Мейсон взглянул на заголовок: «Недвижимое имущество Хаслетта оценивается в два миллиона долларов».
– Разве вы этого не знали раньше? – поднял он на нее глаза.
– Нет… Я знала только, что Хармен Хаслетт был главой фирмы и главным держателем акций, но я никак не думала, что дело может за двадцать лет так вырасти. Судя по всему, сейчас это довольно крупная фирма.
– Вы понимаете, что это будет значить для вас? – спросил Мейсон. – Если вы будете претендовать на наследство, вас обвинят в обмане и лжесвидетельстве, имя вашего сына будет склоняться в суде и… Он знает, что настоящая его мать – вы?
– Сейчас уже знает, – ответила она. – Я говорила с ним. Объяснила ему все как есть, и это оказалось много легче, чем я думала, потому что женщина, которую он считал своей матерью, неоднократно бросала ему в лицо реплики, которые вызывали у него подозрения.
Мейсон задумчиво посмотрел на нее.
– Возможно, вы очень и очень ловкая женщина, – наконец произнес он, – которая работает вкупе с молодым человеком – ведь миллионы Хаслетта стоят трудов.
– Значит, вы считаете меня авантюристкой?
Мейсон задумчиво сказал:
– Я просто не знаю, что и думать. Уж больно драматическим и странным получается это дело. В данный момент я не могу ничего утверждать. Я только высказываю свои сомнения. Не забудьте, что я больше не являюсь вашим адвокатом. Вы сами отказались от моих услуг. А сейчас пришли ко мне с довольно сложным планом операции. Вот я и высказал вам свои сомнения.
– Я не могу корить вас за это, мистер Мейсон, – ответила она. – Знаю, что вела себя глупо. Я бы должна была посоветоваться с вами.
– Ну что же, – вздохнул Мейсон. – В таком случае расскажите мне, как все было на самом деле. И имейте в виду, что я спрашиваю вас об этом не как ваш поверенный, а как человек, который должен решать, сможет ли он стать им или нет. Итак, что в вашем рассказе было правдой?
– Все… все, что я вам рассказывала, правда! – воскликнула она. – Просто кое-что я утаила.
– У вас был сын?
– Я приехала сюда почти двадцать лет назад, – начала она. – Я была беременной и находилась в отчаянном положении, хотя у меня оставались кое-какие деньги, но их становилось все меньше… Работать в той должности, в какой я работала на предприятии у Хаслетта, я не могла, так как у меня не было рекомендаций. Поэтому мне оставалось идти либо в прислуги, либо в няньки. Я поместила объявление в газете. Некая миссис Байрд откликнулась на мое объявление и попросила меня зайти к ней переговорить. У них не было большого достатка, но у мистера Байрда, пользовавшегося хорошей репутацией, было постоянное место работы. Детей у них не было. Я начала работать у них, и спустя какое-то время миссис Байрд заметила, что я в положении. Мне пришлось рассказать ей о своих невзгодах, и я предупредила их, что буду работать до тех пор, пока это возможно. А потом отправлюсь в дом незамужних матерей и там разрешусь от бремени. Она отнеслась ко мне с сочувствием и дружелюбно. Спросила, думала ли я об аборте. Я ответила, что думала, но отказалась от этой мысли. В тот день мы ни о чем больше не говорили, но несколько дней спустя она снова вернулась к этой теме, сказала, что обсуждала этот вопрос со своим супругом и что они пришли к выводу, что хотели бы усыновить моего ребенка, однако некоторые юридические положения препятствуют этому. Но вот миссис Байрд нашла выход. Она скажет друзьям и знакомым, что забеременела. Мистер Байрд останется в Лос-Анджелесе и будет продолжать работать, а мы с ней отправимся в сан-францисскую больницу, я запишусь там под именем Белинды Байрд и рожу. Малыша зарегистрируют как ребенка Белинды Байрд и Аугуста Байрда. Вот, собственно, и все, что нам предстояло сделать. Через некоторое время после рождения ребенка мы вернемся домой, и я останусь работать у них, а они будут воспитывать моего ребенка как своего собственного. Единственное, о чем они просили меня, это никогда и никому не рассказывать правды.
Мейсон задумчиво посмотрел на женщину:
– Почему вы изменили свое решение и что вы хотите от меня?
– Изменила я свое решение, когда узнала, что наследство Хаслетта оценивается в два миллиона и что у него нет других родственников, кроме моего сына.
– Для себя лично вы ни на что не претендуете? – спросил Мейсон.
– У меня нет на это никаких законных оснований.
– Когда я раньше говорил с вами, вы утверждали, что хотите, чтобы ваш сын избрал свой собственный путь, и – как вы сами выразились – вы никогда ничего не скажете ему о его отце. Сейчас же ваши намерения изменились.
– Я очень много думала над всем этим. Несколько дней назад я еще мечтала, чтобы его отец выплачивал ему алименты – приблизительно двести-триста долларов в месяц, – а теперь, когда его отец умер, я узнала, что мой сын может получить большое состояние.
– Эти факты и ваши слова настраивают меня на скептический лад, – заметил Мейсон.
– Я могу доказать, что все, что я говорю, – истинная правда, – сказала она.
Мейсон подался вперед:
– Очень интересно, каким образом? Если речь пойдет о его приемных родителях…
– Нет, их уже нет в живых… Погибли в автомобильной катастрофе.
– В таком случае как же?
– У меня есть свидетельница. Медсестра из больницы в Сан-Франциско.
– Вы считаете, что медсестра может помнить это событие, произошедшее двадцать лет назад? Ведь она имела дело с тысячами и тысячами новорожденных.
– Вы считаете это невозможным?
– Откровенно говоря, да.
– В таком случае я расскажу вам о сопутствующих обстоятельствах, и вы поймете, что это все возможно.
– Какие же это обстоятельства?
– Эта сестра начала работать в больнице как раз в тот день, когда меня туда поместили. Не забывайте, что я легла в больницу под именем Белинды Байрд и, естественно, сказала, что мне двадцать девять лет, то есть назвала возраст миссис Байрд. А мне в то время было только девятнадцать. Никто не обратил внимания на эту деталь, кроме этой сестры, которая заполняла историю моей болезни и обратила внимание на возраст. Сестра подумала, что в документах допущена ошибка, и пришла ко мне, чтобы исправить ее.
– Как ее зовут? – спросил Мейсон.
– Агнес Берлингтон.
– Итак! Она пришла к вам до рождения ребенка?
– Да.
– И спросила, не допущена ли ошибка в документах относительно вашего возраста?
– Да.
– Что вы ей ответили?
– Я ответила, что никакой ошибки в документах нет, что я выгляжу намного моложе, чем есть на самом деле.
– И что она ответила?
– Она ответила: «Чепуха!»
– Это не причина, чтобы запомнить вас на всю жизнь.
– Тем не менее она запомнила. Я уже говорила с ней.
– Говорили с ней?
– Да.
– Где она сейчас живет?
– Здесь, в Лос-Анджелесе. Она все еще продолжает работать медсестрой.
– Когда вы с ней говорили?
– Совсем недавно. Эта Агнес Берлингтон чертовски ловка. Своего не упустит. Не забывайте, что я лежала в больнице под именем Белинды Байрд и что ребенок, который родился, был назван Уайт Байрд. Естественно, я была вынуждена назвать точный адрес супругов Байрд, чтобы свидетельство о рождении ребенка было оформлено по всем правилам… Ну так вот, Агнес Берлингтон выждала какое-то время, а потом наведалась ко мне и заявила, что помнит меня, когда я лежала в больнице под именем Белинды Байрд. И она знает, что ребенок, зарегистрированный на имя супругов Байрд, на самом деле является моим незаконным ребенком.
– Зачем ей это было нужно? – спросил Мейсон.
– А как вы думаете? Чтобы получить деньги за молчание. Она оказалась опытной, даже профессиональной шантажисткой. У медицинских сестер вообще очень много возможностей для шантажа, если они, конечно, хотят ими воспользоваться, а эта Агнес Берлингтон нигде ничего не упускала.
– Сейчас она живет здесь, в Лос-Анджелесе?
– Да. У нее милый домик… Знаете, такой – на две семьи. Когда хочет, работает. У нее отличная машина и масса возможностей раздобыть деньги, когда она в них нуждается.
– И сколько же она из вас выкачала? – спросил Мейсон.
– Не очень много. У нее есть причины действовать осторожно. Она появляется, просит две-три сотни долларов, потом исчезает на год, затем появляется снова и снова просит пару сотен. И она всегда мила и дружелюбна.
– Значит, она помнит вас, – сказал Мейсон.
– Еще бы! Кроме того, у нее есть эта… как она называется? Ах да, 35-миллиметровая камера. И она снимала меня еще в больнице. Я тогда, правда, ничего об этом не знала, но она сказала мне об этом.
– Она показывала вам эти снимки?
– Нет.
– А вы не думаете, что она вас обманывает?
– Нет, мне кажется, они у нее действительно есть.
Мейсон задумчиво сказал:
– Вы платили деньги шантажистке, чтобы она хранила вашу тайну, а теперь хотите сами ее раскрыть?
– А почему бы нет? – удивилась Эллен Эйдер. – Байрды погибли в автомобильной катастрофе. Хармен Хаслетт погиб в море. И мой сын является теперь единственным наследником фирмы и двухмиллионного состояния. Ради сына я готова на все, мистер Мейсон. Уайт очень горевал, когда Байрды погибли. Они оставили ему кое-какие деньги. Но все равно он какой-то не приспособленный к жизни. А если бы он получил такое состояние, он бы мог твердо встать на ноги.
