Ознакомительная версия.
– Я сейчас спущусь, – издалека донесся ее ответ.
– Не утруждайтесь! – ответила я. – Мне надо торопиться в больницу.
Не успела она сказать и слово, как я вышла из дома, вскочила на «Глэдис» и умчалась.
Даже вблизи, когда я повернула к воротам Малфорда и покатила по каштановой аллее, Букшоу казался удивительно тихим, словно покинутым.
Хотя это не самое людное место в Бишоп-Лейси, здесь все время кто-то мелькает, будь то миссис Мюллет, почтальон, фургон, доставляющий покупки, или такси.
Сейчас тут было на удивление спокойно и безлюдно. На гравиевой дорожке не было видно такси, хотя нам вот-вот надо уезжать в больницу Хинли.
Я припарковала «Глэдис» и открыла парадную дверь.
Тишина. Я склонила голову и воспользовалась своим сверхъестественно чутким слухом – эту способность, порой причиняющую мне беспокойство, я унаследовала от моей покойной матери Харриет.
Ни звука. Абсолютная тишина в доме.
Я вышла – на самом деле прокралась на цыпочках – в центр вестибюля и снова прислушалась.
– АААА-А-ААААА-А-ААААА-А-АААА-ААА!
Такое ощущение, что этот душераздирающий вопль доносится со всех направлений одновременно.
Мне на плечи рухнуло что-то тяжелое, и я грохнулась на пол.
– Поймала! – завопила Ундина. – Я Тарзан, повелитель обезьян, а ты – вторгшийся в мои владения бородавочник!
Я перекатилась на спину и уставилась на длинную тяжелую веревку, лениво качающуюся взад-вперед по вестибюлю. Кажется, она закреплена где-то высоко наверху, на лестнице.
– Что ты делаешь? – сердито спросила я. – Я могла серьезно пострадать. Ты могла сломать мне позвоночник! Зачем ты привязала эту веревку? Я все расскажу.
Слабая угроза, и я думаю, Ундина это поняла. Пока отец лежит в больнице, жаловаться на нее некому.
– Расскажу Доггеру, – добавила я.
– Ха! – был ее ответ. – Доггер все знает. Он помогал мне привязать ее.
Я дернулась, словно меня ударили в лицо.
Доггер? Привязал веревку, чтобы Ундина могла играть в свои дурацкие игры?
Мой мозг отказался размышлять над этим. Это такая же чушь, как если бы фермер пытался завести трактор, пихая сено в бак с бензином.
– Я тебе не верю, – заявила я.
– Это правда, – тихо сказал Доггер. По своему обыкновению, он возник словно из ниоткуда. – Мисс Ундина очень скучала по родине и по матери. Я подумал, если воссоздать что-то оттуда, пусть даже…
– Спасибо, Доггер, – перебила я. – Понятно.
Хотя мне вовсе не было понятно. Наверное, для его предательства имелись веские причины, но я не готова закопать топор войны.
Мать Ундины, Лена из корнуольских де Люсов, приехала с дочерью в Букшоу из Сингапура, перед тем как найти свой прискорбный конец в приходской церкви.
Что человек-обезьяна может иметь общего с Сингапуром – за пределами моего понимания; может быть, эта веревка должна напоминать девочке о фильмах с Джонни Вайсмюллером, которые она смотрела с матерью в более счастливые времена.
Тем временем веревка медленно и укоризненно покачивалась туда-сюда, словно нелепая декорация в одной из тех утомительных детективных пьес, которые ставят в Вест-Энде.
На секунду она напомнила мне о другой веревке, вернее, о веревках, на которых был повешен мистер Сэмбридж в своей спальне в Торнфильд-Чейзе, но не успела я детально обдумать этот вопрос, как мысль ускользнула.
– Мисс Ундина долго ждала подходящего момента, чтобы удивить вас, – добавил Доггер.
– И у меня получилось, не так ли? – закаркала Ундина. – Ну давай же, Флавия, признай это. Я тебя до смерти напугала, верно?
– Да, – согласилась я, – определенно.
Внезапно меня охватило необъяснимое желание схватить эту одинокую маленькую девочку и крепко обнять, но, к счастью, я умею подавлять неадекватные порывы. Кровь де Люсов сильнее, чем сантименты.
«Что со мной происходит, – подумала я. – Размягчение мозгов?»
Может, я скоро превращусь в слюнявую идиотку и меня запрут в высокой башне, как часто случается в английских титулованных семьях?
Хотя тоска по дому принимает разные формы, иногда возвращение страшит куда сильнее, чем жизнь вдалеке. Может, об этой болезни мне рассказывал Доггер? О болезни, лекарство от которой куда хуже, чем сама болезнь?
Я думала не столько об Ундине, сколько о себе самой.
– Пожалуй, я попудрю носик и буду собираться ехать в больницу, – сказала я, отчаянно пытаясь выйти из этой неловкой ситуации.
– Боюсь, сегодня мы туда не поедем, – тихо сказал Доггер. – Главная медсестра считает, что полковнику нужен покой, и доктор Дарби согласен с ней.
Я почувствовала привкус разочарования во рту, более горький, чем желчь и даже чем бруцин или стрихнин, а это две самые отвратительные субстанции, которые известны человечеству.
Меня охватила ярость. Мне показалось, что я вот-вот вспыхну и сгорю дотла. Я едва осмеливалась вздохнуть, чтобы не раздуть огонь.
Где же я взяла силу, позволившую мне с мудрым видом кивнуть, как будто я целиком и полностью согласна? Силу, заставившую меня грациозно подняться по лестнице, словно я Вивьен Ли в напудренном парике, шелках и парче?
Не говорите мне, что чудес не бывает.
Они есть.
Я лежала на кровати, сцепив руки за головой. Когда вы расстроены, иногда в голове вертится дурацкий стишок, и я все время вспоминала глупые строчки.
О Тимбалло! Плывем мы к мечте –
Кто в глиняной плошке, а кто в решете!
Это написал Эдвард Лир, и он был мудрым человеком. Жить в решете – это идеальное описание моей теперешней ситуации. Сам Шекспир не выразился бы лучше.
Вчера на берегу морском
Весь день возился я с песком,
Лопаткой рыл и рыл…
А это Роберт Льюис Стивенсон.
В детстве я думала, что этот детский стишок рассказывает о похоронах на пляже, а потом была глубоко разочарована, узнав, что это просто описание глупой игры в песке.
Криспиан Крампет тоже строил замки из песка, не так ли? В книгах Оливера Инчболда? Как заправский гробокопатель, Криспиан все время орудовал лопаткой.
Например:
Криспиан яму копает в саду,
Усердия – хоть отбавляй!
«Куда ты собрался, дружок?» – я спросил. –
«В Бенгалию… или Китай». –
«А что ты оттуда с собой привезешь?» –
Фантазии хоть отбавляй! –
«Ковер для гостиной работы ручной,
Парочку тигров и чай».
Зачем мистер Сэмбридж хранил первые издания этой чепухи в безупречном состоянии на прикроватном столике? И почему в одном из них было имя Карлы Шеррингфорд-Кэмерон?
Это Карла убила старого резчика по дереву? Маловероятно, но случались и более странные вещи, я прекрасно это знаю – не только по радиопередачам о приключениях детектива Филипа Оделла, но и по собственному опыту.
Что, если между этой девушкой и владельцем Торнфильд-Чейза есть скрытая связь? Может, он ее дедушка?
Мои мысли прервал грохот дверной ручки. Поскольку Доггер никогда не стучал ручкой в дверь, я сразу поняла, кто это.
– Убирайся! – сказала я.
– Открой дверь! – донесся голос Ундины.
Я угадала!
– Уходи, я сплю.
– Впусти меня, Флавия. Это жизненно важно.
Я не смогла сдержать улыбку.
– Минуту, – ответила я и выдержала паузу, перед тем как открыть дверь.
– Прости, что причинила тебе неудобства, – сказала она. – Абу, бывало, говорила, что «причинить неудобства» означает сдернуть кого-то с горшка. Она была очень остроумна, знаешь ли.
Абу – так она называла мать, когда они жили в Сингапуре.
– Возможно, – сказала я. – Что тебе надо?
– Фели обещала сводить меня на рождественский концерт в Святом Танкреде, но отговорилась головной болью. Ей надо уже наконец выйти замуж за Дитера и прекратить дурить.
– Гм-м, – протянула я. Не хочу связываться с любовной стратегией Фели – во всяком случае, с участием Ундины.
– Концерт начинается в половине второго, – продолжила Ундина. – Детей будут угощать имбирным печеньем, а взрослых – улуном. Я обожаю улун. Ты можешь украсть его для меня.
Хотя мне польстило, что меня считают взрослой, я вовсе не была поклонницей чая улун, который, на мой вкус, отдавал рыбой и рисом.
– Нет, спасибо, – отказалась я, – у меня другие дела.
– Например?
– Отстань. Иди покачайся на своей веревке и съешь банан. А кстати, передавай привет Джейн.
Ундина печально взглянула на меня.
– Ты меня не любишь, да?
– Конечно, я тебя люблю! Так люблю, что готова обмазать тебя кетчупом и съесть. Ням! Ням! Ням!
– Фу! – сказала Ундина. – Ты отвратительна. Ну давай, Флавия. Будет петь Карла Шеррингфорд-Кэмерон, ты же не захочешь это пропустить?
Она открыла рот и сделала вид, что засовывает пальцы внутрь, чтобы вызвать рвоту.
Десять минут спустя мы неслись по мокрому полю под свинцовым небом по направлению к деревне.
Карла Шеррингфорд-Кэмерон, сложив ладони на талии, словно крабьи клешни, пела «Нежную девушку»[9], и я поймала себя на мысли, что мне срочно нужно ружье – хотя я не решила, для чего: избавить Карлу от мук или покончить с собой.
Ознакомительная версия.
