— Вы с ней беседовали?
— Знаете ли, эта женщина не была болтлива…
— Она не советовалась с вами, кода выбирала книги?
— У нее был свой подход. Идите со мной, посмотрите…
За торговым залом располагалась комната, заставленная шкафами с книгами в черных переплетах.
— Она проводила здесь полчаса, иногда час, изучая тома, читая по нескольку строчек то в одной, то в другой книге.
— Последнее, что она читала, — это «Люсьен Левен»
Стендаля.
— Стендаля она открыла для себя совсем недавно…
До этого прочла всего Шатобриана, Альфреда де Виньи, Жюля Сандо, Бенжамена Констана, Мюссе, Жорж Санд…
Всех романтиков. Однажды взяла Бальзака, не помню какую книгу, и на следующий день принесла ее обратно… Я спросил, почему ей не понравилась книга, и она ответила что-то вроде: «Это слишком грубо…»
Бальзак груб!..
— А современные авторы?
— Она никогда не пробовала их читать… Зато читала и перечитывала переписку Жорж Санд с Мюссе…
— Благодарю вас…
Комиссар уже почти дошел до двери, когда книготорговец окликнул его:
— Господин Мегрэ! Я забыл одну деталь, которая, быть может, развлечет вас. Я удивился, обнаружив в некоторых книгах карандашные пометки. Были подчеркнуты фразы или отдельные слова. Иногда стояли только крестики на полях. Я решил выяснить, кто из клиентов имел такую привычку, и в конце концов обнаружил, что это была она…
— Вы говорили с ней об этом?
— Пришлось… Моему помощнику надоело стирать резинкой эти пометки…
— И как она реагировала?
— С чопорным видом заявила: «Приношу вам глубокие извинения… Когда я читаю, забываю, что книги не мои…»
Все было на своих местах — курортники, светлые стволы платанов, солнечные блики, равно как и тысячи желтых стульев.
Элен Ланж находила Бальзака слишком грубым… Она, несомненно, имела в виду, слишком реалистичным…
Ограничивалась писателями первой половины XIX века, спесиво игнорируя Флобера, Гюго, Золя, Мопассана…
Мегрэ не случайно в первый день обнаружил в углу ее гостиной кипу иллюстрированных журналов…
Помимо своей воли, комиссар все время пытался отыскать новые черты, дополняющие создаваемый им портрет этой женщины. Она читала лишь романтические, сентиментальные книги, но в ее взгляде подчас сквозила вполне реальная жесткость.
— Ты видел Лекёра?
— Нет. Его вызвали в Клермон-Ферран в связи с вооруженным нападением.
— Как ты считаешь, он найдет убийцу?
Мегрэ вздрогнул. Теперь пришел его черед возвращаться к реальности. Он не думал об убийстве, почти забыл о том, что владелица дома с зелеными ставнями была задушена и вопрос номер один заключался в том, чтобы найти убийцу.
Комиссар тоже искал его. Он даже думал об этом чаще, чем хотелось бы, эта мысль становилась навязчивой.
Что его интриговало, так это мужчина, возникший в один прекрасный день и занявший свое место в одинокой жизни Элен Ланж.
На улице Бурбонне не было никакого его следа — ни его фотографии, ни письма, ни даже короткой записки от него.
Ничего! Совсем ничего, никаких вещей, полученных от других людей, если не считать квитанций и счетов.
Следовало вернуться в Париж пятнадцатилетней давности, чтобы возникло довольно смутное упоминание о визитере, раз или два в неделю приходившем на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт провести часок с той, которая в ту пору была еще молодой женщиной.
Даже сестра, Франсина, проживавшая тогда в том же городе, уверяет, что ничего не знала.
Элен Ланж с жадностью проглатывала книги, смотрела телевизор, ходила за покупками, занималась хозяйством, вместе с курортниками гуляла по тенистым аллеям парка, не перемолвившись ни с кем ни единым словом, и слушала музыку, сидя перед беседкой и глядя прямо перед собой.
Это сбивало с толку Мегрэ. За годы службы он знавал разных людей, мужчин и женщин, яростно отстаивающих свою свободу. Встречал он и маньяков, которые, удалившись от мира, забивались в самые невероятные, чаще всего весьма неприглядные места.
Но даже эти люди всегда сохраняли какую-нибудь связь с внешним миром. Для старух, например, это была скамья в сквере, где они встречали других старух, или церковь, исповедальня, кюре… Для стариков якорем спасения служило бистро, где каждый их узнавал и дружески приветствовал…
Здесь же Мегрэ впервые встретил одиночество в чистом виде.
Одиночество, которое не было агрессивным. Мадемуазель Ланж не была груба со своими соседями и поставщиками. Она не придавала лицу презрительного выражения и, несмотря на свое пристрастие к определенным цветам и фасонам платьев, не строила из себя знатную даму.
Просто она не интересовалась другими людьми. Она не нуждалась в них. У нее были жильцы, потому что она располагала свободными комнатами и они приносили ей доход. Но между верхним и нижним этажом пролегала граница, и хозяйка наняла молоденькую глуповатую служанку для уборки наверху.
— Вы позволите, господин дивизионный комиссар?
Перед Мегрэ появилась сначала тень, потом высокая фигура мужчины, который опирался на спинку стула.
Комиссар уже видел этого человека на улице Бурбонне.
Это был один из сотрудников Лекёра, очевидно, Триго.
Он сел, и Мегрэ спросил его:
— Откуда вы знали, что найдете меня здесь?
— Мне сказал Дисель…
— А откуда Дисель…
— В городе нет ни одного полицейского, который бы не знал вас в лицо, поэтому, куда бы вы ни пошли…
— Есть новости?
— Этой ночью я целый час провел на вокзале, ибо днем там работают другие служащие… Утром вернулся туда… Потом позвонил Лекёру, который все еще находится в Клермоне…
— Он сегодня не вернется?
— Пока еще не знает. Во всяком случае, завтра приедет на похороны. Полагаю, вы тоже там будете…
— Вы не видели Франсину?
— Она заходила в дом умершей… Вынос тела состоится завтра в девять часов. Это, несомненно, она прислала цветы…
— Много венков?
— Всего один…
— Вы уверены, что это она?.. Извините! Я забываю о том, что это меня не касается…
— У шефа другое мнение, поскольку он настоятельно советовал мне дать вам отчет о том, что я узнал…
Думаю, кое-кому из нашей бригады, в том числе и вашему покорному слуге, придется отправиться в путешествие…
— Она уезжала далеко?
Триго вынул из кармана кучу бумажек, перебрал их и в конце концов нашел нужный листок.
— Конечно, на вокзале не запомнили все ее поездки, но некоторые названия городов их поразили… Например, Страсбур — через месяц после поездки в Брест…
Кассиры также обратили внимание на то, что ей не всегда удавалось добраться до места без пересадок, и зачастую приходилось два или три раза менять поезда…
Каркасон… Дьеп… Лион… Это — самые ближние города… Впрочем, Лион составляет исключение… Большинство поездок совершалось на более дальние расстояния… Нанси, Монтелимар…
— Никаких маленьких городков? Никаких деревень?
Только сравнительно крупные города… Правда, потом она могла поехать куда-нибудь на автобусе…
— Не было билетов до Парижа?
— Ни одного…
— И давно это началось?
— Последний из опрошенных мною служащих девять лет работает за одним и тем же окошечком. «Она была постоянной клиенткой», — заверил он меня.
На вокзале ее знали. Ждали, когда она придет. Случалось, кассиры держали пари, споря, какой город она выберет на этот раз.
— Она брала билеты в одни и те же дни месяца?
— В том-то и дело, что нет… Иногда ее не видели по шесть недель, особенно летом, во время курортного сезона, — несомненно, из-за квартирантов… Ее поездки никак не были связаны с концом месяца, с каким-то определенным сроком…
— Лекёр говорил вам, что собирается делать?
— Велел напечатать определенное количество фотографий… Он начнет с того, что отправит их в ближайшие города… Еще сегодня пошлет снимки в местные отделения уголовной полиции…
— Вы не знаете, почему Лекёр решил предупредить меня?
— Он ничего мне не сказал… Должно быть, считает, что у вас есть какая-то идея… Впрочем, я тоже так думаю…
Комиссара всегда считали более хитрым, чем он был на самом деле, и, когда он пытался протестовать, люди были уверены, что это очередная его уловка.
— Кто-нибудь пришел на улицу Бурбонне?
— По словам Диселя, все началось около десяти часов… Пожилая женщина в переднике приоткрыла дверь и просунула голову внутрь, потом вошла, сделала несколько шагов в сторону комнаты, где выставлен гроб… Там она извлекла из кармана четки, потом ее губы зашевелились… Она обмакнула веточку самшита в святую воду, начертила в воздухе крест и ушла…
С нее-то и началось… Она известила соседок. И те, в свою очередь, стали приходить — по одной, по двое…
— Никаких мужчин?
— Их было несколько — мясник, плотник, живущий на углу улицы, и другие жители этого квартала…
Почему, собственно, преступление не мог совершить кто-нибудь из местных? Поиски велись повсюду: следы дамы в лиловом отыскивали в Ницце и Париже, изучали ее поездки во все концы Франции, но никто не подумал о соседях, о тысяче людей, проживающих в квартале Франс.
