– Выйти?
Вулф поднял голову и посмотрел на меня.
– Выйти и спуститься с крыльца?
– Ну, да, только на тротуар, вам не надо подходить к обочине. Он как раз тут.
Вулф закрыл глаза.
– Я не знаю, Арчи. Я не знаю, почему ты так упорно втравливаешь меня в эту безумную вылазку. Выкинь эту мысль полностью. Это невозможно, ты говоришь, что он в самом деле дал тебе никель?
– Да, поэтому вы должны пойти туда, чтобы действовать необычно с алкоголиком-таксистом, хотя он и окончил Гарвард.
– Мы это сделаем. Пока пойди и посмотри, привели ли миссис Чапин в порядок?
Я пошел. Доктор Волмер закончил с пациенткой и привел ее в кабинет. Он наложил ей такую тугую повязку, что она держала шею прямо, хотела она этого или нет. Он проинструктировал ее, как вести себя дальше, а Фриц привел помещение в порядок. Я подождал, пока доктор закончит, затем отвел его на кухню.
Вулф открыл глаза и посмотрел на него.
Волмер сказал:
– Совершенно новый метод нападения, мистер Вулф. Совершенно оригинальный: резаные раны, нанесенные сзади. Он ранил ее в затылок и шею, я срезал часть ее волос.
– Он?
Доктор кивнул.
– Она объяснила, что ее поранил муж, за которым она три года замужем.
Если она выполнит все то, что я ей велел, то через три дня она будет совершенно здорова. Я наложил четырнадцать швов. Ее муж какой-то замечательный, необычный человек, впрочем, и она весьма примечательная особа спартанского типа. Она даже не сжала рук, пока я сшивал ее раны, ее пальцы были расслаблены.
– Благодарю вас, доктор.
Волмер вышел. Вулф встал, по привычке потянул книзу край жилета в бесплодной попытке прикрыть полоску канареечно-желтой рубашки, обтягивающей его внушительное брюхо, и отправился в кабинет. Я задержался, чтобы попросить Фрица почистить мех, насколько это будет возможно.
Когда я присоединился к ним, Вулф уже снова сидел в своем кресле, а она – напротив.
Говорил Вулф:
– Я рад, что все оказалось не слишком серьезным, миссис Чапин. Доктор вас предупредил, чтобы вы несколько дней были осторожны и не дергались. Кстати, вы расплатились с ним?
– Да. Пять долларов.
– Хорошо. Мистер Гудвин сказал мне, что вас дожидается такси. Скажите шоферу, чтобы он ехал медленно, тряска всегда противна, а в вашем состоянии – опасна. У нас нет оснований задерживать вас дольше.
Ее глаза снова были прикованы к его лицу. То, что она была обмыта и забинтована, не прибавило ей привлекательности. Она с шумом втянула воздух через нос и так же выпустила его обратно.
Окончив, она сказала:
– Разве вы не хотите, чтобы я вам про все это рассказала? Про все, что он натворил.
Голова Вулфа двинулась налево и направо.
– В этом нет необходимости, миссис Чапин. Вам следует отправиться домой и отдохнуть. Я берусь известить полицию о случившемся, я понимаю деликатность вашего положения, после всего, ваш собственный муж, за которым вы замужем уже три года…
– Я не хочу никакой полиции.
Глаза этой женщины вполне могли вас пробуравить.
– Вы думаете, что я хочу ареста моего мужа? При его положении и известности… чтобы все газеты… вы думаете, я хочу этого? Я вот почему приехала к вам… рассказать вам об этом.
Вулф погрозил ей пальцем.
– Понимаете, вы приехали не туда, куда следовало. К собственному несчастью, вы обратились к единственному человеку в Нью-Йорке и даже во всем мире, который сразу же понял, что произошло в вашем доме сегодня утром. Но я человек, который терпеть не может, чтобы его обманывали. Так что будем считать, что мы квиты. Поезжайте домой.
Конечно, как это случалось и раньше, я что-то упустил и плыл за ним, пытаясь ухватить смысл происходящего. С минуту я думал, что она встанет и уйдет. Она начала это делать. Потом повернулась, посмотрела на него и сказала:
– Я образованная женщина, мистер Вулф. Я находилась в услужении и не стыжусь этого, но я получила образование. Вы пытались говорить так, чтобы я вас не поняла, но я поняла.
– Хорошо, следовательно, нет нужды…
Внезапно она яростно огрызнулась:
– Толстый глупец!
Вулф покачал головой.
– Что толстый – это и так видно, хотя я бы предпочел быть названным Гаргантюа. Ну, а глупец – разве что в широком смысле, как характеристика человеческого рода. С вашей стороны было невеликодушно, миссис Чапин, напоминать мне о моей дородности, поскольку я говорил о вашей бессмысленной выходке только в общих чертах и не демонстрировал ее. Теперь я это сделаю.
Он указал пальцем на нож, все еще лежащий на бумаге на столе.
– Арчи, будьте добры, вычистите это домашнее оружие.
Я не был уверен, не берет ли он ее на «пушку». Я взял нож и стоял, глядя то на нее, то на него.
– Смыть доказательство?
– Да, пожалуйста.
Я взял нож в ванную комнату, пустил на лезвие сильную струю воды, потер его намыленной губкой и вытер насухо. Через открытую дверь я не слышал никакого разговора. Я вернулся в контору.
– Теперь, – проинструктировал меня Вулф, – крепко держите ручку в правой руке. Подойдите к столу, чтобы миссис Чапин могла вас лучше видеть, повернитесь спиной. Так. Поднимите вашу руку и проведите ножом по шее, действуйте осторожно, поверните его острием вверх, не следует заходить с демонстрацией слишком далеко. Вы заметили длину и расположение порезов у миссис Чапин? Повторите их на себе… Да, да, очень хорошо. Немного выше, еще один. Другой пониже. Черт вас возьми, будьте осторожны. Достаточно… Вы видите, миссис Чапин? Он сделал это очень толково, как вы думаете? Я не оскорблю вашей рассудительности, намекнув на ваше ожидание того, что мы не сможем предположить, что вы нанесли эти порезы собственной рукой в выбранном вами месте? Хотя похоже, что место вы выбрали из чисто деловой предосторожности, зная, что рядом соседствует яремная вена…
Он остановился, потому что ему не с кем было говорить, кроме меня.
Когда я повернулся, окончив мою демонстрацию, она поднималась со стула, держа голову прямо и сжав губы. Без единого слова, без единого взгляда в его сторону ее маленьких серых глаз она поднялась и вышла, а он, не обращая внимания, продолжал свою речь до тех пор, пока она не открыла дверь кабинета и не прошла через нее. Я заметил, что она оставила свой нож, но подумал, что он будет хорош в нашей «случайной» коллекции.
После всего я вдруг устремился в прихожую.
– Эй, мадам, ваш мех! Подождите минуту!
Я выхватил мех у Фрица, встретил ее у двери и закутал ее в мех…
Питни Скотт вышел из машины и подошел, чтобы помочь ей спуститься с крыльца, а я вернулся назад.
Вулф просматривал письмо от «Хосна и К°». Закончив, он сунул его под пресс-папье – кусок окаменелого дерева, однажды использованный как орудие, которым проломили череп человеку – и сказал:
– То, что способна придумать женщина, – вне всякого разумения. Когда-то в Венгрии я знал одну особу, у мужа которой бывали частые головные боли. Она обычно облегчала ему боли холодными компрессами. Однажды ей пришло в голову добавить в воду, в которой она смачивала салфетку для компресса, большое количество йода, проникающего в организм через поры кожи, и который она сама добывала из трав. Результаты ее удовлетворили. Человек, на котором она экспериментировала, был я сам. Женщина…
Мне стадо ясно, что он просто пытается отвлечь меня от докучающих ему разговоров о деле. Поэтому и прервал его:
– Да, я знаю. А женщина была ведьмой, которую вы схватили, когда она ехала верхом на завитке поросячьего хвоста… Но, несмотря на все это, для меня пришло время немножко внести ясность в дело, которым мы занимаемся. Вы можете подтолкнуть меня, объяснив длинными словами, как вы узнали, что Дора Чапин изрезала себя сама.
– Никакого «толчка» не будет. Просто я тебе напомню, что уже прочел все книги Поля Чапина. В двух из них выведена Дора Чапин, вернее ее характер. Он сам, конечно, фигурирует во всех книгах. Женщина, которая осталась для него недосягаемой, так как она вышла замуж за доктора Бартона, кажется, есть в четырех из пяти. Я не смог узнать ее только в последней книге.
В дверях появился Фриц и сказал, что обед подан.
Иногда я считаю чудом, что мы с Вулфом вообще способны ладить. Различие между нами особенно ярко проявлялось за столом. Он был гурман, я – едоком.
Он дегустировал, а я – глотал. Не то чтобы я не мог отличить хорошее от плохого. После семи лет образования по кулинарному искусству Фрица я мог обычно сказать, что является блюдом отличным, а что – непревзойденным. Но оставался факт. Вулфа больше всего привлекала пища, находящаяся во рту и дающая ему вкусовые наслаждения, а для меня самым важным было то, что пища прошла в мой желудок. Чтобы не было недоразумения, я должен добавить: Вулф никогда не обсуждает, что делать с пищей, когда он кончает дегустировать, – он ее уничтожает. Мне приходилось видеть, как при возникновении аппетита он полностью уничтожал десятифунтового гуся за время от восьми до полуночи, а я сидел в углу, ел сандвичи с ветчиной, запивая их молоком, и надеялся, что он подавится.
