Ознакомительная версия.
Сидящий справа от него за маленьким столиком стенографист записывал его показания.
Напротив Мейсона сидел детектив – сержант Голкомб, устремивший на адвоката взгляд, в котором недоумение сочеталось с раздражением. Поодаль поместились трое сотрудников отдела по расследованию убийств.
– Вам незачем прибегать к дешевым эффектам, – заметил Перри Мейсон.
– Каким еще эффектам? – спросил сержант Голкомб.
– Лампам, светящим в лицо, и всему прочему. На меня это не действует.
Сержант глубоко вздохнул.
– Вы что-то утаиваете, Мейсон, – сказал он, – и мы хотим знать, что именно. Произошло убийство, и вас застали на месте преступления.
– Иными словами, вы думаете, что я его застрелил, не так ли? – осведомился Мейсон.
– Мы не знаем, что и думать, – раздраженно отозвался Голкомб. – Нам известно, что вы представляли клиента, демонстрирующего все признаки зарождающейся мании убийства, и что вы занимали враждебную позицию по отношению к жертве – Клинтону Фоули. Но мы не знаем, что вы делали в его доме, как туда проникли и кого пытаетесь защитить, хотя не сомневаемся, что вы изо всех сил стараетесь выгородить кого-то.
– Может быть, я выгораживаю самого себя, – заметил Мейсон.
– Начинаю так думать, – проворчал Голкомб.
– Это только доказывает, что вы никудышный детектив. Если бы вы использовали ваши мозги, то поняли бы, что сам факт, что я адвокат, представляющий интересы враждебной Клинтону Фоули стороны, должен был заставить его тщательно следить за своими словами и действиями. Со мной он должен был держаться только сугубо официально. Я никак не мог являться тем другом, которого он принимал в купальном халате, с наполовину выбритым лицом.
– Кто бы это ни проделал, – сказал сержант Голкомб, – он каким-то образом проник в дом. Собака, естественно, это услышала – у нее слух потоньше, чем у ее хозяина. Клинтон Фоули спустил пса с цепи, и вам пришлось застрелить его в целях самозащиты. Фоули примчался на звуки выстрелов, и вы прикончили и его.
– Вас удовлетворяет эта версия? – осведомился Перри Мейсон.
– Она начинает походить на правду.
– Тогда почему вы меня не арестовываете?
– Клянусь богом, я это сделаю, если вы не выложите все начистоту! В жизни не сталкивался со свидетелем по делу об убийстве, который бы изъяснялся так неопределенно. Вы говорите, что у вас была назначена встреча с Фоули на половину девятого, но не предъявляете никаких доказательств.
– А какие доказательства я могу предъявить?
– Кто-нибудь слышал, как вы договаривались о встрече?
– Не помню – я не обратил внимания.
– Как насчет такси, которое доставило вас туда?
– Говорю вам, я не заказывал такси, а поймал его на улице. Не помню, что это была за машина.
– У вас не сохранилась квитанция?
– Конечно нет. Я не коллекционирую чеки из счетчиков такси.
– Что вы с ней сделали? Выбросили на тротуар?
– Я даже не видел ее.
– Вы не помните, в какой машине ехали? В желтой, с шашечками или с красным верхом?
– Нет, черт возьми! Я не запоминал такие детали – ведь не мог же я рассчитывать, что меня будут допрашивать по поводу каждого моего шага! И я скажу вам еще кое-что. Как детектив вы не состоялись. Ваша реконструкция убийства показывает, что вы понятия не имеете, что произошло.
– Зато вы это знаете, верно? – промолвил Голкомб с обманчивым благодушием, способным побудить допрашиваемого сделать губительное для него признание.
– Я видел то же самое, что и вы, – ответил Мейсон.
– Отлично, – с сарказмом произнес сержант. – Тогда выкладывайте, что там случилось, если вы такой умный.
– Прежде всего, – начал Перри Мейсон, – пес сидел на цепи, когда убийца вошел в дом. Клинтон Фоули вышел к посетителю, поговорил с ним около минуты, потом вернулся и спустил с цепи собаку. После этого ее застрелили, а потом и самого Фоули.
– Почему вы так в этом уверены?
– Вы когда-нибудь видели, чтобы полотенце лежало под ванной? – с едкой иронией осведомился Мейсон.
– Ну и что из этого? – поколебавшись, спросил сержант.
– На этом полотенце был крем для бритья.
– И что дальше?
– Полотенце упало, когда Клинтон Фоули спускал с цепи собаку. Когда мужчина бреется, он не пачкает кремом полотенце. Крем попадает туда, только когда он вытирает с лица мыло. Ему приходится делать это в спешке, если его прерывают в середине бритья. Разумеется, Клинтон Фоули не сделал этого, когда собака залаяла в первый раз или когда он услышал, что в дом кто-то вошел. Он заговорил с этим человеком и во время разговора стал стирать полотенцем мыло с лица. Затем произошло нечто, заставившее его вернуться и спустить пса. Тогда убийца выстрелил. Вы сами могли бы до этого додуматься благодаря крему на полотенце, если бы использовали ваши мозги, вместо того чтобы задавать мне дурацкие вопросы.
На момент в комнате воцарилось молчание, потом из тени послышался голос:
– Да, я видел это полотенце.
– Если бы вы, ребята, – продолжал Перри Мейсон, – осознали значение этого полотенца и сохранили его как вещественное доказательство, то могли бы себе представить, как произошло убийство. Отдайте полотенце на анализ, и вы обнаружите, что оно пропитано кремом для бритья, вытертым с лица Клинтона Фоули. Вы найдете немного засохшего мыла у него на подбородке – гораздо меньше, чем было бы, если бы его застрелили с намыленным лицом. И на полу, там, где его лицо касалось паркета, нет ни следа мыла. Повторяю: он вытер пену полотенцем.
– Не понимаю, что ему мешало вытереть лицо раньше, чем пойти посмотреть, кто вошел в дом, – возразил невольно заинтересованный сержант Голкомб.
– Фоули уронил полотенце, когда спускал с цепи пса, – объяснил Перри Мейсон. – Если бы он собирался спустить собаку с самого начала, то сделал бы это, а потом вышел и вытер лицо.
– Ну, в таком случае где Артур Картрайт? – спросил сержант.
– Не знаю. Я сегодня пытался его найти. Экономка говорит, что он куда-то ушел.
– А Телма Бентон утверждает, что он сбежал вместе с миссис Фоули, – заметил Голкомб.
– Да, – кивнул Мейсон. – Она мне так сказала.
– А Клинтон Фоули сказал Питу Доркасу.
– Я понял, – устало произнес Мейсон. – Неужели мы должны пережевывать все это снова?
– Нет, не должны, – буркнул сержант Голкомб. – Я просто объясняю вам, что ваш клиент Артур Картрайт, по всей вероятности, сбежал с миссис Фоули, услышал от нее об оскорблениях, которые ей пришлось терпеть от мужа, и вернулся назад, решив убить Клинтона Фоули.
– И единственное доказательство, на которое вы можете опереться, это факт, что у Картрайта были неприятности с Клинтоном Фоули и что он убежал с его женой?
– Для начала этого достаточно.
– Ну так я намерен сразу же опровергнуть вашу теорию. Если бы Артур Картрайт вернулся назад, то с твердым намерением убить Клинтона Фоули, верно?
– Полагаю, что да.
– Отлично. В таком случае он бы вошел в дом, увидел Клинтона Фоули, направил на него пистолет и выстрелил, а не стал бы стоять и спорить, покуда Фоули стирал с лица мыло. Картрайт не дал бы Фоули вернуться и спустить с цепи свирепую полицейскую овчарку. Ваша беда, ребята, в том, что вы находите мертвеца и сразу же начинаете искать того, кто выглядит наиболее подозрительно. Вы не обращаете внимания на улики и не пытаетесь понять, куда они указывают.
– Ну и куда же они указывают? – осведомился сержант.
– Черт возьми! – воскликнул Перри Мейсон. – Я и так выполнил почти всю детективную работу по этому делу и не собираюсь вкалывать за вас. В конце концов, за это платят вам, а не мне.
– Насколько мы понимаем, – заметил сержант Голкомб, – вам уже недурно заплатили за вашу работу.
Перри Мейсон широко зевнул:
– Это одно из относительных преимуществ моей профессии, сержант. Впрочем, тут есть и некоторое неудобство.
– А именно? – с любопытством спросил Голкомб.
– То, что платят исключительно за способности, – ответил Мейсон. – Единственная причина, по которой я получаю хорошие гонорары, заключается в том, что я демонстрирую способность выполнять свою работу. Если налогоплательщики не будут обеспечивать вам ежемесячное жалованье, пока вы не предъявите результаты, вы станете голодать по нескольку месяцев – разве только проявите больше сообразительности, чем проявляете в этом деле.
– Довольно, – заявил сержант Голкомб дрожащим от негодования голосом. – Если вы будете сидеть здесь и оскорблять меня, это ничего вам не даст, Мейсон. Постарайтесь это понять. В этом деле вы не просто адвокат. Вы – подозреваемый.
– Я уже понял, – кивнул Мейсон. – Потому и сказал то, что вы слышали.
– Послушайте, – рявкнул Голкомб, – либо вы лжете, что отправились туда к половине девятого, либо нарочно даете неопределенные показания, чтобы замутить воду! Обследование показывает, что Фоули убили от половины восьмого до восьми. Он был мертв уже более сорока минут, когда приехала полиция. Вам нужно только сообщить, где вы были между половиной восьмого и восемью, и вы будете вне подозрений. Какого черта вы не желаете с нами сотрудничать?
Ознакомительная версия.
