— Вы, кажется, много знаете, — сухо сказал он.
— Кто-то знал, что ему надо знать, чтобы провернуть это дело. Прямо как вы и я. И узнать все это было нетрудно.
Он сунул в ухо мизинец, покрутил там, вытащил оттуда темный комочек и бережно вытер его о пиджак.
— И все это вы вывели из того простого факта, что я звонил миссис Мердок и спросил, не продается ли Дублон?
— Конечно. Она и сама так думала. Это логично. Как я уже говорил вам сегодня, вы не могли не знать, что он не продается. Если вы вообще что-нибудь понимаете в своем деле. А я вижу, вы понимаете.
Он слегка поклонился, где-то на дюйм. Он не улыбался, но выглядел довольным, насколько может быть доволен человек в жестком воротничке.
— Вам могли предложить монету, — сказал я, — при сомнительных обстоятельствах. Вы могли захотеть купить ее, если б могли купить ее дешево и если б имели деньги. Но вы бы захотели узнать, откуда взялась монета. И даже, если бы вы были уверены, что она краденая, вы все равно могли бы ее купить, если бы она продавалась достаточно дешево.
— Вы думаете, мог бы? — Он, кажется, получал удовольствие, но не большое.
— Конечно, могли бы, если вы нумизмат с именем. А я полагаю, что это так. Покупая монету — дешево, вы бы защитили владельца и его страховую компанию от окончательной утраты ценной вещи. Они были бы рады уплатить вам отступного. Так случается сплошь и рядом.
— Так, значит, Дублон Мердока украден, — сказал он.
— Только не ссылайтесь на меня, — сказал я. — Это секрет.
На этот раз он едва не оторвал себе нос. Просто вовремя сдержался. Вместо этого он вырвал волос из ноздри. Подержал его, осмотрел. Потом перевел глаза на меня и сказал:
— И сколько ваш патрон заплатит за возврат монеты?
Я перегнулся через стол и выпалил:
— Тысячу. А вы сколько отдали?
— Вы, похоже, очень шустрый молодой человек. — Он потер щеки и подбородок, и его грудь стала прыгать, издавая тромбонные звуки.
Он смеялся.
Потом перестал. Лицо опять стало совершенно бесстрастным, глаза — черными, острыми, резкими.
— Восемьсот, — сказал он. — Восемьсот долларов за безупречный Дублон Брашера. — Он хохотнул.
— Отлично. Он при вас? Вам остаются двести долларов. Неплохо. Быстрый оборот, разумный доход и никаких беспокойств.
— С собой его у меня нет, — сказал он. — Вы меня за идиота принимаете? — Достал из жилетного кармана древний брегет на черной ленте. Взглянул на циферблат. — Скажем, в одиннадцать утра. Возвращайтесь с деньгами. Может быть, монета будет у меня; может быть, нет. Но если я буду доволен вашим поведением, то мы договоримся.
— Устраивает, — сказал я и поднялся. — Все равно мне надо достать деньги.
— И пусть сумма будет подержанными бумажками, — сказал он почти мечтательно. — Мятые двадцатки меня устроят. Ну, одна-две по полсотне не помешают.
Я поднялся и пошел к двери. На полдороге обернулся и спросил:
— Как она выглядела?
Никакой реакции.
— Девушка, которая продала вам монету?
То же самое.
— Ладно, — сказал я. — Она была не одна. У нее был помощник. Мужчина. Как он выглядел?
Он пожевал губами и сложил пальцы в замок.
— Мужчина средних лет, крепкого сложения, рост метр семьдесят пять, вес семьдесят пять килограммов, назвался Смитом. Одет был в синий костюм, в черные ботинки, зеленый галстук, без шляпы. В нагрудном кармане белый платок с коричневой каймой. Темный шатен, в волосах проседь. На макушке лысина размером с доллар и шрам длиной в два дюйма на подбородке. С левой стороны, кажется. Да, с левой.
— Неплохо, — сказал я. — А как насчет дырки в правом носке.
— Я решил не разувать его.
— Чертовски опрометчиво с вашей стороны, — сказал я.
Он ничего не ответил. Мы просто смотрели друг на друга с настороженным интересом, как новые соседи. Он вдруг опять принялся смеяться.
Моя пятерка все еще лежала рядом с ним на столе. Я протянул руку и забрал ее.
— Теперь она вам не нужна, — сказал я. — Раз уж мы начали вести дело на тысячи.
Он мгновенно перестал смеяться. Потом пожал плечами.
— В одиннадцать утра, — сказал он. — И никаких фокусов, мистер Марлоу. Не думайте, что я не сумею защитить себя.
— Надеюсь, что так, — ответил я. — Потому что сейчас вы играете с динамитом.
Я вышел из кабинета, прошел приемную, открыл дверь и, не выходя, громко захлопнул ее. Он мог ждать моих удаляющихся шагов по коридору, но дверь в кабинет была закрыта, и ботинки у меня на резиновой подошве. Надеюсь, он это заметил. Я пробрался обратно по дырявому ковру и устроился за дверью рядом со столиком секретарши. Детский прием, но иногда срабатывает, особенно после горячего разговора, с взаимным прощупыванием и недомолвками. Как дриблинг в баскетболе. Если бы на этот раз не сработало, мы просто оказались бы опять лицом к лицу.
Сработало. Поначалу ничего не произошло, слышно было, как он сморкается. Потом он опять залился своим лающим смехом — один, в пустой комнате. Потом прокашлялся. Потом скрипнуло кресло, послышались шаги.
Немытая седая голова просунулась в дверь дюйма на два. Голова не двигалась, и я затаил дыхание и замер. Затем голова исчезла, и рука с нечистыми ногтями захлопнула дверь, повернулся ключ в замке. Я отдышался и прижался ухом к панели.
Опять скрипнуло кресло. Треск телефонного диска — он набирал номер. Я поднял трубку параллельного телефона, стоявшего на столике секретарши. На том конце послышались гудки, телефон прозвонил шесть раз. Ответил мужской голос: «Слушаю».
— Номера «Флоренс»?
— Да.
— Я бы хотел поговорить с мистером Ансоном из 204-го.
— Подождите, посмотрю, дома ли.
Мы подождали — мистер Моргенштерн и я. В трубке затрещало, послышались позывные спортивной радиостанции. Радио было где-то рядом с телефоном и гремело порядочно. Потом я услышал глухой звук приближающихся шагов, на том конце подняли трубку, и мужской голос сказал:
— Дома нет. Передать что?
— Я позвоню позже, — сказал мистер Моргенштерн.
Я быстро положил трубку, скользнул в дверь, тихо открыл, так же тихо запер ее за собой — щелчок не услышать и в полуметре, если в последний момент вес двери принять на руку.
По дороге к лифту я пытался отдышаться. Нажав на кнопку вызова, достал карточку, которую мне вручил в вестибюле отеля «Метрополь» мистер Джордж Ансон Филипс. Просто так. Я и без этого помнил, что на карточке стоял адрес Корт-стрит, дом 128, номера «Флоренс», № 204. Я просто стоял, постукивая по ней пальцем, пока старый лифт тащился вверх по шахте, рыча, как груженый самосвал на крутом подъеме.
На часах было без десяти четыре.
Район Банкер-Хилл — это старый город, забытый город, город трущоб и жулья. Когда-то, очень давно, это был район особняков, и там до сих пор стоит десяток резиденций в гостиничном стиле с широкими лестницами, вычурной кладкой и бойницами в угловых башенках. Все это теперь меблирашки с исцарапанным разбитым паркетом, скрипучими стульями и дешевыми половиками поверх многих поколений грязи. В высоких комнатах тощие хозяйки лаются с сомнительными жильцами. У широких прохладных подъездов, выставив на солнце драные башмаки и глядя в никуда, сидят старики с лицами, напоминающими о проигранных сражениях. В старых домах и рядом с ними масса засиженных мухами ресторанчиков и итальянских фруктовых ларьков, дешевые пансионы и маленькие кондитерские, где дрянные пирожные — это не самое худшее. В гостиницах останавливаются только люди с фамилиями Смит и Джонс, а ночные администраторы — наполовину сутенеры, наполовину ворье.
Из дверей пансионов выходят женщины, которым, должно быть, нет и тридцати, но лица у них как скисшее пиво; мужчины в надвинутых на нос шляпах, оглядывающие быстрыми глазами улицу из-за ладони, прикрывающей поднесенную к сигарете спичку; ободранные интеллигенты с табачным кашлем и без счета в банке; тертые полицейские с гранитными лицами и неподвижными глазами; люди, по которым видно, что они не представляют собой ничего особенного, и которые знают об этом, а изредка люди, которые в самом деле ходят на работу. Но они выходят рано, когда широкие разбитые тротуары еще пусты, а асфальт еще не высох.
Я добрался туда до половины пятого. Оставил машину на улице, где над желтой глиной пустыря тянулись от Хилл-стрит линии подвесной дороги, и отправился по Корт-стрит к номером «Флоренс». Это был трехэтажный дом с темным кирпичным фасадом; окна полуподвала выходили на уровень тротуара и были прикрыты пестрыми занавесками и гардинами. У входа длинный список жильцов. Я толкнул дверь, спустился по трем истертым ступенькам и оказался в холле, где, раскрыв руки, можно было коснуться обеих стен. На дверях едва можно различить номера. У лестницы будка с телефоном-автоматом. Надпись «Управляющий в № 106». В глубине холла распахнутая задняя дверь, в нее видны четыре мусорных контейнера и рой мух над ними.
