Мне она показалась такой несчастной! Презрительное отношение к ней семьи Леонидисов, их готовность верить в то, что она совершила преступление, показались мне в тот момент самым бесчеловечным поведением. Она была такой одинокой, беззащитной, затравленной…
— А еще они думают, что если это сделала не я, то Лоренс, — добавила она.
— А что вы скажете о Лоренсе? — спросил я.
— Лоренса мне ужасно жалко. Он человек такого тонкого душевного склада, что даже не мог идти воевать. Не потому, что трус. Просто очень чувствительный. Я пыталась подбодрить его, чтобы он не чувствовал себя таким несчастным. Ему приходится обучать этих гадких детей. Юстас вечно насмехается над ним, а Джозефина… ну, вы видели Джозефину. Вы понимаете, что это за ребенок.
Я сказал, что пока еще не имел случая познакомиться с Джозефиной.
— Иногда мне кажется, что у этого ребенка с головой не все в порядке, — сказала Бренда. — У нее отвратительная манера делать все исподтишка. И смотрит она как-то странно… Иногда при взгляде на нее у меня мороз по коже пробирает.
Я не хотел обсуждать Джозефину и снова повернул разговор на Лоренса Брауна.
— Кто он? — спросил я. — Откуда он появился?
Я неудачно сформулировал вопрос. Бренда вспыхнула.
— Он никто. Вроде меня… Разве есть у нас хоть какой-нибудь шанс защититься, когда все они ополчились против нас?
— Вам не кажется, что вы просто впадаете в истерику?
— Нет, не кажется. Им желательно обвинить в убийстве Лоренса… или меня. И этот полицейский на их стороне. У меня нет никаких шансов оправдаться.
— Не следует взвинчивать себя, — сказал я.
— Разве не могло случиться, что его убил один из них? Или кто-то посторонний? Или один из слуг?
— У них отсутствует основание для убийства.
— Ах, основание! А какое основание у меня? Или у Лоренса?
Я почувствовал некоторую неловкость, но сказал:
— Мне кажется, что вполне можно было бы предположить, что вы и Лоренс… любите друг друга и хотите пожениться.
Она резко отодвинулась от спинки дивана и выпрямилась.
— Как жестоко предполагать такое! Все это неправда! Мы никогда ничего подобного не говорили друг другу. Я просто испытывала к нему жалость и старалась его подбодрить. Мы были только друзьями и все. Ведь вы верите этому?
Я ей верил. То есть я верил тому, что они с Лоренсом были, как она выразилась, только друзьями. Но в глубине души был уверен также, что она любит этого молодого человека.
Размышляя над этим, я спустился по лестнице в поисках Софии.
Когда я собирался войти в гостиную, в глубине коридора открылась какая-то дверь и выглянула София.
— Хэлло, — сказала она. — Я помогаю нянюшке готовить обед.
Я хотел было пойти к ней на кухню, но она вышла в коридор и затворила за собой дверь, а потом, взяв меня за руку, повела в гостиную, где не было ни души.
— Ну, — сказала она, — ты видел Бренду? Какое она произвела впечатление?
— Откровенно говоря, мне стало жаль ее, — признался я.
Софию это, казалось, позабавило.
— Понимаю, — сказала она. — Бренда все-таки тебя достала.
Я почувствовал некоторое раздражение.
— Дело в том, — сказал я, — что я способен посмотреть на ситуацию с ее позиции. А ты, очевидно, не способна.
— И что же это за позиция?
— Откровенно говоря, София, разве кто-нибудь из членов семьи относился к ней хорошо или просто справедливо с тех пор, как она пришла в этот дом?
— Нет, хорошо мы к ней не относились. А с чего бы нам к ней хорошо относиться?
— Хотя бы из обычного христианского милосердия.
— С какой высоконравственной позиции ты выступаешь, Чарльз! Как видно, Бренда потрудилась не даром.
— Ну уж это ты слишком, София… Что это на тебя нашло?
— Просто говорю откровенно и не притворяюсь. Ты сказал мне, что взглянул на ситуацию с позиции Бренды. Теперь посмотри на нее с моей позиции. Терпеть не могу, когда молодые женщины выдумывают жалобные истории о своей несчастной судьбе и выходят замуж за очень богатых стариков. Я имею полное право не любить подобных женщин, и у меня нет ни малейшего желания скрывать это. И если бы факты были объективно изложены на бумаге, тебе такая молодая женщина тоже пришлась бы не по душе.
— Она выдумала эту историю? — спросил я.
— О ребенке? Не знаю. Но лично я думаю, что она выдумала все с начала до конца.
— И тебя возмущает тот факт, что она обманула деда?
— О, дед ей не поверил. — София рассмеялась. — Деда никогда никому не удавалось обвести вокруг пальца. Он сам хотел заполучить Бренду. Ему захотелось сыграть роль благодетеля, осчастливившего нищую служанку. Он прекрасно знал, на что шел, и все было разыграно им как по нотам. С точки зрения деда, этот брак был удачен во всех отношениях… как и все прочие его операции.
— А то, что он нанял в качестве учителя Лоренса Брауна, тоже было еще одной успешной операцией деда? — не скрывая иронии, спросил я.
София нахмурила лоб, размышляя.
— Знаешь, вполне возможно, что так оно и было. Ему хотелось, чтобы Бренда была счастлива и не скучала. Возможно, он считал, что драгоценностей и туалетов для этого недостаточно. Может быть, решил, что для полноты счастья ей недостает легкого романа. Возможно, вычислил, что самым подходящим для этой цели будет кто-нибудь вроде Лоренса Брауна, такой вот бесхребетный, безответственный, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сентиментальная задушевная дружба с налетом меланхолии удержала бы Бренду от вступления в настоящую любовную связь с каким-нибудь незнакомцем на стороне. Я ничуть не удивилась бы, если бы у деда был разработан какой-нибудь план вроде этого. Знаешь ли, он был хитер, как дьявол.
— Судя по всему, это на него похоже.
— Конечно, он не мог предугадать, что это приведет к убийству… И именно поэтому, — добавила София с неожиданной горячностью, — как бы сильно мне этого ни хотелось, я на самом деле не верю, что это дело рук Бренды. Если бы она планировала убийство… или если бы они с Лоренсом планировали его вместе… дед знал бы об этом. Наверное, тебе это покажется несколько надуманным…
— Должен признаться, что именно так мне и кажется, — сказал я.
— Это только потому, что ты не знал деда. Он, безусловно, не стал бы потворствовать собственному убийству! Вот мы и опять уперлись в глухую стену.
— Она напугана, София, — сказал я. — Она очень напугана.
— Кем? Старшим инспектором Тавенером и его молодцами-удальцами? Да уж, осмелюсь доложить, они способны нагнать страху. Лоренс, наверное, валяется в истерике?
— Ты угадала. Он произвел отвратительное впечатление. Не понимаю, что может привлекать женщину в подобном мужчине.
— Так уж и не понимаешь, Чарльз? На самом деле Лоренс весьма привлекателен для противоположного пола.
— Такой слабачок? — недоверчиво спросил я.
— Почему это мужчины считают, что единственным типом мужчины, привлекательным для женщины, является пещерный человек? Лоренс, несомненно, обладает привлекательностью… однако едва ли ты в состоянии это почувствовать. — Она внимательно посмотрела на меня. — Бренда здорово обработала тебя.
— Не говори глупостей. Ее ведь даже хорошенькой не назовешь. И, уж конечно, она не…
— Не пыталась обольстить тебя? Конечно, нет. Она просто заставила тебя пожалеть ее. Она действительно не отличается красотой, и ее не назовешь умной… Но она обладает одной выдающейся чертой — умеет вносить раздор. Мы с тобой уже ссоримся.
— София! — воскликнул я в ужасе.
— Забудь, что я сказала, Чарльз. Я должна идти и закончить возню с обедом.
— Можно мне пойти с тобой и помочь?
— Нет. Оставайся здесь, а то нянюшка разволнуется из-за того, что «джентльмен пришел на кухню».
— София, — позвал я ее, когда она уже уходила.
— Что такое, Чарльз?
— Просто хотел расспросить кое-что о прислуге. Почему здесь, внизу, у вас нет никаких слуг, а наверху нам открыло дверь некое существо в наколке и переднике?
— У деда были повар, горничная, служанка и камердинер. Ему нравилось иметь слуг. Конечно, он им хорошо платил, но и они хорошо работали. У Клеменси с Роджером есть приходящая прислуга, которая является делать уборку. Они не любят слуг… вернее, это скорее Клеменси не любит. Если бы Роджер ежедневно не обедал в Сити, он умер бы с голоду. По мнению Клеменси, обед должен состоять из салата, помидоров и сырой моркови. Мы — наша семья — время от времени нанимаем слуг, а потом мама демонстрирует один из своих темпераментов, и они уходят. Некоторое время мы обходимся приходящей прислугой, а потом начинаем все сначала. Сейчас у нас период приходящей прислуги. Нянюшка здесь находится постоянно и в критические моменты справляется с хозяйством. Ну, теперь ты знаешь все.
София ушла. Я опустился в одно из больших парчовых кресел и предался размышлениям.
