Он не понимал, что с Ним происходит, но чувствовал, как внутри вскипала неведомая сила, нарушая до сих пор существовавший баланс. Баланс — это равновесие, равновесие — это покой, но покой — это не жизнь. Сила вскипела, и Его бросило ввысь, к облакам. От невыносимой боли он закричал.
Где-то там, внизу, люди подняли головы к бездонному небу. Откуда гром? Ведь на небе нет ни облачка! А Он из поднебесной выси смотрел на землю, леса, полные обреченной на смерть живности, на брошенные села, на разрушенные бездушными механическими чудищами дома, на колодцы, наполненные горькой водой. Память! В нем ожила память! Вот в чем все дело! Раз Он вспомнил глаза, значит, вспомнит и все остальное.
В вечной темноте проступили черты лица. Он застонал, словно от боли. Но боли не было. Боль — спутник жизни, ее обратная сторона. Если что-то болит, ты наверняка жив. А если ничего не болит? Значит, болеть нечему, тебя просто нет. Но почему тогда Он видит это лицо? И чье это лицо? Ему казалось, что Он вот-вот вспомнит. Он обязательно вспомнит, Он был уверен в этом. Раз у Него есть память, Он жив! Но с другой стороны, Он не чувствует боли. Так Он жив или мертв? Может, Он призрак? Мятущееся, бестелесное существо… Но лицо! Лицо, при виде которого ему становится хорошо. Он любит это лицо, вот в чем дело! Ну конечно же, любит!
Как Он мог забыть? Он засмеялся от счастья, оттого что Ему удалось вспомнить! Наперекор всему: своей новой природе, времени, пространству, смерти, жизни… А на городской клумбе в ответ ему закивала роза, случайно оставшаяся после дезактивации. Он почувствовал это и ответил ей шорохом березовых веток. Кто знает, может, эта роза тоже чей-то неуспокоенный дух? А Ему так хотелось разделить свое счастье хоть с кем-нибудь! Даже с этой одинокой розой, случайно оставшейся в живых после беспощадной и бессмысленной дезактивации, когда неумолимые железные монстры снимали верхний слой земли и в землю же хоронили его.
* * *
Яблочко, попросив Ирину никого не впускать и ни с кем его не соединять, достал из конверта лазерный диск и вставил в компьютер. Нужно было разнести по файлам информацию за вчерашний день. Хоть Яблочко и не жаловался на память, но с такими суммами и с такими людьми лучше не шутить. Замигала лампочка дисковода, и на экране возникла титульная страница с надписью, сделанной большими буквами: «ОТЧЕТ ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ОКРУЖАЮЩУЮ ПРИРОДНУЮ СРЕДУ…» Внутри что-то оборвалось, сердце на мгновение пере, — стало биться.
— Что за… — растерянно пробормотал Яблочко, — какого…
Он вынул диск из компьютера, внимательно осмотрел его и снова вставил. На экране появилась все та же титульная страница отчета. От ужаса Яблочко закрыл глаза.
Большие круглые часы на стене, такие же как и в приемной, показывали полдесятого утра.
* * *
Кабинет у Зама был большой и светлый, тяжелые шторы на окнах были раздвинуты. Мебель а-ля «сталинские выдвиженцы», массивная, сделанная на века, с зеленым сукном на огромном столе и зеленой лампой-полусферой не менялась, наверное, еще с 50-х годов. Заму много раз предлагали поменять мебель, но он ни в какую не соглашался. Не только потому, что привык к этой, напоминающей о всевластии предшественников. Была еще одна причина, о которой он никому не говорил: Зам панически боялся, что вместе с новой мебелью в его кабинете появится прослушка. Конечно, можно все проверить и поручить изготовить мебель на заказ, но он считал, что береженого Бог бережет. Кроме того, старая мебель внушала мысль о стабильности и вызывала ощущение умиротворенности.
Правда, сейчас в кабинете царила совсем другая атмосфера. Напротив Зама сидел директор атомного института Яблочко. Он был растерян и бледен, и, надо сказать, на то были веские причины. Сегодня утром он вставил в компьютер диск с информацией по «Делу», как он окрестил свою работу с немцами по созданию хранилища отработанного ядерного топлива в Зоне, и к своему ужасу обнаружил, что в конверте был совсем другой диск, с отчетными материалами по первому этапу официального договора с немецким Концерном. Директор понял, что вчера перепутал конверты и отдал Сергею Бойченко диск с абсолютно секретной информацией. Ему стало плохо.
Стараясь ничем не выдать своего волнения, Яблочко тут же позвонил секретарше:
— Ирочка, а что, Сережа уже на работе?
— Еще не видела.
— Найди его, пусть зайдет, — попросил директор, хотя был уверен, что никого она не найдет. Не полный же идиот этот вчерашний студент! Наверняка он сразу понял, какая информация попала к нему в руки! Оставалась слабая надежда, что Сергей попытается его шантажировать и сам явится к нему в кабинет. Тогда уж Яблочко ни за что его не выпустит, костьми ляжет, но не выпустит! Но надежда на подобное развитие событий была очень слабой…
Правда, был и другой вариант. Еще в самом начале этой работы, понимая ее сложность и опасность, Яблочко побеспокоился о прикрытии. Это обошлось дорого, очень дорого, но он понимал, что прикрытие в такой игре просто необходимо, и теперь благодарил Бога, что не пожадничал.
— Ну, — спросил Зам, неторопливо помешивая ложечкой кофе, — что за пожар?
Яблочко, нервничая и запинаясь на каждом слове, рассказал Заму всю правду о лазерном диске. Он понимал, что в таком деле лгать — себе дороже.
Зам терпеливо слушал, не перебивая его и продолжая спокойно прихлебывать горячий кофе. И только потом, поставив пустую чашку на стол, задал первый вопрос:
— А в кабинете его смотрели? Может, перепугался парень, диск оставил, а сам дал деру?
— Я без вас ничего не предпринимал, вы же меня сами предупреждали, когда мы договаривались.
— И правильно сделали. Сейчас выделят двух сотрудников, и они поедут с вами в институт. Да не переживайте вы так, Николай Иванович, отыщем мы ваш диск! И этого студента отыщем. Никуда он не денется. Шарик-то круглый, куда он сбежит!
— Отыскать мало, — глухим голосом ответил Яблочко, немного успокоившийся после того, как выговорился. — Надо заставить его забыть о том, что он прочитал на диске.
Зам внимательно посмотрел на Яблочко и, словно проверяя самого себя, переспросил:
— Забыть? Навсегда забыть?
— Желательно, чтобы навсегда.
— Тогда расценки будут другие.
— Не вопрос, — сказал Яблочко, доставая из кармана тугую пачку, которую Зам, даже не глядя, смахнул в выдвижной ящик стола.
Через сорок минут директор и двое неприметной наружности мужчин, неотступно следовавших за ним, прошли через проходную института и поднялись на второй этаж. Директор лично открыл дверь Серегиной комнатушки запасным ключом.
Сотрудники оказались большими доками по части обыска и в течение получаса обшарили помещение от пола до потолка. Диска не было. Забрав с собой копию личного дела Сергея, дырокол, степлер, а также калькулятор, чтобы снять с них отпечатки молодого специалиста, сотрудники отбыли восвояси.
После тщательного изучения личного дела Сергея Бойченко и установления адресов его родственников, проживающих в одном из областных центров, было организовано наружное наблюдение, а домашние, рабочие и мобильные телефоны поставлены на прослушивание. Что касается двух родственников, молодых и продвинутых, которые имели дома компьютеры с подключением к Интернету, то здесь были использованы соответствующие жучки, благодаря которым все копии электронных писем, а также переписка по «аське» отправлялись куда надо.
Розыскная машина набирала обороты. Самым смешным было то, что никто не знал, где живет сбежавший директор фирмы «Баттерфляй» в настоящее время. По адресу, указанному в анкете, он не проживал с момента окончания политеха. В институтском общежитии, где оперативники попытались навести справки, только пожимали плечами: выпускников сторожить не обязаны, тут бы со студентами разобраться…
Начали опрос сотрудников отдела, объяснив им, что Серега, будучи пьяным в стельку, угнал машину, сбил человека и сбежал. Номинальный начальник отдела, услышав такую новость, чуть не подавился обеденным бутербродом.
— Вы что? Совсем одурели? — воскликнул он. — Чтобы Серега пил в одиночку? Да ни в жизнь! Он же совсем еще пацан!
А Косарчук, задумчиво почесав затылок, прокомментировал:
— Это бред… Это чушь собачья… Напиться — это запросто, особенно если есть повод. Был у него повод? Вот вы изучали этот вопрос? Не изучали? Это неправильно! А еще уголовный розыск! В то, что он машину угнал, я не верю. Да еще сбежать после того, как человека сбил?.. Чушь собачья…
Директор рыкнул на Косарчука, намекнув на его глубокий пенсионный возраст, но тот, непристойно выругавшись, невозмутимо объяснил, где он видел весь этот долбаный институт вместе с его долбаным директором, который позволяет молодых и перспективных работников поливать грязью. Яблочко вылетел из отдела, так хлопнув дверью, что из-под наличников посыпалась шпаклевка.
