Ознакомительная версия.
— Вы уверены в этом?
— Абсолютно уверен, — продолжал судебный следователь. — Доктор еще сказал, пока я осматривал рану: «Как жаль, что мадемуазель Станжерсон носит такую прическу. Волосы, спущенные на лоб, хоть немного смягчили бы этот ужасный удар в висок». Меня удивляет, что вы придаете этому такое значение.
Рультабиль нахмурился, о чем-то задумавшись.
— И рана на виске серьезна? — скова спросил он.
— Ужасна.
— А каким орудием она нанесена?
— Это секрет следствия.
— Вы нашли это орудие?
Судебный следователь не ответил.
— А рана на шее?
На этот раз господин Марке снизошел до ответа:
— По мнению врача, сожми убийца горло хоть каплю сильнее, и мадемуазель Станжерсон была бы задушена.
Рультабиль выудил из кармана номер «Матэн» и огорченно хлопнул по нему рукой.
— И все-таки отсюда ничего невозможно понять, — сказал он, — какие там, например, окна и двери?
— Их пять, — ответил господин Марке, смущенно кашлянув два или три раза, так как он был просто не в состоянии противиться желанию поговорить о всех этих прекрасных и таинственных загадках, которые он расследовал. — Дверь вестибюля, единственная входная дверь павильона, всегда закрыта на английский замок, ключи от которого хранятся у профессора Станжерсона и дядюшки Жака. Мадемуазель Станжерсон ключ не нужен, так как дядюшка Жак ночует в павильоне, а днем она не покидает отца. Когда они ворвались в Желтую комнату, дверь вестибюля оставалась закрытой, и оба ключа находились, как всегда, у мужчин. В павильоне четыре окна: одно в Желтой комнате, два в лаборатории и четвертое в вестибюле. Окна Желтой комнаты и лаборатории выходят в поле, окно вестибюля — в парк.
— Именно через это окно преступник и покинул павильон! — воскликнул Рультабиль.
— Откуда вы это знаете? — господин Марке устремил на моего друга подозрительный взгляд.
— Как он бежал из Желтой комнаты, мы еще узнаем, — ответил Рультабиль, — но из павильона он должен был выбраться именно через это окно.
— Еще раз, откуда вы это знаете?
— Ах, боже мой, но ведь это же так просто. Поскольку он не мог бежать из павильона через двери, значит, он вылез через окно. А для этого необходимо окно без решетки. На окнах Желтой комнаты и лаборатории такие решетки есть. Они же выходят в поле! Но, поскольку убийца все-таки бежал, значит, он нашел окно без решетки. И это было окно вестибюля.
— Да, — сказал господин Марке, — но вы не предусмотрели того, что окно вестибюля, единственное без решетки, имеет солидные железные ставни, и эти ставни оставались закрытыми изнутри на железную задвижку. Между тем мы имеем доказательства, что убийца действительно бежал из павильона через это окно! Следы крови на стене, на ставнях и следы на земле, похожие на те, что я измерил в Желтой комнате, свидетельствуют, что убийца бежал именно здесь. Он как бы прошел сквозь ставни! Но все это уже не столь важно. Следы, оставленные преступником, когда он бежал из павильона, — это хотя бы что-то конкретное. Как он вышел из Желтой комнаты, хотел бы я знать, и как пошел через лабораторию, чтобы попасть в вестибюль. Прекрасное дело, господин Рультабиль, просто прекрасное, и я надеюсь, что ключ к этой загадке не удастся подобрать еще достаточно долгое время.
— Надеетесь, господин судебный следователь?
— То есть, я полагаю, — поправился господин Марке.
— Окно было закрыто изнутри после бегства преступника? — спросил Рультабиль.
— Конечно. Это мне кажется естественным, хотя и непонятным, ведь для этого требуется сообщник или сообщники, а их нет.
Помолчав, он добавил:
— Ах, если бы мадемуазель Станжерсон чувствовала себя сегодня получше, и ее можно было допросить…
Рультабиль, продолжая думать о чем-то своем, спросил:
— А чердак? На чердаке должно быть какое-то отверстие.
— Да, действительно, я и забыл о нем, с чердаком выходов шесть. Это маленькое слуховое окно, и, так как оно обращено в поле, господин Станжерсон также снабдил его решеткой. У этого окошечка, как и на первом этаже дома, решетки не повреждены, а ставни, которые, естественно, открываются внутрь, оставались закрытыми. В общем, на бегство преступника через окно чердака ничто не указывает.
— Но если не нашли следов убийцы на чердаке, — сказал Рультабиль, — вроде тех, которые были обнаружены на полу Желтой комнаты, то следовало прийти к заключению, что он не крал револьвер дядюшки Жака.
— На чердаке имеются только следы самого дядюшки Жака, — следователь многозначительно покачал головой, — но он был вместе с профессором Станжерсоном, и это счастье для старика.
— Но при чем тут револьвер? Мне кажется, что им скорее был ранен преступник, а не мадемуазель Станжерсон.
Не ответив на этот вопрос, который без сомнения смущал и его самого, господин Марке сообщил нам, что он нашел в Желтой комнате следы двух пуль: один в стене, на которой остался красный отпечаток мужской руки, другой в потолке.
— В потолке, — повторил Рультабиль, — очень странно… в потолке!
Он закурил, и его окутало облако дыма. Когда мы прибыли в Эпиней-сюр-Орж, я вынужден был потрясти его за плечо, чтобы вывести из задумчивого состояния.
На перроне судебный следователь и его секретарь сухо откланялись, дав тем самым понять, что с них вполне достаточно общения с нами. Затем они сели в ожидавший их экипаж и уехали.
— Сколько времени потребуется, чтобы дойти отсюда до Гландье пешком? — спросил Рультабиль какого-то железнодорожного служащего.
— Полтора часа, час сорок пять, если не торопиться, — ответил тот.
Рультабиль посмотрел на небо и, решив, что дождя не будет, взял меня под руку.
— Пойдемте, — сказал он, — нужно прогуляться.
— Ну что, — спросил я, — дело проясняется?
— О нет, ничего не проясняется. Все гораздо более запутано, чем я предполагал. Правда, у меня появилась одна идея.
— Скажите, какая?
— Пока я ничего не могу сказать. Моя идея — это вопрос жизни и смерти, по крайней мере, для двух человек.
— Вы верите в сообщников?
— Нет, не верю.
Минуту мы помолчали, затем он продолжал:
— Просто счастье, что мы встретили этого судебного следователя. Что я вам говорил о револьвере!
Рультабиль шел, опустив голову, засунув руки в карманы, и что-то насвистывал.
— Бедная женщина, — пробормотал он через минуту.
— Это вы о мадемуазель Станжерсон?
— Да, эта благородная женщина достойна сожаления, у нее сильный характер, и я представляю себе…
— Вы разве знакомы с мадемуазель Станжерсон?
— Нет, я видел ее только один раз.
— Откуда вы знаете, что у нее сильный характер?
— Потому что она сумела противостоять убийце. Потому что она мужественно сопротивлялась, и в особенности потому, что в потолке обнаружили след пули.
Я взглянул на Рультабиля, чтобы убедиться, что он не смеется надо мной и не сошел с ума. Но молодой человек никогда, кажется, не был так серьезен, а взгляд этих умных округлых глаз успокоил меня по части состояния его разума. Кроме того, я уже привык к его отрывистой речи, казавшейся бессвязной лишь до тех пор, пока несколькими быстрыми и четкими фразами он не объяснял ход своих мыслей. Тогда все становилось ясным. Слова, которые раньше казались бессмысленными, так легко связывались и обретали логику, что можно было только удивляться, как я не понимал их раньше.
Замок Гландье — один из самых старых в Иль-де-Франс — провинции, сохранившей еще немало сооружений времен феодализма. Воздвигнутый среди лесов при Филиппе Красивом, он расположен в нескольких сотнях метров от дороги, ведущей из деревни Сен-Женевьев де Буа в Монтлери.
Замок представляет собой скопление отдельных строений, над которыми господствует главная башня. Когда посетитель поднимается по ее шатким ступеням и выходит на плоскую крышу, он видит за лесами и полями возвышающуюся на расстоянии трех километров гордую башню Монтлери. Обе башни смотрят друг на друга в течение многих столетий и, кажется, рассказывают друг другу старинные легенды французской истории.
Говорят, что башня замка Гландье возвышается над останками героической и святой покровительницы Парижа, перед которой отступил сам Атилла, и Святая Женевьева спит крепким сном неподалеку от старого замка.
Летом влюбленные приходят посидеть у могилы этой святой и обменяться здесь клятвами. Говорят, что недалеко от могилы находится колодец с чудотворной водой; благодарные женщины воздвигли рядом с ним статую Святой Женевьевы и кладут у ее ног колпачки или маленькие туфельки детей, спасенных святой водой из колодца.
В этой-то местности, так тесно связанной с прошлым, и поселились профессор Станжерсон и его дочь. Им сразу понравился уединенный замок, расположенный в глубине лесов, где свидетелями их трудов и надежд были только замшелые камни и высокие дубы.
Ознакомительная версия.
