— Жанвье не звонил? Да? Что он сказал? Нашли три таких костюма, но приметы, данные Мартой Жюссеран, не подходили.
— Звоню с бульвара Сен-Жермен… Я поставил сержанта у дверей дома… Да… Да… Жду вас… Сейчас посмотрю название бистро…
Он вышел из кабины и прочитал написанное эмалью во всю витрину название заведения.
— Кафе «Сольферино»…
Мегрэ посоветовал ему оставаться внутри и не высовываться.
Менее чем через четверть часа, когда Лапуэнт уже сидел за стойкой и приканчивал второй стаканчик белого вина, показались две маленькие машины полиции. Они остановились на разных углах квартала…
Из одной из них вылез Мергэ, более грузный и неповоротливый, как показалось Лапуэнту, чем обычно.
— Шеф, это оказалось так просто, что я боюсь поверить…
Если даже Мегрэ и нервничал так же, как он, то по нему это не было заметно.
— Что ты пьешь?
— Белое.
Мегрэ поморщился.
— У вас есть бочковое пиво?
— Конечно, господин Мегрэ.
— Вы знаете меня?
— Я часто видел ваши портреты в газетах. А в прошлом году, когда вы были заняты в министерстве напротив, несколько раз заходили сюда пропустить глоток. — Он подал пиво.
— Прекрасно.
За это время была осуществлена операция, хотя и не такая значительная, как накануне ночью, но не менее эффективная. Два инспектора поднялись на самый верхний этаж дома, остальные заняли посты на тротуаре, за углом. Вдобавок в непосредственной близости от дома расположилась машина с передатчиком.
Конечно, все это было ни к чему. Такие убийцы редко защищаются, еще реже — с оружием в руках.
— Я пойду с вами?
Мегрэ утвердительно кивнул, и они вдвоем вошли к консьержке. Ее комната была выдержана в стиле буржуа, с маленькой гостиной, отделенной красной велюровой занавеской от кухни. Консьержка лет пятидесяти оказалась спокойной и улыбчивой женщиной.
— Что вам угодно, господа?
— Монсин, пожалуйста.
— Второй этаж, налево.
— Вы не знаете, он у себя?
— Возможно. Я не видела, чтобы он уходил.
— Мадам Монсин тоже дома?
— С полчаса назад она вернулась с прогулки.
Мегрэ никак не мог отделаться от мыслей о беседе с профессором Тиссо у Пардона. Дом был тихий, комфортабельный. Вид этого старомодного, построенного в стиле середины прошлого века здания, внушал доверие. Они могли бы воспользоваться хорошо смазанным с блестящими медными частями лифтом, но предпочли подняться по лестнице, застеленной темно-красным ковром.
На большинстве циновок перед дверями из темного дерева были написаны инициалы хозяев, а звонки отблескивались солнечными зайчиками. Ни звука не проходило сквозь эти толстые стены, никакого запаха из кухни не проникало на лестничную площадку. На одной из дверей висела табличка с фамилией врача — специалиста по легочным болезням.
На втором этаже, налево, на медной табличке того же формата, но с более модным шрифтом, можно было прочитать: «Марсель Монсин, архитектор-декоратор».
Мужчины переглянулись, и Лапуэнту показалось, что Мегрэ взволнован не меньше его. Комиссар протянул руку и позвонил. Время тянулось невероятно долго, и наконец дверь открылась. Служанка двадцати лет, в белом фартуке, удивленно посмотрела на них и спросила:
— Вам кого?
— Мосье Монсин дома?
Она озадаченно пробормотала:
— Я не знаю. Значит, он был дома.
— Если вы подождете минутку, я пойду спрошу мадам…
Ей не было необходимости уходить. Еще молодая женщина, только что вернувшаяся с прогулки и от жары переодевшаяся в пеньюар, показалась в конце коридора:
— Кто там, Одиль?
— Два мосье желают поговорить с господином, мадам. Запахнув полы пеньюара, она подошла, смотря прямо в лицо Мегрэ, как будто он ей напоминал кого-то.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Ваш муж дома?
— То есть?!
— Значит, он тут.
Она слегка покраснела.
— Да. Но он спит.
— Я буду весьма обязан, если вы его разбудите.
Еще колеблясь, она пробормотала:
— Извините, с кем имею честь?
— Уголовная полиция.
— Комиссар Мегрэ, не так ли? Мне показалось, что я вас узнала…
Мегрэ был уже в прихожей.
— Идите, разбудите своего мужа. Я думаю, что он пришел поздно прошлой ночью?
— Что вы хотите сказать?
— Это у него привычка такая: спать после одиннадцати утра?
Она улыбнулась.
— Это часто с ним бывает. Он любит работать вечером, иногда далее ночью. Он гений, художник.
— Он не уходил прошедшей ночью?
— Нет, насколько я знаю. Подождите в гостиной, я пойду, разбужу его.
Мадам открыла дверь в комнату, обставленную с неожиданной в этом старом доме современностью. Она не была броской или кричащей, и Мегрэ отметил, что он смог бы жить в такой обстановке. Единственное, что ему не понравилось, — это картины на стенах, содержание которых он не понял.
Лапуэнт внимательно наблюдал за входной дверью. Впрочем, это было лишним: к этому времени все входы и выходы были тщательно блокированы полицией.
Молодая женщина, удалившаяся всего на две-три минуты, появилась вновь, уже причесанная.
— Он сейчас будет. У Марселя странная привычка, над которой я иногда подшучиваю: он стыдится показываться перед гостями в неглиже…
— Вы спите в разных комнатах?
Она слегка вздрогнула и ответила непринужденным тоном:
— Как и большинство супружеских пар, не так ли?
Разве это не было чуть ли не правилом для людей подобной категории? То, что они спали в разных комнатах, еще ни о чем не говорило. Комиссар лишь пытался определить, не играла ли она какую-то роль в этом деле, догадывалась ли она о чем-либо или, наоборот, задавала себе вопрос, что побудило комиссара Мегрэ прийти к ее мужу.
— Ваш муж работает в этой комнате?
— Да.
Она открыла боковую дверь в довольно просторный кабинет, окна которого выходили на бульвар Сен-Жермен. Мегрэ заметил там доски для рисунков, рулоны бумаги, разложенные или свернутые макеты странного вида, похожие на театральные декорации.
— Он много работает?
— Даже слишком, что вредно для здоровья. А оно у него никогда не было крепким. В это время года мы должны были поехать в горы, как и в прошлые годы, но он получил заказ и не смог взять отпуск.
Мегрэ редко приходилось встречать такую спокойную, уравновешенную женщину. Разве не должна была она встревожиться, зная из газет об убийце с Монмартра и что Мегрэ ведет расследование этого дела, увидев комиссара в их доме? Но она лишь с любопытством наблюдала за столь известным человеком, сохраняя невозмутимый вид.
— Я пойду посмотрю, готов ли он.
Мегрэ, удобно расположившись в кресле, набил трубку, медленно раскурил ее и переглянулся с Лапуэнтом, которому не сиделось на месте.
Когда дверь, за которой скрылась мадам Монсин, вновь открылась, в комнате появился мужчина, казавшийся таким молодым, что можно было подумать, что произошла ошибка.
Он был одет в домашний костюм нежного бежевого цвета, так гармонирующий с его светлыми волосами, бледным лицом, голубыми глазами.
— Прошу прощения, господа, что заставил вас ждать. — Улыбка, хрупкая и инфантильная, появилась на его губах. — Моя жена разбудила меня, сказав…
Разве той не интересно было знать о цели визита к ним в дом двух полицейских? В комнату она не возвратилась. Может быть, она подслушивала у двери, которую только что затворил ее муж.
— Последнее время мне пришлось много работать над декорацией огромной виллы, которую один из моих друзей построил на нормандском побережье…
Вынув из кармана батистовый носовой платок, он вытер им лоб, губы от блестевших на них капелек пота.
Он посмотрел в окно, заметил, что небо было свинцового цвета.
— Даже раскрытые окна не спасают от духоты. Надеюсь, что после грозы будет легче дышать…
— Прошу прощения, — начал Мегрэ, — мне надо задать вам несколько нескромных вопросов. Я бы хотел прежде всего посмотреть на костюм, в котором вы были вчера.
Это, казалось, застало его врасплох, но тем не менее не испугало. Глаза у него немного расширились. Он поджал губы:
— Забавная идея!
Направляясь к двери, он бросил:
— Вы позволите на минуту?
Он отсутствовал всего полминуты и вернулся с хорошо отглаженным костюмом серого цвета. Мегрэ осмотрел его и
нашел внутри кармана бирку с именем маленького портного с улицы Вано.
— Вы были в нем вчера?
— Конечно.
— Вчера вечером?
— Да, после обеда. Перед работой я переоделся в домашний костюм. Я работаю по ночам.
— Вы никуда не ходили после восьми часов вечера?
— Я был в кабинете до двух или до половины третьего. Это объясняет вам, почему я спал, когда вы пришли. Я нервный человек, и мне надо долго спать.
Он старался говорить убедительным тоном и больше походил на студента, чем на мужчину, которому за тридцать.
Вблизи, однако, можно было заметить печать усталости на его лице, что никак не сочеталось с его юным видом. Во всем его облике было что-то болезненное, выцветшее, но это придавало ему определенное очарование, которое могло бы привлекать зрелых женщин.
