— Я повторяю это себе снова и снова, но мне от этого не легче. Если бы ты видел, Найджел, его взгляд... Он будто понял, что с ним стряслось, и посчитал, что это моих рук дело. А сам я не сразу сообразил, какое несчастье приключилось. Когда револьвер в моей руке выстрелил, я так растерялся, что продолжал твердить заученные реплики, будто ничего не произошло. Знаете, это револьвер Билла. Он мне говорил, что ни разу не выстрелил из него на фронте. Может, это к лучшему, что брата нет в живых — он не узнает о моем позоре. А Артур упал замертво точно так же, как на всех предыдущих спектаклях. Сыграл замечательно, вы со мной согласны? К тому же известно, что я недолюбливал покойного, да я и сам в этом уже сегодня признавался.
— Мистер Гарденер, незачем мучить себя беспочвенными угрызениями, — негромко сказал Аллейн. — Пожалуй, самая верная из прописных истин гласит: «Время — лучший лекарь». Я, как полицейский, перефразировал бы ее следующим образом: «Время — лучший сыщик и следователь». Впрочем, это верно далеко не во всех случаях. Но позвольте мне, в силу моих служебных обязанностей, задать вам несколько вопросов.
— Хотите выяснить, сделал ли я это преднамеренно, с умыслом?
— Напротив, хочу удостовериться в обратном. Где вы находились к началу первой картины третьего действия?
— Вы имеете в виду ту сцену, когда Артур заряжает револьвер?
— Да-да, именно ее. Так где вы были?
— Я... я был в моей уборной.
— А когда именно оттуда вышли?
Гарденер закрыл лицо ладонями, потом беспомощно посмотрел на Аллейна.
— Не помню. Вероятно, вскоре после того, как меня позвали на сцену. Мне необходимо сосредоточиться — мысли разбегаются. Да, меня позвали на сцену и я вышел в коридор.
— Когда эго было?
— В самом начале третьего действия.
— До или после затемнения?
— Не помню, ничего не помню — это несчастье совсем отшибло мне память.
— Ничего, любая мелочь поможет вам ее вернуть. Ну, например, когда вы вышли в кулисы, свет еще не зажегся?
— Кто-то отдавил мне ногу!.. — внезапно воскликнул Гарденер.
— В темноте?
— Да. Как будто мужчина.
— И где это случилось?
— В кулисах — точное место я бы указать не смог, было так темно, что я буквально передвигался на ощупь.
— И все-таки, предположите, кто это был?
Гарденер настороженно глянул на журналиста.
— Ради всего святого, Феликс, говори правду, — посоветовал другу Найджел.
— Но я не могу бросить на кого-то тень!
Гарденер надолго умолк.
— Нет, — наконец произнес он. — Мое предположение слишком бездоказательно, оно практически ни на чем не основано, от него вам будет мало пользы, оно лишь способно увлечь вас по ложному следу. Нет, довольно, я и без того причинил сегодня немало зла!
Феликс удрученно посмотрел на Аллейна, тот лишь улыбнулся в ответ.
— Меня не так просто увлечь по ложному следу, — сказал он, — Обещаю вам, ваше предположение не окажет на меня чрезмерно большого влияния.
— Нет, — упрямо твердил Гарденер. — Я и сам в себе не уверен. Чем больше об этом думаю, тем сильнее сомневаюсь.
— Ваше предположение подсказано обонянием?
— Господи! — изумился Гарденер. — Как вы догадались?
— Спасибо, этого достаточно, — сказал Аллейн.
Гарденер и Найджел ошарашенно уставились на инспектора, йотом Феликс разразился истерическим хохотом:
— Ну и сыщик! Какая проницательность! Восхитительно!
— Спокойно! — сурово одернул его Аллейн. — На сегодня хватит сцен, мистер Гарденер, они мне уже осточертели!
— Извините!
— Так-то лучше. Перейдем к револьверу. Если я правильно понял, он принадлежал вашему брату? Давно он хранится у вас?
— После его гибели.
— У вас были боевые патроны?
— Я отдал их Хиксону, и он превратил их в «пустышки».
— Себе ни одного не оставили?
— Нет, я все принес в театр.
— Что вы делали после того, как столкнулись с кем-то в кулисах?
— Чертыхнулся, потер ушибленное место. Нога еще побаливала, когда зажегся свет.
— Вы подходили к письменному столу? Он стоял на краю сцены, почти у самых кулис.
— Не помню, хотя и не исключено. Вы спрашиваете о столе, в который клали патроны? Да, должно быть, я был где-то рядом.
— Теперь по поводу той сцены, свидетелем которой все мы невольно стали в артистической уборной мисс Воэн. Почему Сюрбонадье так распоясался?
— Он был пьян.
— И никаких иных причин?
— Он меня не любит — я вам уже говорил.
— Верно, говорили, — подтвердил Аллейн. — Но, сдается мне, дело не в одной лишь профессиональной ревности.
— Вы ведь сами все видели и слышали.
— Причина в мисс Воэн?
— Не надо втягивать Стефани.
— Но она и без того уже втянута, у нее свое место в этой головоломке. Простите, приходится быть неделикатным — я все-таки расследую убийство. Итак, вы с мисс Воэн помолвлены, а Сюрбонадье был ею отвергнут, верно?
— О нашей помолвке пока что формально не объявлено, стало быть, мы не помолвлены. Несомненно, убив сегодня соперника, я в значительной степени подорвал собственные шансы на успех...
— Скажите, мистер Гарденер, у вас тут не найдется пары перчаток?
Кровь отхлынула от лица Феликса.
— Да, — ответил он, — у меня есть перчатки.
— Где они лежат?
— Не знаю. Должно быть, в пальто, в карманах. Я не надеваю их в этом спектакле.
Аллейн пощупал карманы пальто, висевшего за портьерой, извлек из них белые лайковые перчатки и подверг тщательному осмотру: поднес к лампе, понюхал, перебрал каждый палец, после чего передал их Гарденеру.
— Вполне безупречная пара перчаток. Спасибо, мистер Гарденер, ценю вашу искренность. Теперь, если не возражаете, я произведу личный досмотр.
Найджел наблюдал за происходящим с живейшим интересом, хотя и не знал, что надеется отыскать Аллейн. Так или иначе он ничего не нашел.
— Вот и все, мистер Гарденер. Я вас дольше не задерживаю.
— Если позволите, я подожду Стефани. Она пропустила меня вперед, рассудив, что мне следует поговорить с вами до нее.
— Конечно. Будьте добры, пройдите на сцену.
— Пойти с тобой, Феликс? — робко предложил Найджел.
— Нет, старина, спасибо. Мне необходимо побыть одному.
И Феликс вышел.
— Ну и что? — спросил Найджел с любопытством.
— Увы, Батгейт, мы не очень-то продвинулись. Как у нас со стенограммой?
— Я... я не могу объединяться с вами против старинного друга.
— Но ведь и я не машина! — взмолился Аллейн, потом, повысив голос, спросил:
— Все в порядке, Фокс?
— Да-да, все о’кей, — отозвался тот, появляясь на пороге.
— Фокс записывал наш разговор по моей просьбе, — пояснил Аллейн, — потому что сам я на свою дрянную память положиться не могу.
— О Господи!
— Что, домой захотелось? — спросил Аллейн.
— Избавиться от меня хотите?
— Да нет, оставайтесь. Фокс, вы поговорили с костюмерами — мистером Бидлом и его дочерью?
— Да. Девица разрыдалась: говорит, никому ничего дурного не сделала, а мистер Сюрбонадье постоянно к ней приставал, хотя всем известно, что она дружит с бутафором. Старый Бидл повторил то же самое, слово в слово. Он предупреждал дочь, чтобы она держалась подальше от Сюрбонадье. Отец и дочь во время затемнения находились в костюмерной. Кроме них там никого не было. Юная Бидл, надо сказать, загляденье, — Фокс лукаво подмигнул. — Покойник, видать, изрядный был греховодник. Вам стоит самому, сэр, взглянуть на эту мисс Бидл. Старик, кажется, человек приличный и от дочери без ума.
— Обязательно познакомлюсь с обоими, но сначала мисс Воэн. Мне давно пора ее отпустить.
— Она, напротив, не торопится, — сказал Фокс. — Я принес ей одежду, она теперь переодевается, до сих пор еще не готова.
По тону инспектора Фокса легко было понять, что он выделяет мисс Воэн из общей массы. Аллейн взглянул на подчиненного и усмехнулся.
— Что тут смешного, сэр? — с подозрительностью спросил Фокс.
— Ах, Фокс, у вас нет повода обижаться. А как продвигается остальная работа?
— Мистер Мелвилл помог Бейли реконструировать эпизод, когда Сюрбонадье заряжал револьвер. Перчаток не обнаружено.
— Пока мисс Воэн переодевается, схожу посмотрю.
Они вернулись на сцену. Феликс Гарденер вышагивал взад-вперед по коридору, ведущему к служебному выходу, и не обратил на их появление никакого внимания. Найджел подошел к нему и попробовал заговорить, но тот ответил невпопад и посмотрел на журналиста так, будто видит его впервые в жизни.
— Все уладится, Феликс! — подбодрил его Найджел, но прозвучало это не слишком убедительно.
— Что именно?
Аллейн найдет настоящего убийцу. В наше время не судят невиновных людей.
— Неужто ты думаешь, что я этим удручен? — воскликнул Гарденер и гордо прошел мимо.
Аллейн углубился в разглядывание реконструированной специально для следственного эксперимента роковой сцены. Письменный стол был вытащен из кулис и водружен на место. Справа поставили кресло мисс Макс, придвинули скамейку к окну — к тому, возле которого произошел последний разговор Джанет Эмералд с Артуром Сюрбонадье.
