Обследовав содержимое карманов шестерых подозреваемых, я также не обнаружил ничего подобного. Одна-единственная спичка могла бы помочь, хотя я сознавал, что ее едва ли использовали как средство освещения, ибо западня была подготовлена заранее. Убийца, очевидно, заманил свою жертву в «Дом Тьмы», задумав совершить преступление именно здесь. Несомненно, он посещал это место раньше и знал о полном отсутствии осветительных средств. Преступник вряд ли мог полагаться на спички — он наверняка предпочел бы фонарик. Но здесь отсутствовало абсолютно все — даже обгорелая спичка. Если источник света не находился при нем, быть может, убийца его выбросил? Но куда? Его не нашли ни в комнатах, ни в коридоре.
Эллери сделал паузу, чтобы зажечь сигарету.
— Поэтому, — продолжал он, пуская дым, — я пришел к выводу, что свет должен был исходить от самой жертвы.
— Нет! — воскликнул месье Дюваль. — Ни один человек не может быть настолько глуп, чтобы…
— Конечно, он не излучал свет намеренно, но мог делать это непроизвольно. Я внимательно осмотрел мертвого доктора Харди. На нем был темный костюм. У него отсутствовали часы, которые могли обладать светящимися стрелками. Не было также принадлежностей для курения — ни спичек, ни зажигалки, — очевидно, он был некурящим. Фонаря при нем тоже не имелось. Короче говоря, ничего светящегося, что могло бы объяснить, каким образом убийца видел, куда ему целиться. Значит, оставалась только одна возможность.
— Какая?
— Не будете ли вы так любезны, джентльмены, выключить ваши фонари?
На миг в комнате сохранялось бездействие, свидетельствующее о непонимании, затем свет начал гаснуть, пока комната не погрузилась в такой же непроницаемый мрак, какой царил в ней, когда Эллери впервые ступил сюда ногой.
— Стойте на месте, — резко предупредил Эллери. — Пусть никто не двигается.
Сначала слышалось только тяжелое дыхание неподвижных людей. Огонек сигареты Эллери тоже погас. Затем прозвучали слабый шорох и резкий щелчок. Перед изумленными зрителями появилась прямоугольная перламутровая капелька света, не больше костяшки домино, и стала двигаться по прямой линии, как почтовый голубь. От первой капельки отделилась вторая, коснулась чего-то, и тут же возникло третье пятнышко света.
— Демонстрация того, — послышался спокойный голос Эллери, — как природа снабжает всем необходимым своих сбившихся с пути детей. Разумеется, это фосфор — фосфор в виде краски. Если убийца, скажем, смог мазнуть им в толпе спину пиджака жертвы, прежде чем та вошла в «Дом Тьмы», то он обеспечил себя достаточным количеством света для задуманного преступления. Ему оставалось в абсолютной темноте найти фосфоресцирующую полоску и произвести в нее четыре выстрела, что несложно для хорошего стрелка. Пулевые отверстия уничтожили бы большую часть светящейся полоски, остальное смыла бы кровь, и убийца был бы в безопасности. Ловко придумано… Нет, этот номер не пройдет!
Третье пятнышко света внезапно рванулось вперед, исчезло, появилось снова и устремилось к двери с зеленой стрелкой. Послышались стук и грохот — звуки жестокой борьбы. Вспыхнувшие лучи фонарей сталкивались друг с другом как безумные. Они осветили участок пола, на котором лежал Эллери, сцепившись с молча отбивающимся человеком. Рядом с ними виднелся открытый чемоданчик с красками.
Капитан Зиглер подбежал к борющимся и ударил противника Эллери по голове полицейской дубинкой. Тот со стоном свалился без сознания. Это был художник Эдамс.
— Но как вы узнали, что он убийца? — осведомился Зиглер спустя несколько минут, когда было восстановлено некое подобие порядка. Эдамс лежал на полу в наручниках, остальные толпились вокруг — на их лицах были написаны испуг и облегчение.
— Благодаря одному любопытному факту, — тяжело дыша и отряхивая костюм, ответил Эллери. — Джуна, перестань меня ощупывать — со мной все в порядке… Вы сами сказали, капитан, что, когда обнаружили Эдамса бродящим в потемках, он жаловался, что хочет отсюда выбраться, но не может найти выход. Эдамс говорил, что следовал указаниям зеленых стрелок, но только сильнее запутался в лабиринте комнат. Как же подобное могло произойти? Любая зеленая стрелка вывела бы его прямо в коридор, ведущий к выходу. Очевидно, он руководствовался не зелеными стрелками. Коль скоро у него не могло быть причин лгать на этот счет, значит, Эдамс полагал, будто идет по зеленым стрелкам, но в действительности шел по красным и потому заблудился.
— Но каким образом…
— Самым простым — из-за неспособности различать цвета. Эдамс страдает распространенным типом дальтонизма, при котором человек путает красный цвет с зеленым. Как и многие подобные люди, он, несомненно, не знал о дефекте своего зрения и рассчитывал легко сбежать до того, как труп обнаружат, пользуясь зелеными стрелками, о которых говорил зазывала.
Но это не самое важное. Важно то, что Эдамс заявил, будто он художник. Однако художник просто не в состоянии работать красками, будучи дальтоником. Тот факт, что Эдамс попал в ловушку, перепутав цвета, доказывает, что он не знал о своем заболевании. Но я обследовал пейзажи в чемоданчике и нашел их вполне традиционными — без каких-либо цветовых отклонений. Тогда я понял, что пейзажи ему не принадлежат, и он только притворяется художником. Но если он притворялся, это делало его крайне подозрительным.
Сложив все факты воедино с окончательным выводом насчет источника света, я тут же нашел ответ. Фосфорная краска — и чемодан с красками… Эдамс вошел в «Дом Тьмы» прямо перед Харди, а остальное не составляло труда. Он чувствовал, что ничем не рискует, используя фосфор, так как если чемодан с красками начнут обследовать, то при свете, где фосфор утрачивает способность к свечению.
— Значит, мой муж… — сдавленным голосом начала миссис Кларк, глядя на убийцу, все еще лежащего в обмороке.
— Но мотив, друг мой! — запротестовал месье Дюваль, вытирая лоб. — Человек не убивает без всякой причины. Почему же…
— Мотив? — Эллери пожал плечами. — Вы уже знаете мотив, Дюваль. Фактически вы даже знаете… — Внезапно он наклонился над бородатым мужчиной, и его рука взметнулась вверх — с бородой. Миссис Кларк взвизгнула и отшатнулась. — Он даже изменил голос. Боюсь, капитан, что это и есть ваш исчезнувший мистер Кларк!
Приключение с кровоточащим портретом
Натчиток — это особое место, в котором всегда можно найти художников, поэтов и актеров этого мира, особенно когда амбары его заново выкрашены, а придорожные изгороди усыпаны вьющимися розами. Летом здешние холмы усеяны взрослыми детьми, которые рисуют пейзажи, стучат на пишущих машинках под деревьями и бормочут скверные стихи, обращаясь к балкам кулис. Эти колонисты предпочитают ром ржаному виски, а яблочное виски рому; большинство из них знамениты, очаровательны и необычайно болтливы.
Мистер Эллери Квин, посетивший Натчиток по приглашению Перл Энджерс попробовать ее ячменные лепешки и посмотреть ее в «Кандиде»,[30] едва успел сбросить пиджак и сесть на крыльцо с порцией яблочного виски, когда великая леди рассказала ему о том, как Марк Грэматон встретил свою Мими.
Когда Грэматон писал акварелью Ист-Ривер с одной из самых высоких точек Манхэттена, на крыше внизу появилась темноволосая молодая женщина, расстелила индейское одеяло, сбросила платье и легла загорать.
Ист-Ривер текла пятнадцатью этажами ниже. Через некоторое время Грэматон окликнул женщину:
— Эй, вы, там!
Мими испуганно села. Грэматон наклонился над парапетом, и она увидела его безобразную физиономию цвета спелой хурмы и растрепанную светлую шевелюру.
— Перевернитесь! — свирепо рявкнул Грэматон. — С этой стороной я уже закончил!
— Звучит забавно, — рассмеялся Эллери.
— Не в том дело, — отозвалась Перл Энджерс. — Когда Мими разглядела кисть у него в руке, она перевернулась. А когда Грэматон увидел ее загорелую спину, сверкающую на солнце, то развелся с женой — вполне разумной женщиной — и женился на этой девушке.
— Он к тому же импульсивен.
— Вы не знаете Марка! Он неудавшийся Боттичелли. Мими для него — воплощенная красота.
Похоже, ни у одного Коллатина не было более верной Лукреции.[31] По крайней мере четверо неудачливых Тарквиниев, принадлежащих к аристократии Натчитока, были способны подтвердить (если не публично, то наедине) добродетель Мими.
— Хотя они настоящие джентльмены, — продолжала актриса, — а Грэматон — грубый, здоровенный мужлан.
— Грэматон, — повторил Эллери. — Странная фамилия.
— Английская. Его отец был яхтсменом, имевшим в предках целую вереницу лордов, а мать до того была напичкана традициями, что рассматривала кончину королевы Анны, не оставившей потомства, как главное несчастье для всего королевства, так как на ней кончилось царствование династии Стюартов. Во всяком случае, так говорит Марк. — Перл Энджерс вздохнула.
