– Трудно сказать. Вы видели раньше эту подвеску?
– Нет.
– Мистер Кеймерон приобрел ее несколько месяцев назад. Он мог купить ее в подарок?
– Может быть. Не знаю.
– Он интересовался ювелирными изделиями?
– Не замечала. Он вообще был немного странный: казалось, он интересовался всем сразу, жил заботами о тех, с кем общался. А вот к чему лежит его душа, я никогда не могла понять.
– А что вы можете сказать о Шарплзе?
– Ничего особенного. Я с ним мало знакома. Вот мама знает его гораздо лучше.
– Он вам не нравится?
– Я этого не говорила.
– А все-таки?
– Вам это обязательно нужно знать?
– Мне любопытно.
– Скользкий тип. Мне кажется, что в отличие от мистера Кеймерона он не дорожит своими друзьями. Для него важны только деловые отношения…
– Похож на кобеля?
– При чем тут это? – Дона рассмеялась. – А разве не все мужчины похожи на кобелей?
– По-моему, нет.
– А по-моему, да.
– И Кеймерон?
– Что вы! Конечно, нет.
– Выходит, вы ошибаетесь: не все мужчины похожи на кобелей.
– Мистер Кеймерон был совсем другой – такой вежливый, деликатный. Никогда не давал рукам воли. Иногда похлопает по плечу, но дружески, а не как мужчина.
– Мистер Кеймерон не испытывал к Ширли Брюс такие же чувства, как Шарплз?
– Не знаю.
– А как вам кажется?
– Я почти ничего не знаю о Ширли.
– А о Шарплзе?
– Тоже. Я никогда не говорила с ним о Ширли. Шарплз – ее опекун, наверное, поэтому он к ней так внимателен. Послушайте, не слишком ли далеко мы зашли? Вы мастер вытягивать из людей информацию, а я совсем не умею держать язык за зубами. Вернемся лучше к моим картинам и к вороне. Кстати, не хотите конфет? Я вообще не люблю сладкого, но кто-то прислал мне коробку леденцов…
Неожиданно заскрипела дверь и в комнату без стука вошла женщина средних лет, худощавая и смуглая. Маленький вздернутый нос придавал ее лицу несколько смешное выражение, резко контрастирующее с надменной манерой держаться.
– Привет, мама! – воскликнула Дона.
Женщина посмотрела на меня.
– Познакомься, мама, это мистер Лэм.
Я произнес дежурную фразу, что, мол, рад ее видеть.
Она слегка наклонила голову и сдержанно проговорила:
– Здравствуйте, мистер Лэм.
Было заметно, что мысли ее чем-то заняты. Увидев папку с рисунками, она недовольно спросила:
– По-прежнему занимаешься этими глупостями?
Дона рассмеялась:
– Да так, малюю понемножку.
– Надо зарабатывать на жизнь, а не тратить время попусту. Долго это будет продолжаться? – сквозь зубы процедила миссис Грэфтон.
По лицу Доны я понял, что мать постоянно твердит ей одно и то же.
– Успокойся, мама. Вот увидишь, когда-нибудь у меня все будет хорошо. Сядь, пожалуйста.
Миссис Грэфтон села на стул и с недоверием покосилась на меня. В ее глазах появилось что-то хищное. По-видимому, она была очень наблюдательной.
– Откуда эти конфеты?
– По почте прислали. Я еще не пробовала.
– Тебе надо думать о замужестве, – назидательно заметила миссис Грэфтон, открывая коробку и придвигая ее ко мне.
Теперь ее глаза выражали скорее интерес, чем враждебность. Она спросила вкрадчиво:
– Не хотите ли конфет, мистер Лэм?
– Спасибо, я не ем сладкого по утрам.
Миссис Грэфтон взяла леденец, положила его в рот. Хотела было что-то сказать, но передумала и потянулась за вторым. Помолчав еще немного, с отвращением воскликнула:
– Ох уж эти фараоны!
– Что случилось, мама? – спросила Дона, убирая папку с рисунками в шкаф.
– Это законченные идиоты! – Миссис Грэфтон взяла третий леденец. – Ты получила мою записку?
– Да.
– Ты знала, что я приду?
– Да.
Миссис Грэфтон посмотрела на меня.
– Пожалуй, я пойду, – сказала она. – Может, в следующий раз…
– Из какой вы газеты? – спросила Дона.
– Я не журналист. Просто интересуюсь…
– Чем? – спросила миссис Грэфтон.
– Воронами, – улыбнулся я.
– А я думала, вы журналист, – протянула Дона.
– Нет.
– Журналист! – воскликнула мать. – Дона, тебе что, делать нечего, кроме как болтать с каким-то журналистом? Нельзя быть такой доверчивой. Пора наконец научиться держать язык за зубами.
– Но, мама, он ведь не журналист.
– А кто же?
– Я… – Дона запнулась и, растерянно улыбнувшись, обратилась ко мне: – Мистер Лэм, может быть, вы сами ответите на мамин вопрос?
Я обернулся к миссис Грэфтон.
– Дело в том, что я интересуюсь…
Неожиданно лицо миссис Грэфтон исказила гримаса:
– Дона, что ты мне подсунула?
– Что такое, мама?
– Этот последний леденец… Ты меня отравила!
– Мамочка! Что случилось?!
Миссис Грэфтон быстро заговорила по-испански.
Я не понимал ни слова, но по лицу Доны было ясно, что она в ужасе от услышанного.
– Так, значит, теперь ты решила убить меня, – по-английски заключила мать и протянула руку в сторону.
Я заметил, как блеснула сталь, и бросился к миссис Грэфтон, которая выхватила нож, чтобы метнуть его в Дону. Ее руку я не успел поймать, только уцепился за рукав. Нож, описав короткую дугу, упал на пол.
Миссис Грэфтон снова закричала по-испански, кинулась к ванной комнате, но не смогла добежать до нее и упала на стул, сотрясаясь от рвоты.
Мы с Доной пытались довести миссис Грэфтон до спальни, и тут кто-то стал нам помогать. Я поднял глаза: это был сержант Бьюда. Я не заметил, как он вошел.
– Что случилось? – спросил он.
– Она думает, что ее отравили.
Бьюда посмотрел на коробку конфет.
– Леденцы?
– Да.
– У вас есть горчица? – спросил он Дону.
– Да.
– Разведите ее в воде, подогрейте и дайте выпить. Побольше. Где у вас телефон?
– У меня нет телефона. Иногда я звоню от хозяйки, это в доме напротив.
Бьюда вышел. Мы остались наедине с миссис Грэфтон. Дона приготовила горчичную воду. Миссис Грэфтон стонала, ее беспрерывно рвало. Казалось, рвота никогда не кончится. Но вот постепенно она стала стихать и наконец прекратилась. Я вернулся в гостиную, чтобы найти нож. Искать не пришлось – он был воткнут в пол посреди комнаты. Но это был вовсе не тот нож, который Хуанита Грэфтон попыталась метнуть в свою дочь, а обычный кухонный нож с деревянной ручкой. Лезвие его было слегка испачкано краской.
Я не стал до него дотрагиваться.
Дона позвала меня в спальню: миссис Грэфтон была в истерике, и надо было помочь успокоить ее.
Как сквозь сон, я слышал полицейские сирены, вой машин «Скорой помощи». Дом заполнили люди в белых халатах, сержант Бьюда отдавал короткие команды… Врач оттолкнул меня в сторону. Не помню, как я очутился во дворе в окружении двух полицейских и сержанта Бьюды.
– Как вы сюда попали? – спросил он.
– Интересовался вороной.
– Зачем?
– Просто так.
– Кто эта женщина?
– Мать девушки.
– Вы видели, как она ела конфеты?
Я кивнул.
– Сколько же она съела?
– Конфеты три или четыре.
– И как скоро после этого ей стало плохо?
– Практически сразу.
– Похоже на цианид, – сказал Бьюда. – Не уходите, Лэм. Мне надо поговорить с вами. Давайте, ребята, разберемся с этими конфетами.
Полицейские скрылись в доме, а из него вышли санитары с носилками, на которых лежала миссис Грэфтон. Носилки задвинули в машину «Скорой помощи». Завыла сирена, и машина умчалась.
Из окна в доме напротив за происходящим наблюдала какая-то женщина. В ее взгляде было нечто большее, чем простое любопытство. Заметив, что я смотрю на нее, она отвернулась и отошла, но минут через пять прильнула к другому окну.
Я обошел дом и, убедившись, что за мной никто не следит, бросился к сараю. В клетке вороны не было.
Я залез на штабель дров, подставил под ноги какой-то чемодан и стал исследовать клетку.
В углу ее были навалены кучей ветки – должно быть, и здесь ворона устроила себе что-то вроде гнезда. Я запустил в него руку и принялся шарить. Вскоре наткнулся на что-то твердое и скользкое. Захватив этот предмет двумя пальцами, вытянул его наружу…
Даже в полумраке сарая он светился волшебным зеленым светом так, что трудно было оторвать глаза.
Я положил изумруд в карман и снова запустил руку в клетку. В другом ее углу нащупал круглые камешки – оказалось, еще четыре изумруда такой же чистоты, как первый.
Убедившись, что камней в клетке больше нет, я вышел из сарая. Несколько минут слонялся по двору, пока ко мне не подошел Бьюда.
– Что вы можете сказать об этих конфетах, Лэм?
– Она их съела.
– Это я и без вас знаю. Откуда они у девицы?
– Понятия не имею.
– Конфеты не растут на деревьях, не правда ли?
– Насколько я знаю, не растут.
– Вам их предлагали?
– Да.
– Кто?
– Мать.
– Когда вы пришли, коробка с конфетами уже лежала на столе?
– Не обратил внимания. Меня интересовало другое. Она решила, что я журналист. В конце концов, на всех журналистов конфет не напасешься.
– Девушка угощала мать?
– Не помню. По-моему, мать без приглашения начала угощаться.
