— Начнем?
Он сел на стул, стоявший рядом с креслом во главе стола, и оказался как раз напротив буфета, с Бандл. Третий стул, стоявший по другую сторону стола, ей не был виден, но американец, “Час четвертый”, перед тем как сесть, несколько раз промелькнул перед ее глазами.
У той стороны стола, что была ближе к Бандл, были видны только два стула из трех — чья-то рука повернула средний спинкой к столу. Потом один из вновь прибывших проскользнул мимо буфета и занял место напротив Мосгоровского, спиной к Бандл. Эта полуобнаженная спина очень заинтересовала Бандл, ибо принадлежала, по-видимому, необыкновенно красивой женщине. Именно эта дама и заговорила первой. У нее был музыкальный, чарующий голос, и говорила она с акцентом. Глядя на пустое кресло во главе стола, она спросила:
— Значит, мы и сегодня не увидим “Седьмого”? Скажите, дорогие мои, а вообще мы его когда-нибудь увидим?
— Черт знает что! — воскликнул американец. — Просто черт знает что! Лично я начинаю сомневаться в его существовании.
— И напрасно, друг мой, — вежливо сказал русский.
В комнате воцарилась напряженная тишина, — это Бандл ясно почувствовала.
Как завороженная она смотрела на мраморную спину, белизну которой подчеркивала черная родинка под правой лопаткой. О таких, наверно, и пишут в романах — “прекрасная искательница приключений”. Бандл была уверена, что у этой женщины красивое, типично славянское лицо, чуть загорелое, со страстными очами.
Голос русского, по-видимому главного в этой компании, вернул ее к реальности:
— Продолжим! Прежде всего об отсутствующем. “Час второй”! — Он сделал какой-то странный жест по направлению к пустому стулу, и все присутствующие повторили этот жест. — Я бы хотел, чтобы и “Второй” был сегодня с нами. Предстоит многое сделать, возникли непредвиденные трудности.
— У вас есть его отчет? — Это спросил американец.
— До настоящего времени.., нет, ничего нет. — Он помолчал. — Я ничего не понимаю.
— Вы думаете, что он.., подвел нас?
— Да.., вполне возможно.
— Другими словами, — тихо проговорил “Час пятый”, — возникла опасность.
Он произнес это слово осторожно, но твердо. Русский кивнул.
— Да, опасность. О нас стало слишком многое известно.., и об этом месте… Я лично знаю несколько человек, которые что-то подозревают. — И сухо добавил:
— Их надо заставить молчать.
Бандл почувствовала, как мурашки забегали у нее по спине. Если ее обнаружат, то тоже заставят замолчать? Но тут прозвучала фраза, которая заставила ее напрячь слух.
— В Чимнизе так ничего и не выяснилось? Мосгоровский покачал головой:
— Ничего.
“Час пятый” внезапно подался вперед:
— Я согласен с Анной. Где наш президент, где “Седьмой”? Где тот, кто создал нашу организацию? Почему мы ни разу его не видели?
— У этого часа свои методы, — ответил русский.
— Вы всегда так говорите, это не ответ.
— Скажу больше, — продолжал Мосгоровский. — Не завидую тому, будь то мужчина или женщина, кто пойдет против него.
Возникла неловкая пауза.
— Давайте продолжим, — спокойно сказал Мосгоровский. — “Час третий”, у вас есть план Вивернского Аббатства?
Бандл навострила уши. До сих пор “Час третий” еще ничего не говорил. У него оказался приятный низкий голос, и отвратительная дикция — в общем, типичный представитель английских тузов, которому дали хорошее образование.
— Вот он, сэр.
Он передал через стол какие-то бумаги, и все над ними склонились. Через минуту Мосгоровский снова поднял голову:
— А список гостей?
— Тоже здесь. Русский стал читать:
— Сэр Стэнли Дигби, мистер Теренс О'Рурк, сэр Освальд и леди Кут, мистер Бейтмен, графиня Анна Радски, миссис Макатта, мистер Джеймс Тесиджер. — Он помолчал, а потом резко спросил:
— Кто такой Джеймс Тесиджер?
Американец засмеялся:
— Он нам не опасен. Обыкновенный молодой шалопай.
Мосгоровский продолжил чтение:
— Герр Эберхард и мистер Эверсли — они завершают список.
“Вот как? — удивилась Бандл. — А где же очаровательная особа, леди Эйлин Брент?”
— Да, кажется, с гостями все в порядке. — Мосгоровский обвел взглядом присутствующих:
— Полагаю, все понимают ценность изобретения Эберхарда?
“Час третий” ответил с типично английской лаконичностью:
— Никто не понимает.
— С коммерческой точки зрения, оно стоит миллионы, — сказал Мосгоровский. — А в международном масштабе.., нам слишком хорошо известны аппетиты разных наций.
Бандл показалось, что говоривший неприятно ухмыльнулся.
Между тем бородач продолжал:
— Да, его изобретение — настоящая золотая жила. Ради которой не жаль, в случае необходимости, и кого-нибудь убрать, — заметил “Пятый” и цинично расхохотался.
— А это проверенные данные? — спросил американец. — Бывает, что эти чертовы изобретения оказываются сплошным надувательством.
— Такие люди, как сэр Освальд Кут, никогда не ошибаются, — ответил Мосгоровский.
— Как летчик, могу сказать, что это вполне реально, — добавил “Час пятый”. — Идея обсуждалась не один год, но понадобился гений Эберхарда, чтобы ее реализовать.
— Итак, прения закончены, — сказал Мосгоровский. — С нашими планами вы все ознакомились, по-моему, в целом они практически безупречны. Кстати, я слышал, что было найдено письмо Джералда Уэйда, в котором упоминается наша организация. Кто нашел его?
— Дочь лорда Кейтерэма, леди Эйлин Брент.
— Куда же смотрел Бауэр? — строго спросил Мосгоровский. — Непростительная оплошность! Кому было адресовано письмо?
— Кажется, его сестре, — сказал “Час третий”.
— Досадно, но тут уж ничего не поделаешь, — сказал Мосгоровский. — На завтра намечен опрос свидетелей по делу Роналда Деверукса. Надеюсь, тут сюрпризов не будет?
— Мы пустили слух, что во всем виноваты местные парни, которые развлекались стрельбой из ружей, — сказал американец.
— Тогда все должно быть в порядке. Заканчивая собрание, мы должны поблагодарить нашу дорогую соратницу — “Час первый” — и пожелать ей удачно сыграть свою роль.
— Ура! — закричал “Час пятый”. — Да здравствует Анна!
Все руки взметнулись вверх в знак приветствия.
— Да здравствует Анна!
“Час первый” не по-английски горячо всех поблагодарила, затем поднялась со своего места, за ней остальные. Перед глазами Бандл возник наконец “Третий” — он помогал Анне надевать пальто. Это был высокий молодой человек крепкого телосложения.
Все по очереди вышли через потайную дверь. Мосгоровский запер ее, потом немного погодя выключил свет, и Бандл услышала, как он вышел через другую дверь.
Только часа через два появился бледный, испуганный Альфред и выпустил Бандл. Ему пришлось поддержать ее, потому что она чуть ли не упала ему на руки.
— Ничего страшного. — Она попыталась улыбнуться. — Просто ноги затекли. Дайте-ка я присяду.
— О, Господи, миледи, как это было ужасно!
— Ерунда! Все прошло просто замечательно. Сейчас-то что дрожать, когда опасность миновала. Конечно, все могло кончиться гораздо хуже, но, слава Богу, обошлось.
— Слава Богу, как вы изволили выразиться, ваша милость. Я весь вечер был сам не свой. Вы ведь видели, какая странная компания.
— Чертовски странная, — согласилась Бандл, энергично растирая руки и ноги. — До сегодняшнего дня я думала, что такие компании бывают только в детективных романах. Что ж, Альфред, век живи — век учись.
Домой Бандл добралась только около шести утра, тем не менее в половине десятого она уже звонила Джимми Тесиджеру. Ее удивило, как быстро он взял трубку, но он объяснил, что собирается на допрос.
— И я тоже, — сказала Бандл. — Мне нужно многое вам рассказать.
— Тогда я заеду за вами, и мы поговорим по дороге. Идет?
— Согласна, но имейте в виду, потом вам придется отвезти меня в Чимниз. Там меня будет ждать начальник полиции.
— С какой стати?
— Просто у него доброе сердце, — ответила Бандл.
— У меня тоже доброе сердце.
— О, но вы.., шалопай. Так сегодня ночью вас назвал один человек — я сама слышала.
— Кто?
— Один еврей из России. Хотя нет, не он. Это был… Но тут Джимми с негодованием ее перебил:
— Может, я и шалопай. Скорее всего, так оно и есть. Но с какой стати меня так обзывает какой-то еврей из России? Бандл, что вы делали прошлой ночью?
— Вот об этом-то я и собираюсь поговорить с вами. А пока до свидания, — поддразнила его Бандл.
Джимми недоумевал. Он был весьма высокого мнения о ее способностях, хотя не питал к ней даже что-то отдаленно похожее на чувство.
“Она что-то замышляет, — решил он, торопливо допивая кофе. — Честное слово, она что-то замышляет”.
