– Фамилию его я позабыла, – призналась Таппенс. – Но вернемся к теме. В известном смысле это был мой высший взлет. Затем я поступила в правительственное учреждение. Какие дивные чаепития мы устраивали! В мои планы входило испробовать себя на сельскохозяйственных работах, поработать почтальоншей, а завершить карьеру на посту автобусной кондукторши – но грянуло перемирие. Пришлось, точно пиявке, присосаться к своему учреждению на долгие-долгие месяцы, но, увы, в конце концов от меня избавились. С тех пор никак не устроюсь. Ну, а теперь твоя очередь – рассказывай!
– В моем послужном списке повышений куда меньше, – не без горечи сказал Томми. – Сплошная рутина, никакого разнообразия. Как тебе известно, меня снова отправили во Францию. Потом в Месопотамию[9], где я опять угодил под пулю. Отлеживался в тамошнем госпитале. Потом до самого перемирия застрял в Египте, поболтался там некоторое время и был демобилизован, как я тебе уже говорил. И вот уже долгие десять месяцев мучаюсь в поисках места! А мест нет. Или, если и есть, меня на них не берут. Какой от меня толк? Что я смыслю в бизнесе? Ровным счетом ничего.
Таппенс угрюмо кивнула.
– А как насчет колонии? – Она вопросительно взглянула на него.
Томми мотнул головой.
– Вряд ли мне там понравится, и уж я там точно придусь не ко двору.
– Может, богатые родственники?
Томми еще раз мотнул головой.
– О, Томми, ну, хотя бы двоюродная бабушка!
– Есть у меня старик дядя, который более или менее преуспевает. Но он не в счет.
– Да почему?
– Он хотел усыновить меня, а я отказался.
– Кажется, я что-то об этом слышала… – задумчиво произнесла Таппенс. – Ты отказался из-за матери…
Томми покраснел.
– Ну да, представляешь ее положение. Ведь, кроме меня, у нее никого не было. А старикан ее ненавидел. И хотел забрать меня просто назло ей.
– Твоя мать ведь умерла? – тихонько спросила Таппенс.
Томми кивнул, и ее большие серые глаза затуманились.
– Ты настоящий человек, Томми, я это всегда знала.
– Чушь! – буркнул Томми. – Вот такие мои дела. Я уже на пределе.
– Я тоже! Держалась, сколько могла. Исходила все конторы по найму. Бежала по каждому объявлению. Хваталась за любую возможность. Экономила, скаредничала, во всем себе отказывала! Все без толку. Придется вернуться под отчий кров.
– А тебе неохота?
– Конечно, неохота! К чему сентиментальничать. Папа – прелесть, и я его очень люблю, но ты и вообразить не можешь, какой я для него крест! Этот ярый викторианец[10] убежден, что короткие юбки и курение неприличны и безнравственны. Я для него хуже занозы, сам понимаешь. Когда война забрала меня, он вздохнул с облегчением. Видишь ли, нас у него семеро. Просто кошмар! С утра до вечера домашнее хозяйство, да еще заседания в клубе матерей! Я всегда была кукушонком. Так не хочется возвращаться. Но, Томми, что мне еще остается?
Томми грустно покачал головой. Наступившее молчание снова нарушила Таппенс:
– Деньги! Деньги! Деньги! С утра до ночи я думаю только о деньгах. Наверное, я чересчур меркантильна, но что с собой поделаешь?
– Вот, и со мной так же, – согласно кивнул Томми.
– Я перебрала все мыслимые и немыслимые способы оказаться при деньгах. Впрочем, их набралось только три, – продолжала Таппенс. – Получить наследство, выскочить за миллионера и заработать. Первое отпадает. Богатых дряхлых родственников у меня нет. Все мои престарелые бабушки и тетушки доживают свой век в приютах для неимущих дам и девиц благородного происхождения. Я всегда перевожу старушек через дорогу и подаю оброненные свертки старичкам, в надежде, что они окажутся эксцентричными миллионершами или миллионерами. Но ни один из них не пожелал узнать моего имени, многие даже и «спасибо» не сказали.
Они помолчали.
– Естественно, самый верный шанс – это брак, – продолжала Таппенс. – Я чуть не подростком подумывала выйти замуж за богатенького! А что? Достойное решение для всякой разумной девицы. Ты же знаешь, что я не сентиментальна. – Она помолчала. – Ну скажи, разве я сентиментальна? – в упор спросила она.
– Конечно нет, – торопливо согласился Томми. – Никому и в голову не придет заподозрить тебя в этом!
– Не слишком лестно! – возразила Таппенс. – Впрочем, ты, я полагаю, просто неудачно выразился. Ну и вот: я готова, я стражду, но ни одного миллионера на примете. Все мои знакомые молодые люди сидят на мели, как и я.
– Ну, а генерал? – осведомился Томми.
– По-моему, в мирное время он торгует велосипедами, – пояснила Таппенс. – Вот так! Но ведь ты-то можешь жениться на богатой.
– У меня тоже никаких перспективных знакомств.
– Ну и что? Взял бы да познакомился. Ты ведь мужчина. Я же не могу, подсторожив у «Ритца»[11] какого-нибудь типа в меховом пальто, остановить его и брякнуть: «Послушайте, вы человек богатый. Мне бы хотелось с вами познакомиться!»
– А мне ты советуешь подкатиться с такими словами к соответственно одетой девице?
– Не говори глупостей! Ты же можешь наступить ей на ногу, поднять ее носовой платок или еще что-нибудь в этом роде. Она поймет, что ты хочешь с ней познакомиться, обрадуется и остальное возьмет на себя.
– Боюсь, ты переоцениваешь мое мужское обаяние, – вздохнул Томми.
– Ну, а мой миллионер, скорее всего, бросится от меня как ошпаренный! Нет, на брак по расчету надеяться нечего. Остается, стало быть, «сделать» деньги!
– Но мы ведь попробовали и у нас ничего не получилось, – напомнил Томми.
– Мы испробовали все общепринятые способы, верно? А если попробовать что-нибудь неординарное? Томми, давай станем авантюристами!
– Идет! – весело ответил Томми. – С чего начнем?
– В том-то и загвоздка. Если бы мы могли себя чем-нибудь зарекомендовать, то нас нанимали бы для совершения разных преступлений.
– Восхитительно! – заметил Томми. – И особенно в устах дочери священника.
– Нравственная ответственность падет на работодателей, – возразила Таппенс. – Согласись, есть все-таки разница: украсть бриллиантовое колье для себя или для того, кто тебя нанял.
– Если тебя поймают, никакой разницы не будет!
– Возможно. Но только меня не поймают. Я жутко умная.
– Твоим главным грехом всегда была скромность, – вздохнул Томми.
– Не ехидничай. Послушай, Томми. Может, правда попробуем? Образуем деловое товарищество.
– Компания по краже бриллиантовых колье с ограниченной ответственностью?
– Ну, колье это я так, для примера. Давай организуем… как это в бухгалтерии называется?
– Не знаю. Я никогда не имел дел с бухгалтерией.
– В отличие от меня. Только я всегда путалась и заносила убытки в графу прибыли, а прибыль в графу убытков, за что меня и уволили… Вспомнила! Совместное предприятие![12] Когда я встретила это название среди занудных цифр, мне оно показалось ужасно романтичным. Есть в нем какой-то елизаветинский привкус: напоминает о галеонах и дублонах![13] Совместное предприятие!
– «Молодые Авантюристы» с ограниченной ответственностью? Так и назовем, а, Таппенс?
– Смейся, смейся, но, по-моему, в этом что-то есть.
– Ну и как ты собираешься находить потенциальных клиентов?
– Через объявления, – не задумываясь ответила Таппенс. – У тебя не найдется листка бумаги и карандаш? Мужчины, по-моему, всегда их носят с собой, ну, как мы – шпильки и пудреницы.
Томми протянул ей довольно потрепанную зеленую записную книжку, и Таппенс начала деловито царапать карандашом.
– Начнем так: «Молодой офицер, дважды раненный на фронте…»
– Ни в коем случае!
– Как угодно, мой милый. Но, поверь, именно эта фраза может растрогать сердце богатой старой девы, она тебя усыновит, и тебе уже не придется идти в молодые авантюристы.
– Я не хочу, чтобы меня усыновляли.
– Да, совсем забыла, у тебя на этот счет идиосинкразия. Не сердись, я просто пошутила. В газетах, полным-полно таких историй… Ну, а если так? «Два молодых авантюриста готовы заняться чем угодно и отправиться куда угодно. За приличное вознаграждение». Это надо, чтобы было ясно с самого начала. Да! Еще можно добавить: «Любое предложение в пределах разумного будет принято» – ну, как с квартирами и мебелью.
– По-моему, любое предложение в ответ на такое объявление может быть только очень неразумным!
– Томми, ты гений! Так куда шикарнее. «Любое неразумное предложение будет принято – при соответствующей оплате». Ну как?
– Я бы про оплату больше не упоминал. Звучит как-то назойливо.
– Ну, так оно и есть. И даже более того! Впрочем, может, ты и прав. А теперь я прочту, что получилось: «Два молодых авантюриста готовы заняться чем угодно и куда угодно отправиться. За приличное вознаграждение. Любое неразумное предложение будет принято». Как бы ты воспринял такое объявленьице?
– Как розыгрыш или как бред сумасшедшего.
– Ну разве это бред? Никакого сравнения с тем бредом, который я прочла сегодня утром. Совершенно замечательное объявление. Начиналось с имени «Петуния», а подписано было «Самый лучший мальчик». – Она вырвала листок и протянула его Томми. – Ну, вот. Я думаю, лучше всего это поместить в «Таймс». Обратный адрес: почтовый ящик номер такой-то. Будет стоить пять шиллингов[14]. Вот мои полкроны.
