Куинн умолк. Он стоял, расставив ноги и в упор смотря на Элизабет. Его обвиняющий взгляд словно причинял ей физическую боль.
Элизабет не плакала. Она молча смотрела на него и казалась уменьшившейся в размерах.
– Я говорила ему, что он никогда не должен это рассказывать, – сказала она наконец.
– Энсел никудышный лгун, особенно если на него нажмешь. Он предпочитает избегать конфликтов. Я бы принял его историю за чистую монету, но завтра начинается суд, и на перекрестном допросе от него живого места не оставят. Поэтому сегодня утром я решил сам устроить ему перекрестный допрос, чтобы посмотреть, как он его выдержит. – Последовала напряженная пауза. – Таким образом мне удалось все выяснить, – с горечью произнес Куинн и отвернулся.
– Я очень сожалею, – спокойно сказала Элизабет. Глаза у нее были сухими.
– Вам есть о чем сожалеть, – буркнул Куинн.
– Вы были в той комнате? – спросил я у Элизабет Эндикотт.
– Нет, – быстро ответила она, но без особой уверенности.
– Это не отрицание, а черт знает что, – сказал Куинн. – Вам придется давать показания в суде. Вложите побольше чувства.
– Нет! – повторила Элизабет.
– Это уже лучше, – одобрил Куинн.
– Ваше алиби, – сказал я, – зависит от человека по фамилии Уолден, который в девять вечера закрывал свою заправочную станцию.
– Это хорошее алиби, – промолвила она.
– Окружной прокурор откопал владельца ранчо по имени Томас Виктор, который проезжал мимо станции без семи минут девять. Он хотел заправить машину, но станция была закрыта.
Элизабет облизнула губы кончиком языка.
– Очевидно, у Виктора отставали часы.
– Господи, Лэм! – воскликнул Барни. – С этим алиби все должно быть в порядке. Уолден давал показания на дознании, и никто в них не усомнился. Очевидно, Виктор в самом деле ошибся.
Я не сводил глаз с Элизабет Эндикотт.
– Она морочит нам голову, – сказал я Куинну.
Он повернулся к ней.
– Бетти, завтра мы отправляемся в зал суда. Вы не можете позволить себе лгать нам. Мы ваши друзья. Наша задача – спасти все, что вам дорого. Обманывая нас, вы перерезаете себе горло. Скажите нам правду.
– Я говорю ее вам, – ответила она.
Куинн обернулся ко мне.
– Что ты об этом думаешь, Дональд?
– Я думаю, что она лжет.
– Дональд, ты не можешь… – начала Берта Кул.
– Черта с два не могу, – прервал я. – Взгляни на параграф 258 «Кодекса утверждения завещания», Барни. Прочти его ей.
– Какой параграф? – переспросил Барни.
– 258-й.
Элизабет Эндикотт посмотрела на меня.
– Вы адвокат? – осведомилась она.
– Мог бы им быть, – ответила Берта Кул. – Он получил юридическое образование. Дональд – смышленый сукин сын. Если вы лжете, дорогуша, то вам лучше чистосердечно признаться в этом.
Куинн вертел страницы «Кодекса».
– Нашел? – спросил я.
– Да.
– Прочитай вслух.
Куинн прочитал параграф:
– «Никакое лицо, осужденное за преднамеренное или непреднамеренное убийство покойного, не может иметь права на наследование какой-либо части его состояния, и та часть, которую означенное лицо унаследовало бы в иных обстоятельствах, распределяется между другими наследниками».
Куинн посмотрел на миссис Эндикотт, потом на меня. Лицо его было бледным.
– Боже мой! – воскликнул он.
– Выкладывайте, – сказал я Элизабет Эндикотт.
Ее глаза встретились с моими.
– Вы работаете на меня, – сказала она. – Вы не имеете права говорить, что я лгу.
– Я работаю на вас и поэтому хочу вас спасти, пока еще не поздно.
– Я не была в доме во время выстрела, – заявила миссис Эндикотт.
– А где же вы были?
– На дороге в Сан-Диего.
– Попробуем еще раз, – сказал я.
– Я действительно была на дороге в Сан-Диего, но не могу это доказать. Уолден с заправочной станции ошибся. Он думал, что закрылся в девять. Но в тот день он не завел часы, и они остановились около семи. Уолден включил радио, чтобы проверить время. Программа закончилась в семь пятнадцать, а он думал, что в семь тридцать, и поставил часы на пятнадцать минут вперед. Уолден понял это уже после того, как давал показания на дознании. Он был абсолютно уверен, что его часы идут правильно. На дознании Уолден заявил, что поставил часы по радио менее чем за два часа до закрытия. Все сочли само собой разумеющимся, что он поставил их по сигналу точного времени, но в действительности он руководствовался передачей и ошибся на пятнадцать минут.
– Значит, Уолден это понял? – спросил я.
– Да, после дознания. Брюс Уолден обратился ко мне, а я сказала, что это не имеет значения, так как я действительно была на пути в Сан-Диего. Он мне поверил и больше никому об этом не говорил.
– Где сейчас Брюс Уолден?
– Тогда он работал на заправочной станции, а сейчас обслуживает бензином весь округ.
Куинн посмотрел на меня.
– Они заполучили этого Виктора, – сказал я. – Он уверяет, что когда подъехал к станции без семи девять, она уже была закрыта.
– Если они начнут в этом копаться, – предупредила Элизабет Эндикотт, – миссис Уолден заявит, что ее муж ошибся. Он вернулся домой в пять минут десятого и не мог бы этого сделать, если бы действительно закрыл станцию в девять. Она сочла, что он закрылся раньше. После дознания миссис Уолден поняла, что к чему, и спросила мужа, как он поставил свои часы. Он рассказал ей, как это произошло. Она первая указала ему, что он ошибся во времени на четверть часа.
Куинн посмотрел на меня и развел руками.
– Чтоб меня поджарили, как устрицу! – пробормотала Берта Кул.
– Ладно, – сказал я Куинну. – Прежде всего нам нужно найти этот револьвер, пока его не нашел окружной прокурор. Не забывайте, что прокурор в затруднительном положении. Он обвиняет Джона Энсела в убийстве первой степени и не хочет отступать и прекращать дело. Даже если он сможет доказать, что Уолден закрыл станцию на пятнадцать минут раньше, это не означает, что Элизабет Эндикотт виновна в убийстве своего мужа. Вот что беспокоит его сейчас. Мы должны найти револьвер, если он все еще там.
– Пойми, – возразил Барни Куинн, – что в суде Энсел расскажет всю правду. Он не умеет лгать, а теперь, когда я знаю его историю, я не могу подстрекать его ко лжи. Он сообщит об оружии.
– Значит, он не должен давать свидетельских показаний, – заявил я.
– Если мы не выпустим его свидетелем, мы проиграем, – сказал Барни.
– Нет, – покачал головой я. – Мы позволим прокурору нам подыграть.
– Каким образом?
– Подсунем ему свидетеля.
– Какого?
– Хелен Мэннинг.
– Кто это?
– Уволенная секретарша, которая пришла к Элизабет Эндикотт и рассказала ей, каким подлецом был ее муж. Женщина, первой сообщившая Элизабет, что Карл намеренно послал Джона на смерть, и побудившая ее подумать об убийстве мужа.
Элизабет Эндикотт сидела неподвижно; ее лицо походило на маску.
– Чего вы добиваетесь? – спросила она. – Хотите отправить меня в газовую камеру?
– Мы добиваемся, чтобы окружной прокурор застрял, перебираясь через изгородь из колючей проволоки, – ответил я, – одна нога с одной стороны, другая – с другой.
– С этим парнем у тебя ничего не выйдет, – предупредил Куинн. – Он слишком проницателен.
– Хорошо, – сказал я. – Как ты предлагаешь с ним поступить?
Куинну было нечего ответить.
Я повернулся к Элизабет Эндикотт.
– Искать револьвер будет нелегко. Мы не можем делать это днем, чтобы кто-нибудь предупредил полицию, и не можем пользоваться фонариками. Земля Купера Хейла рядом с вашим поместьем, поэтому нам придется действовать после полуночи. Мы выйдем из вашего дома через боковую дверь, а потом поползем на четвереньках и будем обыскивать на ощупь каждый дюйм этой живой изгороди.
– Ну и что мы сделаем, если найдем револьвер? – спросил Барни Куинн.
– Оставим его при себе, – ответил я.
– Это вещественное доказательство, – заметил Куинн. – Утаивать его – преступление, а для адвоката – непрофессиональное поведение. Меня за это могут дисквалифицировать.
Я усмехнулся.
– Тебя там не будет, Барни. Не забудь спросить у меня завтра, нашли ли мы револьвер. Пошли, Берта. Увидимся на вашем ранчо часа через два, миссис Эндикотт. Оставьте для нас открытой заднюю дверь. Можете освежить нас кофе и проверить, чист ли горизонт.
Ночь была темной. С океана полз туман, и воздух был очень влажным.
Берта Кул и я ползли на четвереньках по траве вдоль живой изгороди, вгрызаясь пальцами в каждый дюйм почвы.
– Почему ты велел Бетти Эндикотт оставаться в доме? – спросила Берта.
– Во-первых, потому, что мы не можем ей доверять, – ответил я. – А во-вторых, она подаст нам сигнал, если кто-нибудь появится.
– Я испортила платье, пару нейлоновых чулок и сломала два ногтя, – пожаловалась Берта.
– Это пустяки, – отозвался я. – Ты можешь испортить свою профессиональную карьеру.
– Зачем, черт возьми, мы это делаем?
– Обслуживаем нашего клиента.
