Выйдя из экипажа, Калландра сказала кучеру, когда будет уезжать, а потом поднялась по ступенькам и вошла через широкие парадные двери в облицованное камнем фойе. Женщина средних лет торопилась пройти через него с ведерком грязной воды в одной руке и шваброй в другой. Ее жидкие волосы были откинуты с бледного лица и стянуты в узел на затылке. Задев на ходу ведерко коленом, она выплеснула воду на пол. На миссис Дэвьет она не глядела, словно той здесь и не было. Прошел хирург-практикант: алые пятна артериальной крови на его куртке со стоячим воротником и поношенных брюках немо свидетельствовали о работе в анатомическом театре. Он кивнул Калландре и проследовал дальше.
Пахло угольной пылью, жаром тел, сжигаемых лихорадками и болезнями, грязной одеждой, помоями и выделениями человеческих тел… Надо бы зайти к старшей сестре, обсудить дисциплину. Пора вновь прочитать им лекцию. Потом следует зайти к кастелянше, поговорить о фондах и передать ей из рук в руки известные суммы на конкретные благотворительные мероприятия. Сперва придется сделать все эти дела – ну, а потом можно будет и переговорить с Кристианом Беком.
Старшую сестру леди Дэвьет обнаружила в одной из хирургических палат, где лежали и еще ждущие операции больные, и уже выздоравливающие пациенты. У некоторых ночью началась лихорадка, а состояние тех, кто уже был в жару, заметно ухудшилось. Один мужчина находился в коме, и смерть уже приближалась к нему. Невзирая на то что недавнее открытие анестезии позволило проводить самые разнообразные операции, больные часто умирали после них от заражения крови. Выживали немногие. Сепсис или гангрена грозили каждому, и даже с их симптомами врачам было трудно бороться, не говоря уже о том, чтобы их излечивать.
Миссис Флаэрти вышла из небольшой комнаты, где хранились лекарства и чистые бинты. Седые, туго зачесанные назад волосы натягивали кожу около ее глаз на бледном лице. На щеках женщины выступили два гневных пятна.
– Доброе утро, ваша светлость, – отрывисто проговорила она. – Вам сегодня здесь делать нечего, а я не хочу ничего слышать ни о мисс Найтингейл, ни о свежем воздухе. У нас и без того столько народу умирает от лихорадки, а холодный воздух непременно убьет остальных, если я вдруг послушаю вас. – Она взглянула на часы, свисавшие с булавки на ее хрупком плече, а потом вновь поглядела на Калландру. – Я буду весьма признательна вам, мэм, если вы еще раз поговорите с сиделками о том, как им надлежит себя вести, и не забудете упомянуть про честность. Больные жалуются на кражи. Конечно, по мелочам – у них ничего, собственно, и нет, иначе не лежали бы здесь. Хотя я не знаю, чем можно исправить дело.
С этими словами старшая сестра вошла в палату. Эту длинную комнату под высоким потолком с обеих сторон полностью занимали узкие кровати, прикрытые серыми одеялами. Все они были заняты больными. Одни пациенты были просто бледны, других лихорадило, третьи, не зная покоя, перекатывались с боку на бок, а некоторые лежали без движения, тяжело дыша. В палате было жарко и душно.
Молодая женщина в грязном халате шла между постелями с неприкрытым ведром. Крепкий кислый запах ударил в ноздри проходившей мимо Калландры.
– Прошу прощения, – ответила леди, вновь возвращаясь к просьбе старшей сестры. – Лекции здесь не помогут. Нужно, чтобы делом занялись другие женщины, с которыми можно обращаться соответствующим образом.
На лице миссис Флаэрти выступило раздражение. Она уже не раз слышала эти речи и относила их к абсолютно нереальным фантазиям.
– Послушать вас, так все это очень хорошо, ваша светлость, – резко ответила она. – Но нам приходится иметь дело с теми женщинами, что у нас есть, а посему бороться с их ленью, пьянством, воровством и полной безответственностью. Если вы хотите помочь, надо бороться с этими пороками, а не говорить о том, чего не может быть.
Калландра уже открыла рот, чтобы возразить, но ее внимание отвлекла больная, лежавшая в середине палаты, – она начала задыхаться, и ее соседка позвала на помощь.
Бледная тощая женщина с помойным ведром направилась к задыхавшейся пациентке, у которой началась рвота.
– Это действуют листья дигиталиса, – деловито проговорила миссис Флаэрти. – У бедняжки водянка. Который день нет мочеотделения, но это ей поможет. Она уже лежала у нас и поправилась. – Старшая сестра оглянулась, отыскивая взглядом стол, на котором она записывала назначения и расход медикаментов; тяжелые ключи на поясе звякнули друг о друга. – А теперь, простите, сударыня, – проговорила она, поворачиваясь спиной к миссис Дэвьет, – у меня бездна дел и у вас, кажется, тоже. – Голос ее на последних словах сделался полным сарказма.
– Да, – ответила Калландра столь же едким тоном. – Да, у меня много дел. А потому боюсь, миссис Флаэрти, что вам придется попросить об этом кого-нибудь другого. Быть может, леди Росс-Гилберт сможет это сделать. Она очень толковая женщина.
– Бесспорно, – подтвердила ее собеседница и, опустившись за стол, взялась за перо. Прием был закончен.
Калландра, выйдя из палаты в темный коридор, прошла мимо женщины с ведром и шваброй. В углу, привалившись к стене, сидела еще одна работница, одурманенная алкоголем и похожая скорее на груду тряпок, а не на человека.
В конце коридора попечительница столкнулась с группой из трех молодых врачей-практикантов, которые энергично переговаривались, сблизив головы и жестикулируя.
– Великолепно, – проговорил рыжеволосый молодой человек, вздымая стиснутый кулак. – Сэр Герберт обещал вырезать мне эту штуку. Слава богу, я буду жить! Подумать только – насколько безнадежной была бы ситуация лет двенадцать назад, до изобретения анестезии. Что не подвластно эфиру и закиси азота?
– Самое великое событие в медицине после Харви[5], открывшего кровообращение, – с энтузиазмом согласился другой. – Мой дед во времена Нельсона служил на флоте хирургом. Операции тогда делали с помощью бутылки рома и кожаного кляпа, больного держали два человека… Боже, сколь великолепны достижения современной медицины!.. Тьфу ты, опять испачкал брюки! – Достав из кармана носовой платок, он принялся тереть оставленное кровью пятно, но только напрасно замарал платок.
– Ты сам создаешь себе трудности, – проговорил третий молодой человек, с иронической улыбкой глядевший на его старания. – Ты же только ассистируешь… Ну, так и прикрывай чем-нибудь одежду. И никогда не надевай в операционную хороший костюм… Ничего, сэр Герберт отучит тебя от пустого тщеславия!
Затеяв шуточную потасовку, практиканты прошли мимо Калландры, не забыв поприветствовать ее, и направились дальше.
Мгновение спустя из высоких дубовых дверей вышел сэр Герберт Стэнхоуп. Заметив леди Дэвьет, он помедлил, словно бы стараясь припомнить ее имя. Хирург был не слишком высоким, но крупным мужчиной и держался с подчеркнутой значительностью. Простое лицо, небольшие глаза, острый нос, высокий лоб, редкие светлые волосы… И все же внимательный взгляд не мог не отметить несомненный интеллект и эмоциональную собранность этого врача.
– Доброе утро, леди Калландра, – промолвил он с внезапным удовлетворением.
– Доброе утро, сэр Герберт, – ответила она, чуть улыбнувшись. – Рада, что сумела повидать вас перед операцией.
– Я спешу, – отвечал медик с легким раздражением. – Персонал уже собрался в операционной… более того, вот-вот привезут больную.
– Но я хочу предложить одно мероприятие, которое поможет уменьшить заболеваемость, – не обращая внимания на его слова, продолжила попечительница.
– Неужели? – скептически отозвался хирург, между бровями которого уже залегла недовольная морщинка. – И какая же идея вас осенила?
– Я только что была в палате и опять видела, как сиделка несет по комнате ничем не прикрытое ведро.
– С этим нельзя бороться, сударыня, – нетерпеливо ответил доктор. – Тела людей несовершенны, и извержения их неприятны, особенно когда те больны. Рвоты сопутствуют и заболеваниям, и лечению.
Калландра с трудом сохраняла терпение. Вспыльчивой она не была, но оскорбления переносила с трудом.
– Я прекрасно знаю это, сэр Герберт, – заявила леди. – Но уже по той причине, что это телесные извержения, испарения их неприятны и не оказывают благодетельного воздействия. Разве это сложно – обязать сиделок прикрывать ведра?
Откуда-то из-за угла коридора послышался хриплый женский хохот. Врач скривился.
– А вы, сударыня, еще не пробовали самостоятельно заставить сиделок соблюдать какие-либо правила? – проговорил он с легкой усмешкой. – В прошлом году в «Таймс» напечатали о них – не ручаюсь за точность цитаты – примерно следующее: сиделкам читают лекции комитеты, за них молятся священники, их ругают казначей и кастелянши, отчитывают сестры-хозяйки, тиранят хирургические сестры, на них ворчат и ругаются пациенты. Если они старые – их оскорбляют, если средних лет – не уважают, а если они молоды – совращают. – Хирург приподнял редкие брови. – Что же удивляться тому, что они таковы? Какая женщина возьмется за подобного рода работу?
