сказал он. – Мы ни секунды не сомневаемся в порядочности миссис Стеррон. Да я сам… дело в том… всем известно, что миссис Стеррон была преданной и верной женой. Так что выкиньте это из головы, суперинтендант.
Даули закрыл блокнот.
– Слушаюсь, сэр.
Снова возникла неловкая пауза, и Джеральд Стеррон, похоже, не собирался помогать полиции как-то сгладить недоразумение. Положение спас старший констебль.
– Просто ради проформы, – проговорил он, – но мы обязаны задать миссис Стеррон пару вопросов. Нет, конечно, – поспешно добавил он, – ничего такого, что бы могло ее огорчить. Я сам поговорю с ней.
Он нервно косился то на Стеррона, то на своего подчиненного, лица которых оставались невозмутимы.
– Я уже выразил миссис Стеррон свои соболезнования, но в тот момент она была еще не готова…
Дверь распахнулась, и на пороге возник священник Спейд. Увидев троих мужчин, он прикрыл за собой дверь и быстро прошел в комнату. Фигура у него была удивительная: плотно облегающая сутана подчеркивала высокий рост и худобу, но в то же время было заметно, что этот жилистый человек обладает немалой физической силой. Лицо тонкое, даже изможденное, словно священник находился на грани полного истощения, а глубоко посаженные черные глаза и орлиный нос придавали ему некую романтическую красоту. Сейчас глаза его возбужденно сверкали, а на впалых щеках проступил румянец.
– Майор Тренгуд? – произнес он. – Вы, кажется, старший констебль? Хочу сделать заявление, прямо сейчас, немедленно! Это я ответственен за смерть этого человека.
Трое присутствующих в библиотеке мужчин взирали на священника в немом изумлении. Суперинтендант Даули опомнился первым. И громко откашлялся.
– Мой долг предупредить вас… – начал он.
– Я не хотел сказать, что убил его своими руками, – продолжал священник. – Я предупреждал о Божьей каре, которая непременно настигнет его, если он и дальше будет мучить это несчастное дитя. Я беседовал с ним – даже позволял себе повышать голос, – говорил со всем убеждением, на какое только способен, я призвал его отказаться от злых умыслов. Он выбрал тропу, по которой запрещено идти всем нам, но, по крайней мере, земной его путь теперь окончен. И ответственен за это я.
Сколь ни мелодраматично звучали слова священника, но они вполне соответствовали его внешности, и назвать их нелепыми было нельзя.
– О чем, черт побери, вы толкуете?! – сердито воскликнул Стеррон. – И кто вы вообще такой?
– Я отец Спейд. В Хайлеме меня хорошо знают.
Суперинтендант Даули подтвердил кивком его слова.
– Я не могу, не имею права вдаваться в детали. То, что мне известно, было сказано… конфиденциально. Наверное, мне вообще не следовало бы вмешиваться, но я опасался, что подобный акт саморазрушения будет неверно истолкован. Боюсь, мистер Стеррон, я огорчил вас. Ваш брат… Простите меня, если сможете, за мою эмоциональность.
Лихорадочный блеск в глазах отца Спейда исчез, и теперь он выглядел усталым и встревоженным. А голос звучал тихо и покаянно. Очевидно, он был подвержен быстрой смене настроений.
Стеррон продолжал гневно смотреть на него, но молчал. Майор Тренгуд попробовал разрядить неловкую ситуацию.
– Мы все весьма огорчены, – заметил он. – Смерть капитана Стеррона стала для нас тяжелейшим ударом. Очевидно, отец Спейд, миссис Стеррон была вашей… прихожанкой?
– Она посещала богослужения.
– И доверяла вам… ну, как это обычно бывает. Мы не собираемся злоупотреблять этим доверием. А теперь, мистер Стеррон, я должен поговорить с вашей невесткой. – И он вышел из комнаты, сделав знак Стеррону следовать за ним.
Суперинтендант Даули вопросительно взглянул на священника.
– Может, мне вы хотите рассказать немного больше, святой отец?
Спейд немного успокоился.
– Если уж кому и рассказывать, так это вам, Даули. Да, пожалуй, я наговорил тут лишнего. Порой увлекаюсь, эмоции захлестывают, вы, наверно, заметили. Но не заставляйте меня повторить на людях то, что я сегодня тут наговорил, это произведет неблагоприятное впечатление. Так вы, надеюсь, поняли? Всему причиной неблаговидные поступки капитана Стеррона.
– Да, – кивнул полицейский. – Полагаю, нет необходимости вызывать вас на официальное дознание. Но мне вы можете сообщить все то, что говорили капитану Стеррону.
– Вчера утром я решил, что должен с ним побеседовать. Здесь он меня никогда не принимал. Я приходил лишь однажды, когда только приехал в Хайлем, но Герберт был неприветлив со мной, даже нагрубил. А вчера утром я встретил его на окраине Хайлема. Я знал, что Герберт всегда приезжает в город в субботу утром, вот и поджидал его.
– Как он это воспринял? Я имею в виду, ваши упреки?
– Был потрясен до глубины души. Я это сразу почувствовал. Он ничего не ответил, предпочел побыстрее уехать.
– Что ж, большое вам спасибо. Будь я на вашем месте, не стал бы и упоминать об этом.
– Что ж, пора мне вернуться к своей пастве. Сегодня утром миссис Стеррон прислала за мной машину. Она в сильнейшем потрясении. – Священник вышел из комнаты, грустно качая головой.
Суперинтендант Даули знал отца Спейда лучше большинства обитателей Хайлема. Во время войны они служили в одной бригаде, где Спейд был капелланом, и он успел привязаться к этому вспыльчивому, но доброму сердцем молодому священнику.
Лишь после войны Спейд начал называть себя «отцом». Уйдя из армии, он почти сразу примкнул к экстремальному церковному течению и усердно посещал все их собрания, которые Даули иронично называл маскарадом. Теперь же Спейд состоял в небольшой общине «Отцы Хайлема»: она являлась неким ответвлением Оксфордского движения, но вскоре отошла от его основ и проповедовала более радикальные взгляды. Даули считал, что изменения не пошли Спейду на пользу. Бывший армейский капеллан, человек эмоциональный, отличавшийся непостоянством нрава, теперь превратился в истерика и личность крайне неуравновешенную. В общем, Даули решил не придавать особого значения всем этим вспышкам и скандальным заявлениям, свидетелем которых он только что стал.
Суперинтендант улыбнулся, подумав, как старший констебль ловко обошел его, отправившись самостоятельно допрашивать миссис Стеррон. Очевидно, Тренгуд счел его, Даули, человеком не слишком тактичным, а потому непригодным для столь деликатной миссии. Сам же он всегда считал, что старший констебль слишком уж опасается задеть чувства других людей – особенно занимающих «положение» в местном обществе. Даули предвидел, к какому заключению стремится прийти майор Тренгуд – к не подлежащим разглашению опросам свидетелей, замалчиванию всех сомнительных моментов и неизбежному вердикту: «помрачение рассудка». Что ж, пусть другие решают, а сам он продолжит расследование, оставаясь по возможности беспристрастным, и соберет свидетельства и улики, какие только удастся найти.
Теперь, подумал он, не мешало бы осмотреть окна кабинета снаружи, ну и, естественно, землю под ними. Выйдя из дома через главную дверь, Даули
