Жорж Сименон - Танцовщица “Веселой Мельницы”

Шабо пришел не вовремя. Сейчас им было не до любезностей.

— То есть… простите… Я хотел от всего сердца поблагодарить…

— Ваш сын дома?

— Он вернулся час тому назад… Он сказал мне…

— Что он вам сказал?

Это было нелепо и в то же время вызывало жалость.

Месье Шабо не знал, как себя держать. Ему хотелось быть любезным, но резкие вопросы сбивали его с толку, и в конце концов он забыл приготовленную речь.

Жалкую, трогательную речь, не удавшуюся по вине слушателей.

— Он сказал мне… То есть я хотел поблагодарить вас за доброту, с которой вы… В сущности, он неплохой парень… Но дурное общество и некоторая слабость характера… Он поклялся… Его мать в постели, и у ее изголовья… Обещаю вам, месье комиссар, что отныне он не… Он невиновен, это ведь правда?..

Счетовод задыхался. Но он изо всех сил старался казаться спокойным и достойным.

— Это мой единственный сын, и я хотел бы… Может быть, я был слишком слабым…

— Да, слишком, слишком слабым!

Месье Шабо совсем растерялся. Мегрэ отвернулся, потому что почувствовал, что этот сорокалетний узкоплечий человек с завитыми при помощи щипцом усами сейчас заплачет.

— Обещаю вам в будущем…

И не зная, что еще сказать, он пробормотал:

— Как вы думаете, написать мне следователю, поблагодарить его?

— Конечно! Конечно! — проворчал месье Дельвинь, подталкивая его к двери. — Это превосходная мысль!

И он поднял мягкую шляпу, которая упала на пол, сунул в руку ее владельца, медленно, спиной направлявшегося к выходу.

— Дельфос-отец и не подумает нас поблагодарить! — проговорил комиссар Дельвинь, когда дверь за Шабо закрылась. — Он, правда, каждую неделю обедает у губернатора и на «ты» с королевским прокурором… Да что там!..

В этих словах были усталость и отвращение, так же как и в движении руки, которым он собрал в кучу все бумаги, разбросанные на письменном столе.

— Что будем делать?

В этот час Адель, должно быть, еще спала в своей неубранной комнате, где царили запахи алькова и кухни.

В «Веселой мельнице» Виктор и Жозеф лениво переходили от столика к столику, вытирали мрамор, чистили зеркала белой испанской пастой…

— Месье комиссар… здесь редактор «Льежской газеты», которому вы обещали…

— Пусть подождет!

Мегрэ, нахмурившись, снова уселся в углу.

— Неоспоримо одно, — вдруг заявил месье Дельвинь, — это что Графопулос мертв!

— А ведь это идея! — отозвался Мегрэ.

Дельвинь посмотрел на него, думая, что он иронизирует.

Но Мегрэ продолжал:

— Да! Это все же лучшее, что нам остается сделать.

Сколько здесь сейчас инспекторов?

— Двое или трое. Почему вы спрашиваете?

— Этот кабинет запирается на ключ?

— Разумеется!

— Я думаю, вы больше доверяете своим инспекторам, чем тюремным надзирателям?

Месье Дельвинь все еще не понимал.

— Ну, так вот!.. Дайте мне ваш револьвер… Не бойтесь… Я сейчас выстрелю… Немного позже вы выйдете и объявите, что широкоплечий мужчина покончил с собой, а это равносильно признанию, и, значит, следствие закончено…

— Так вы хотите?..

— Осторожно… я стреляю… Главное, постарайтесь, чтобы потом меня здесь не беспокоили… В случае надобности можно выйти через это окно?..

— Что вы хотите сделать?

— У меня возникла идея… Поняли?..

И Мегрэ сел в кресло спиной к двери и выстрелил в воздух. Он даже не вынул трубки изо рта. Но это было не важно, так как из соседних кабинетов прибежали люди, а месье Дельвинь вышел к ним и неуверенно пробормотал:

— Ничего страшного… Убийца покончил с собой…

Он признался…

И месье Дельвинь вышел, заперев дверь своего кабинета на ключ, в то время как Мегрэ поглаживал голову с самым довольным видом.

— Адель… Женаро… Виктор… Дельфос и Шабо… — повторял он, словно молитву.

В общем зале репортер «Льежской газеты» что-то записывал.

— Вы говорите, он во всем признался?.. И нельзя было установить его личность?.. Прекрасно!.. Могу я позвонить от вас по телефону?.. «Ла Бурс» выходит через час…

— Подумайте! — крикнул входя торжествующий инспектор. — Трубки получены!.. Когда вы придете выбрать для себя?..

Но комиссар Дельвинь без энтузиазма подергивал усы.

— Сейчас…

— Знаете, они еще дешевле, чем я думал, — на два франка.

— В самом деле?

И он выдал свои настоящие заботы, проворчав сквозь зубы:

— Далась ему эта мафия!

— Вы уверены в своих людях?

— Во всяком случае, никто не заподозрит, что они из полиции, по той простой причине, что они и в самом деле там не служат. К бару «Веселой мельницы» я прикрепил своего зятя, который живет в Спа и приехал на два дня в Льеж. За Аделью следит один служащий налогового управления. Остальные хорошо спрятаны или замаскированы.

Ночь была свежей, и из-за мелкого дождя на асфальте образовалась слякоть. Мегрэ до ворота застегнул свое тяжелое черное пальто, закутал половину лица в кашне.

Он не выходил из темноты узкой улочки, откуда можно было видеть светящуюся вывеску «Веселой мельницы».

Комиссару Дельвиню, о смерти которого газетам объявлять не пришлось, не нужно было столько предосторожностей. Он был даже без пальто и, когда пошел дождь, проворчал что-то неразборчивое.

Персонал начал приходить в половине девятого, когда двери кабаре еще были закрыты. Один за другим подходили Виктор, который пришел первым, задолго до начала работы, затем Жозеф, за ним хозяин. Он сам зажег неоновую вывеску в тот момент, когда музыканты появились со стороны улицы Пон д'Авруа.

Ровно в девять часов послышались неясные звуки Джаза, и маленький швейцар занял свое место у двери, вынимая из кармана мелкие монеты и пересчитывая их.

Несколько минут спустя в зал вошел зять Дельвиня, а вскоре вслед за ним — служащий налогового управления.

Комиссар так резюмировал стратегическую обстановку:

— Кроме этих двоих и двух полицейских, стоящих в переулке и наблюдающих за черным ходом, стоит сейчас еще один человек у двери в квартиру Адели на улице Режанс и еще двое — у дверей домов Дельфоса и Шабо. И, конечно, следят за комнатой, которую занимал Графопулос в отеле «Модерн».

Мегрэ ничего не сказал. Они осуществляли его идею.

Газеты объявили о том, что убийца грека покончил с собой, и давали понять, что следствие закончено и дело не представляет собой особого интереса.

— Теперь мы или покончим с этим делом сегодня ночью, — сказал Мегрэ своему коллеге, — или оно будет тянуться месяцами.

И он ходил, медленный и тяжелый, взад и вперед, делая короткие затяжки, сгорбив спину и отвечая только ворчанием на попытки своего коллеги завязать разговор.

Месье Дельвиню, не такому флегматичному, как он, хотелось говорить хотя бы для того, чтобы скоротать время.

— Что, по-вашему, может произойти?

Но тот только бросал на него рассеянные взгляды, которые, казалось, спрашивали: «Неужели вам обязательно нужно болтать?»

Около десяти пришла Адель; за ней следовал силуэт человека из сыскной полиции. Он прошел мимо своего начальника, бросив ему на ходу:

— Ничего…

И Мегрэ продолжал прогуливаться поблизости. Вдали виднелась улица Пон д'Авруа, ярко освещенная, с трамваями, проходившими почти каждые три минуты, и, несмотря на дождь, с медленно движущейся толпой.

Здесь было место обычной прогулки льежцев. На этой главной артерии всегда толпился народ: семьи, барышни под руку друг с другом, компании молодых людей, рассматривавших проходивших женщин, несколько франтов, двигавшихся медленными шагами и державшихся так гордо, будто они были одеты в золото.

В узеньких поперечных переулках светились вывески более или менее сомнительных кабаре, подобных «Веселой мельнице». Прижимаясь к стенам, крались какие-то тени. Иногда с освещенной улицы туда сворачивала женщина и, проникнув в темноту, останавливалась, поджидая шедшего за ней мужчину.

Короткое совещание, несколько шагов до отеля, обозначенного матовым стеклянным шаром…

— Вы в самом деле надеетесь?

Мегрэ только пожал плечами. Выражение лица его было до того безмятежным, что оно могло показаться даже глупым.

— Во всяком случае, я не думаю, чтобы Шабо пришла фантазия выйти из дома сегодня вечером, в особенности если его мать в постели!

Комиссар Дельвинь не принимал этого упрямого молчания. Он посмотрел на свою новую трубку, которая еще не была обкурена.

— Да, не забудьте напомнить мне завтра, чтобы я дал вам такую трубку. Таким образом, у вас будет сувенир из Льежа.

В «Веселую мельницу» входили два клиента.

— Это портной с улицы Ор-Шато и владелец заправочной станции, — объявил месье Дельвинь, — оба завсегдатаи. Гуляки, как здесь говорят…

В этот момент кто-то выходил, и, чтобы узнать его, нужно было смотреть очень внимательно. Это был Виктор, сменивший свою рабочую одежду на костюм и пальто. Он шел быстро. За ним сразу стал следить один из инспекторов.