уселся напротив нее. Его рыжие волосы были гладко зализаны, но некрасивое симпатичное лицо не оставляло сомнений: перед вами джентльмен и любитель спорта. Безупречно сшитый коричневый костюм явно доживал свои дни.
Оба они смотрелись очень современно. Таппенс – не то чтобы красавица, но маленькое ее личико с волевым подбородком и большими широко расставленными серыми глазами, задумчиво глядящими на мир из-под прямых черных бровей, не было лишено очарования. На черных, коротко остриженных волосах кокетливо примостилась зеленая шапочка, а далеко не новая и очень короткая юбка открывала на редкость стройные ножки. Весь ее вид свидетельствовал о мужественных усилиях выглядеть элегантно.
Но вот наконец им принесли чай, и Таппенс, очнувшись от своих мыслей, разлила его по чашкам.
– Ну а теперь, – сказал Томми, впиваясь зубами в плюшку, – давай обменяемся информацией. Мы же не виделись с самого госпиталя, то есть с шестнадцатого года.
– Ну что ж! – Таппенс откусила кусок жареного хлебца. – Краткая биография мисс Пруденс Каули, пятой дочери архидьякона Каули из Малого Миссенделла, графство Суффолк[7]. В самом начале войны мисс Каули, презрев прелести (и докучные обязанности) домашней жизни, едет в Лондон и поступает на работу в офицерский госпиталь. Первый месяц: каждый день перемывает шестьсот сорок восемь тарелок. Второй месяц: получает повышение и перетирает вышеперечисленные тарелки. Третий месяц: получает повышение и переводится на чистку картошки. Четвертый месяц: получает повышение и намазывает маслом ею же нарезанный хлеб. Пятый месяц: получает повышение на следующий этаж с возложением на нее обязанностей санитарки и вручением ей швабры и ведра. Шестой месяц: получает повышение и прислуживает за столом. Седьмой месяц: на редкость приятная внешность и хорошие манеры обеспечивают ей очередное повышение – теперь она накрывает стол для самих палатных сестер! Восьмой месяц: печальный срыв в карьере. Сестра Бонд съела яйцо сестры Уэстхевен. Великий скандал! Виновата, естественно, санитарка. Недопустимая халатность в столь ответственном деле! Назад к ведру и швабре! Какое крушение! Девятый месяц: опять повышение – подметает палаты, где и натыкается на друга детства в лице лейтенанта Томаса Бересфорда (Томми, где твой поклон!), которого не видела долгих пять лет. Встреча трогательная до слез. Десятый месяц: строгий выговор от старшей сестры за посещение кинематографа в обществе одного из пациентов, а именно: вышеупомянутого лейтенанта Томаса Бересфорда. Одиннадцатый и двенадцатый месяцы: возвращение к обязанностям уборщицы, с коими справляется блестяще. В конце года покидает госпиталь в сиянии славы. После чего, обладающая множеством талантов, мисс Каули становится шофером и возит сначала продуктовый фургон, грузовик, затем генерала. Последнее оказалось самым приятным. Генерал был молод.
– Кого же из них? – спросил Томми. – Просто тошно вспомнить, как эти хлыщи катали из Военного министерства в «Савой»[8] и из «Савоя» в Военное министерство.
