Ознакомительная версия.
«Как объяснил хозяин трактира «Башня», так именуют чрезвычайно мрачные звуки, которые иногда испускает по ночам кошка одной старой женщины, матушки Ажену, как ее здесь называют.
Матушка Ажену, нечто вроде святой, живет в глубине леса, в хижине, неподалеку от грота Святой Женевьевы.
Желтая комната, Божья благодать, матушка Ажену, дьявол, Святая Женевьева, дядюшка Жак — вот уж действительно запутанная история, которую завтра сможет объяснить один единственный удар кирки о стену.
Будем надеяться, по крайней мере во имя человеческого разума, как говорит судебный следователь. Однако пока что мадемуазель Станжерсон может не пережить ночи. Она не перестает бредить и внятно произносит только одно слово: «Убийца!»
Наконец, в последнем выпуске эта же газета сообщила, что начальник сыскной полиции телеграфировал знаменитому инспектору Фредерику Ларсану, посланному в Лондон по делу о похищении ценных бумаг, и предложил ему немедленно вернуться в Париж.
II. ГЛАВА, в которой впервые появляется Жозеф Рультабиль
Что ж, пожалуй пришло время представить вам моего друга. Я знал Жозефа Рультабиля, когда он был еще никому не известным журналистом. Сам я только начинал выступать в адвокатуре и частенько встречал его в коридорах суда, когда он добивался пропуска в тюрьму Маза или Сен-Лазар.
У него было славное открытое лицо и голова, круглая как пушечное ядро, вероятно, по этой причине товарищи по газете и дали ему прозвище Рультабиль, которому впоследствии суждено было стать знаменитым.
Только и слышалось: «Рультабиль, Рультабиль», «Ты уже видел Рультабиля?», «А вот и Рультабиль!»
Он краснел, как помидор. Иногда был веселым, чаще серьезным. Каким образом, будучи всего шестнадцати с половиной лет от роду, он уже зарабатывал на жизнь в такой солидной газете? Вот что интересовало всех, кто знакомился с Рультабилем, не зная о его дебюте.
Именно он принес редактору газеты «Эпок» левую ступню, которой не хватало в корзине, где были найдены останки расчлененной на улице Океркамиф женщины. Еще одно забытое дело.
Полиция тщетно искала эту ступню в течение недели, а молодой человек нашел ее в сточной трубе, куда никто и не удосужился заглянуть. Для этого ему пришлось устроиться чернорабочим, которых набирал для очистки труб Парижский муниципалитет ввиду повреждений, причиненных разливом Сены.
Когда редактор газеты получил драгоценную ступню и понял, в результате каких размышлений и выводов Рультабиль ее нашел, он был восхищен этим шестнадцатилетним ребенком и радостно предвкушал, как газета выставит в своей витрине ужасов «левую ступню с улицы Оберкамиф».
Затем главный редактор спросил Рультабиля, сколько он хотел бы зарабатывать в качестве репортера.
— Двести франков в месяц, — скромно ответил молодой человек, чрезвычайно удивленный этим предложением.
— Вы получите двести пятьдесят, — ответил редактор, — но заявите всем, что уже месяц работаете у нас. Пусть все знают, что это не вы нашли злополучную ступню, а «Эпок». Здесь, мой друг, отдельный человек ничто, а газета все. Как ваше имя?
— Жозеф Жозефэн, — ответил молодой человек.
— Это не имя, — сказал редактор, — впрочем, подписываться вам все равно не придется.
Вскоре безбородый репортер приобрел много друзей. Он был добродушен, услужлив и всегда в хорошем настроении, что восхищало ворчунов и обезоруживало завистников. В Кафе адвокатов, где собирались и репортеры, прежде чем отправиться в суд или в префектуру на поиски очередной сенсации, он завоевал репутацию смышленого малого, который может пройти всюду, даже к начальнику сыскной полиции. Когда дело этого стоило, расследование поручали Рультабилю, и ему часто случалось брать верх над самыми заслуженными инспекторами полиции.
Мы познакомились в Кафе адвокатов. Адвокаты, криминалисты и журналисты всегда были друзьями: одним нужна реклама, а другим — сведения. Мы разговорились, и я почувствовал глубокую симпатию к этому храбрецу. Он был чрезвычайно одарен, и я ни у кого не встречал такого оригинального склада ума, как у него.
Незадолго до описываемых событий мне предложили давать судебную хронику в одной вечерней газете, что только усилило нашу дружбу. Рультабиль начал вести юридический отдел в «Эпок», и я часто снабжал его сведениями по юриспруденции, которых ему по молодости явно недоставало.
Прошло около двух лет, и чем больше я его узнавал, тем сильнее любил, обнаружив под оживленной внешностью несвойственную юному возрасту серьезность. Однажды, когда я спросил его о родителях, он встал и ушел, сделав вид, что не расслышал вопроса.
В это-то время и разразилось знаменитое дело Желтой комнаты, которое сделало его не только первым из репортеров, но и лучшим сыщиком в мире.
Никогда не забуду, как утром 26 октября 1892 года Рультабиль появился в моей квартире. Я еще лежал в постели.
— Ну что, Сэнклер, читали? — закричал он мне прямо с порога.
— Преступление в Гландье?
— Да, Желтая комната! Что вы об этом думаете?
— Черт подери, я думаю, что преступление совершено дьяволом или Божьей благодатью.
— Будьте же серьезней!
— Что же, тогда я скажу, что не слишком-то верю в убийц, проникающих сквозь стены. Дядюшка Жак напрасно оставил после себя орудие преступления. Так как он живет над комнатой мадемуазель Станжерсон, то архитектурные исследования судебного следователя, вероятно, дадут ключ к разгадке. Мы узнаем, через какой люк или другую секретную дверь этот «добряк» мог проскользнуть, чтобы мгновенно вернуться в лабораторию к ничего не заметившему профессору. Ну что вам сказать? Это гипотеза.
Рультабиль сел в кресло, закурил трубку, с которой никогда не расставался, и несколько мгновений молча курил, чтобы подавить овладевшую им лихорадку.
Затем с иронией, которую я, право же, затрудняюсь передать, он произнес:
— Молодой человек! Вы адвокат, и я не сомневаюсь в вашем таланте оправдывать виновных, но если вы когда-нибудь станете судьей… О! С какой, легкостью вы станете осуждать невиновных. Никто не найдет никакого люка, и тайна Желтой комнаты будет еще более необъяснимой, вот почему я этим и заинтересовался. Судебный следователь прав в одном — никто и никогда не встречался с более странным делом.
— И как же, по-вашему, скрылся преступник? — спросил я.
— Не знаю, — ответил Рультабиль, — пока не знаю, но идея по поводу револьвера уже есть. Преступник не пользовался револьвером.
— Кто же им пользовался?
— Мадемуазель Станжерсон.
— Не понимаю, — сказал я, — ничего не понимаю.
Рультабиль пожал плечами.
— Вас ничто не поразило в статье «Матэн»?
— Пожалуй, нет. Просто все это очень странно.
— А дверь, закрытая на ключ?
— Что же, это единственная реальная вещь во всей истории.
— Пожалуй. А задвижка?
— Задвижка?
— Задвижка, запертая изнутри! Странные предосторожности предпринимает мадемуазель Станжерсон в собственном доме. Значит, кого-то опасалась и, не желая никого волновать, приняла свои меры предосторожности. Даже взяла у дядюшки Жака револьвер, не сказав ему об этом. Особенно она не хотела пугать отца. И то, чего мадемуазель Станжерсон опасалась, — произошло. Она защищалась и боролась и даже весьма ловко использовала револьвер, ранив убийцу в руку. Этим объясняется кровавый отпечаток большой ладони на стене и на двери — следы человека, который ощупью ищет выход. Но она выстрелила недостаточно быстро и получила ужасный удар в правый висок.
— Разве мадемуазель Станжерсон ранена в висок не из револьвера?
— В газете об этом ни слова. Мне же кажется более логичным, что пистолетом воспользовалась именно она.
Ну, а чем орудовал преступник? Удар в висок показывает, что мадемуазель Станжерсон намеревались убить после неудачной попытки задушить ее. Вероятно, нападавший знал, что на чердаке ночует дядюшка Жак, и поэтому решил воспользоваться холодным оружием — дубинкой или, может быть, молотком…
— Все это, однако, не объясняет, — ответил я, — каким образом он вышел из Желтой комнаты.
— Бесспорно, — подтвердил Рультабиль, вставая, — и так как это необходимо выяснить — я еду в замок Гландье, и вместе с вами вдобавок.
— Со мной?
— Да, дорогой друг. Именно с вами. Я нуждаюсь в вас. «Эпок» поручил мне это дело, и его необходимо как можно скорее распутать.
— Но чем я-то могу быть вам полезен?
— Робер Дарзак находится в замке Гландье.
— Это верно. Горе его должно быть безгранично.
— Мне надо с ним поговорить. — Рультабиль произнес эти слова удивившим меня тоном.
— Вы полагаете найти с этой стороны что-нибудь интересное? — спросил я.
Но мой друг не желал далее объясняться. Он вышел в гостиную, попросив меня одеться да поскорее.
Ознакомительная версия.
